Крим
був останнім бастіоном білогвардійського руху проти Радянської влади та
більшовизму. В ніч на 7 листопада 1920 р. війська Південного фронту Червоної
Армії під командуванням Михайла Фрунзе почали штурм Перекопських укріплень,
одночасно форсувавши Сиваш. Південний фронт мав тоді у своєму складі 4-у, 6-у,
13-у, а також 1-у й 2-у Кінні армії, разом вони налічували близько 158 тис.
багнетів, 40 тис. шабель, 3059 кулеметів, 550 гармат. Участь у цьому наступі
взяла також Революційна Повстанська армія України імені Нестора Махна (бл. 6000
багнетів і шабель, 250 кулеметів). Російська армія налічувала бл. 41 тис.
багнетів і шабель, понад 1600 кулеметів, понад 200 гармат, мала підтримку
французької військової ескадри.
 |
| Микола Самокиш. Перехід Червоної армії через Сиваш (1935). Сімферопольський художній музей. |
11
листопада Перекоп був взятий червоними. В той же день Фрунзе звернувся по радіо
до Врангеля із пропозицією припринити безглуздний спротив, обіцяючи амністію
для всіх, хто складе зброю. Ленін був цим дуже здивований й телеграфував в штаб
фронту: якщо противник прийме ці умови, слід реально забезпечити взяття флоту,
якщо ні - більше не повторювати. Врангель наказав тримати цю телеграму в
таємниці від бійців армії, а біля радіостанції залишив чергувати лише офіцерів.
Пропозиції
про капітуляцію більше не повторювали. 13 листопада Червона Армія взяла
Симферополь, 15 листопада - Севастополь, 14 листопада - Феодосію, 16 листопада
- Керч, 17 листопада - Ялту. Залишки білої Російської армії разом із біженцями
на переповнених кораблях залишили Крим. Всього було евакуйовано 145 693 особи
(не рахуючи судових команд).
В
Криму на зміну білому терору прийшов червоний терор. Колишні тимчасові союзники
- більшовики й махновці - знову стали ворогами.
Маштабні
бойові дії в Україні було завершено. Хоч бої червоних із повстанськими загонами
в Україні та Росії тривали ще більше року, але противникам більшовизму більше
не вдавалося захопити такі великі території. Для більшості населення почався
період мирного життя.
 |
| Федір Кричевський. Переможці Врангеля (1934-1935). Національний художній музей України. |
P.S.
*Російські
білогвардійці принципово користувалися старим дореволюційним російським
правописом та юліанським календарем. Отже 17 листопада 1920 р. для них було 4
листопада.
P.P.S.
Сам
Врангель пише про перейменування Добровольчої армії:
"28-го апреля я отдал приказ о
наименовании впредь армии "Русской". Соответственно с этим, корпуса
должны были именоваться армейские по номерам, казачьи по соответственному
войску. Название "Добровольческая" переносилось с Добровольческой
армии и на политику ее руководителей. Оно перестало быть достоянием
определенных воинских частей, оно стало нарицательным для всего, возглавляемого
генералом Деникиным, движения. "Добровольческая политика",
"добровольческая печать", "добровольческие власти" стали
ходячими формулами. Славное в прошлом, связанное с первыми шагами героической
борьбы генералов Алексеева и Корнилова, "добровольчество", название
столь дорогое для всех участников этой борьбы, потеряло со временем свое
прежнее обаяние. Несостоятельная политика генерала Деникина и его ближайших
помощников, недостойное поведение засоривших армию преступных элементов,
пагубная борьба между главным "добровольческим" командованием и
казачеством, все это уронило в глазах населения и самой армии звание
"добровольца". Из двух сражавшихся в России армий, конечно, право
называться Русской принадлежало той, в рядах которой сражались все те, кто
среди развала и смуты остались верными родному национальному знамени, кто отдал
все за счастье и честь Родины. Не могла же почитаться Русской та армия, вожди
которой заменили трехцветное русское знамя красным и слово Россия — словом
интернационал."
http://militera.lib.ru/memo/russian/vrangel1/07.html
Про різницю між Червоною Армією та Російською
Армією Врангель писав також у відозві до офіцерів, що служили в Червоній Армії (травень
1920 р.):
"Офицеры Красной Армии!
Я, генерал Врангель, стал во главе остатков
Русской армии — не красной, а русской, еще недавно могучей и страшной врагам, в
рядах которой служили когда-то и многие из вас.
Русское офицерство искони верой и правдой служило
Родине и беззаветно умирало за ее счастье. Оно жило одной дружной семьей. Три
года тому назад, забыв долг. Русская армия открыла фронт врагу и обезумевший
народ стал жечь и грабить Родную землю.
Ныне разоренная, опозоренная и окровавленная
братской кровью лежит перед нами Мать — Россия..."
 |
---------------------
М. В. Фрунзе.
Памяти Перекопа и Чонгара
Сейчас, когда пишутся эти строки, — 3 ноября.
В этот день, два года тому назад, завершился отходом врангелевских войск за крымские перешейки первый акт кровавой трагедии, известной под именем борьбы с южнорусской контрреволюцией. Невольно мысль переносится к этим незабвенным дням, становящимся уже историческим прошлым, и в сознании одна за другой всплывают картины этого, одного из наиболее драматических периодов истории нашей борьбы.
Армии Южного фронта, выполнив с успехом поставленную им первоначальную задачу — разгрома живых сил противника к северу от перешейков, к вечеру 3 ноября стали вплотную у берегов Сиваша, начиная от Геническа и кончая районом Хорды.
Началась кипучая, лихорадочная работа по подготовке форсирования Чонгарского и Перекопского перешейков и овладения Крымом.
Так как вследствие стремительного продвижения наших армий вперед и неналаженности новых линий связи управление войсками из места расположения штаба фронта (г. Харьков) было невозможно, я с полевым штабом и членами РВС тт. Владимировым и Смилгой выехал 3 ноября на фронт. Местом расположения полевого штаба мной был намечен Мелитополь, куда мы и поставили задачей добраться в кратчайший срок{4}.
Задача эта была не из легких. Дело в том, что белые, отступая, сожгли и взорвали все железнодорожные мосты{5}, и восстановить их, несмотря на все применявшиеся старания и героические усилия ремонтных отрядов, так [24] скоро было нельзя. В результате уже перед Александровском пришлось бросить поезд и двигаться дальше на автомобилях. Но и этот способ передвижения оказался ненадежен, так что в районе Васильевки (к югу от Александровска) вследствие отсутствия переправы через р. Янчокрак пришлось машины оставить и двигаться дальше по способу пешего хождения.
Еще в Александровске мной было приказано подать из Мелитополя паровоз с вагоном, и в ожидании его мы расположились на ближайшей от реки станции.
Ждать пришлось немало, так как весь железнодорожный путь до Мелитополя был в разрушенном состоянии, затем нехватало топлива и топить приходилось, чем попало. Но наконец так долгожданный паровоз явился, и вся наша компания расположилась в вагоне, взятом из только-что отбитого от белых бронепоезда.
К Мелитополю подвигаемся очень медленно. Всюду по дороге — следы разрушений, огромные массы брошенного белыми военного имущества: снаряды, пушки, лафеты, сломанные повозки и пр. Поздней ночью с грехом пополам добираемся до Мелитополя.
Отдав необходимые организационные распоряжения по налаживанию связи с армиями и дождавшись наших автомобилей, мы трогаемся) дальше с целью лично ориентироваться в обстановке на местах и объехать штабы всех армий.
До ст. Большой Утлюг доехали по железной дороге, а отсюда двинулись на машинах, ибо дальнейшему продвижению поездов мешал взорванный на р. Большой Утлюг железнодорожный мост.
У самой станции находились огромные пакгаузы, в значительной части заполненные хлебом, пшеницей я ячменем. За мостом и перед ним — груды обломков вагонов, паровозов и всякого военного имущества и снаряжения. Здесь, как оказалось, белыми было взорвано и сожжено несколько составов с боевыми припасами, вывезти которые они не успели вследствие стремительного продвижения вперед нашей конницы (III кав. корпуса т. Каширина).
Маршрут был намечен следующий: ст. Юрицыно, ст. Юзкуя (местопребывания штаба III кав. корпуса), Геническ и ст. Рыково (полевой штаб 4-й армии).
Дорога все время идет по ровной, лишь местами пересекаемой неглубокими балками местности ярко выраженного степного характера. Населенные места сравнительно редки. Сама дорога была в превосходном для езды состоянии. Уже несколько дней как стояла ясная довольно морозная погода, и о распутице, которой я так опасался при начале нашего путешествия, не было и помину.
Все проселочные дороги, шедшие в направлении с севера на юг, полны следов только-что разыгравшихся кровавых событий. Прежде всего бросалось в глаза огромное количество павших лошадей. Вся степь и особенно вблизи дороги буквально была покрыта конскими трупами. Я, помню, несколько раз принимался считать, сколько трупов проедем мы в течение 2–3 минут, и всякий раз получал цифры, начинавшиеся десятками. При виде этих кладбищ ближайших друзей нашего пахаря как-то особенно больно становилось на душе, и перед сознанием вставал вопрос: каково-то будет впоследствие и как будем справляться мы с фактом такой колоссальной убыли конского состава. [25]
Участок железной дороги от ст. Большой Утлюг и вплоть до ст. Рыково представлял собою картину хаотического разрушения. Почти на всем протяжении он был забит остатками многочисленных железнодорожных составов, выброшенным белыми с севера, но не успевшими проскочить в Крым. Большинство из них было уничтожено огнем и взрывами, но большое количество и уцелело. Многие составы продолжали гореть, и оттуда то и дело раздавались глухие снарядные взрывы и треск взрывающихся патронов. Все пространство на протяжении 15–20 саж. от пути было усеяно гильзами от патронов и снарядов разных калибров.
К вечеру 8 ноября приезжаем на ст. Рыково.
Станция сплошь забита вагонами. Станционные постройки сильно пострадали: это место было свидетелем целого ряда боевых схваток. Полевой штаб армии с командармом 4-й т. Лазаревичем и членом РВС т. Анучиным помещался в комнатке одной из сравнительно уцелевших станционных построек.
В штабе шла кипучая работа. Надо было прежде всего обеспечить размещение частей и их снабжение. Задача же эта при сравнительно слабой населенности района, отсутствии или крайнем недостатке фуража, полном отсутствии топлива, отсутствии местами (весь Чонгарский полуостров и целый ряд районов, прилегающих к Сивашу) даже питьевой воды — была необычайно тяжелой. К этому надо добавить установившуюся необычайно холодную погоду — морозы доходили до — 10°, тогда как огромное большинство войск не имело теплого обмундирования, вынужденное в то же время сплошь и рядом располагаться под открытым небом.
Такова была внешняя, материальная обстановка, в условиях которой шла с напряженной энергией работа по подготовке последнего, решительного наступления.
Наряду с этим штабу приходилось спешно проводить реорганизацию частей. Некоторые дивизии, крайне ослабленные предыдущими боями, имели почти одни тылы. В то же время другие, наспех перекинутые на фронт с разных сторон, не имели достаточной материальной части и положенных обслуживающих аппаратов. Ввиду этого согласно отданным мною указаниям спешно производилось слияние некоторых частей. Вообще говоря, с военной точки зрения такая мера, особенно в разгаре боевых операций, является нецелесообразной, ибо не дает времени вновь сливающимся элементам освоиться друг с другом и слиться в единое, органическое целое. Но при создавшейся обстановке и особенно при обилии скопившихся на ограниченной территории войсковых частей, штабов и учреждений эта мера являлась вполне целесообразной.
И наконец шла самая энергичная работа по подготовке штурма Чонгарского перешейка.
Для этой целя все время по ночам производились поиски наших разведывательных отрядов на тот берег, причем отряды переправлялись через Сиваш или на лодках или на наскоро сколоченных плотах; со всех сторон побережья и главным образом из Геническа свозились перевозочные средства (лес, лрдки и пр.), совершенно отсутствовавшие в намеченных для удара, районах; [26] устанавливались береговые батареи для прикрытия штурма, приводились в оборонительное состояние позиции и пр.
Чтобы оценить всю грандиозность производившейся работы, надо, как я уже отметил, помнить во-первых, что никаких технических средств у войск под рукой не было, и во-вторых, что работу эту производили люди в условиях страшной стужи, полураздетые и разутые, лишенные возможности хотя бы где-нибудь обогреться и не получавшие даже горячей пищи и питья. Дело в том, что налицо были лишь боевые части, что же касается войсковых тылов, технических средств и пр., то все это оставалось далеко в тылу ввиду полной невозможности поспеть за полками при том темпе нашего наступления, который имел место, и при абсолютном отсутствии перевозочных средств. Только небывалый подъем настроения и величайший героизм всего состава армий фронта позволяли не только совершать невозможное, но и делать то, что почти не было слышно жадоб на вопиющие условия боевой работы. Каждый красноармеец, командир и политработник держались лишь крепко засевшей в сознании всех мыслью: во что бы то ни стало ворваться в Крым, ибо там конец всем лишениям.
В этот период времени (1–5 ноября) фронтовое командование уделяло очень большое внимание левому флангу нашего боевого расположения, занимавшемуся войсками 4-й армии (от Геническа до района Воскресенска, что примерно на середине общего протяжения Сиваша).
Это вытекало из общего плана намечавшейся операции.
Как известно, Крым соединяется с материковой частью 3 пунктами: 1) Перекопским перешейком, имеющим около 8 км ширины, 2) Сальковским и Чонгарским мостами (первый железнодорожный), представляющими собой ниточки мостовых сооружений, возведенных частью на дамбе, до 8 м шириной и протяжением до 5 км, и 3) так называемой Арабатской стрелкой, идущей от Геническа и имеющей протяжение до 120 км при ширине от 1/2 км до 3 км.
Перекопский и Чонгарский перешейки и соединяющий их южный берег Сиваша представляли собой одну общую сеть заблаговременно возведенных укрепленных позиций, усиленных естественными и искусственными препятствиями и заграждениями. Начатые постройкой еще в период Добровольческой армии Деникина, позиции эти были с особенным вниманием и заботой усовершенствованы Врангелем. В сооружении их принимали участие как русские, так по данным нашей разведки и французские военные инженеры, использовавшие при постройках весь опыт империалистической войны. Бетонированные орудийные заграждения в несколько рядов, фланкирующие постройки и окопы, расположенные в тесной огневой связи, все это в одной общей системе создало укрепленную полосу, недоступную казалось бы для атаки открытой силой.
Наиболее сильно укреплены были участки Перекопский и Чонгарский, особенно первый, имевшие по несколько укрепленных линий, богато вооруженных тяжелой и легкой артиллерией и пулеметами.
На Перекопском перешейке наши части 6-й армии еще до 30 октября, развивая достигнутый в боях к северу от перешейков успех, овладели с налета двумя укрепленными линиями обороны и г. Перекопом, но дальше продвинуться не смогли и задержались перед третьей, наиболее сильно укрепленной линией так называемого Турецкого вала (земляной вал высотой в несколько [27] сажен, сооруженный еще во времена турецкого владычества и замыкавший перешеек в самом узком его месте).
Между прочим в тылу этой позиции на расстоянии 15–20 км к югу была возведена еще одна полоса укреплений, известная под именем Юшунских позиций.
На Чонгаре мы, овладев всеми укреплениями Чонгарского полуострова, стояли вплотную у взорванного Сальковского железнодорожного моста и сожженного Чонгарского.
Таким образом при определении направления главного удара надо было выбирать между Чонгаром и Перекопом. Так как Перекоп в силу большой ширины открывал более широкие (возможности в смысле развертывания войск и вообще представлял больше удобств для маневрирования, то естественно наш решающий удар был нацелен сюда.
Для выполнения его были предназначены дивизии 6-й армии, бывшей под командой т. Корка. В непосредственном тылу 6-й армии и отчасти 4-й были сосредоточены конные массы 1-й и 2-й Конных армий.
Но так как с другой стороны здесь перед нами были очень сильные фортификационные сооружения противника, а также естественно здесь должны были сосредоточиться его лучшие части, то внимание фронтового командования было обращено на изыскание путей преодоления линии сопротивления противника ударом со стороны нашего левого фланга.
В этих видах мной намечался обход по Арабатской стрелке Чонгарских позиций с переправой на полуостров в устье р. Салгира, что километрах в 30 к югу от Геническа.
Этот маневр в сторону в 1732 г. был проделан фельдмаршалом Ласси. Армии Ласси, обманув крымского хана, стоявшего с главными своими силами у Перекопа, двинулись по Арабатской стрелке и, переправившись на полуостров в устье Салгира, вышли в тыл войскам хана и быстро овладели Крымом.
Наша предварительная разведка в направлении к югу от Геническа показала, что здесь противник имел лишь слабое охранение из конных частей.
Оставалось обеспечить операцию со стороны Азовского моря, где действовала флотилия мелких судов противника, иногда подходившая к Геническу и обстреливавшая там наше расположение. Эта задача была возложена мной на Азовскую флотилию, стоявшую в Таганроге.
Командующему флотилией было приказано итти на Геническ. Приказ должен быть выполнен не позднее 8 ноября. К сожалению наш флот не явился. Как оказалось, он не мог пробиться через льды, сковавшие благодаря наступившим морозам Таганрогскую бухту. Напротив того, неприятельская флотилия продолжала навещать район Геническа и тем мешала всяким операциям в этом направлении.
Лично обрекогносцировав все побережье и убедившись, что на скорое прибытие нашего флота надежды нет, время же не терпело, я с величайшим сожалением отказался от намерения использовать для удара Арабатскую стрелку. Если бы наш флот смог прибыть своевременно, то нет ни малейших сомнений в том, что из Крыма армия Врангеля не ушла бы. Как бы то ни было, но отныне приходилось возлагать все надежды на прямую атаку в лоб Перекопских и Чонгарских позиций. [28]
В связи с изложенным решающим направлением отныне являлось исключительно перекопское, и туда направилось наше главное внимание.
5 ноября на ст. Рыково мною отдается директива, согласно которой на войска 6-й армии (51-ю, 52-ю, 15-ю и Латышскую дивизии) возлагалась задача не позднее 8 ноября, переправившись на участке Владимировка — Строгановка — мыс Кугаран{6} через Сиваш, ударить во фланг и тыл Перекопских позиций, одновременно атакуя с фронта Турецкий вал. Для обеспечения операций и немедленного развития успеха в подчинение командарма 6-й т. Корка, была передана 2-я Конная армия в составе 3 кавалерийских дивизий, 1 бригады и группы повстанческих войск Махно, насчитывавшей около 21000 бойцов при большом количестве пулеметов. 6 ноября я с тт. Владимировым и Смилгой выехали лично в район расположения частей 6-й армии. Попутно мы объехали штабы 1-й и 2-й Конных армий, где непосредственно подробно договорились с командованием этих армий — тт. Буденым и Ворошиловым в 1-й Конной и тт. Мироновым, Полуяном и Горбуновым во 2-й — относительно плана и способа проведения в жизнь намеченной операции.
7 и 8 ноября мы провели в расположении частей 6-й армии. 8-го около 4 час. дня, захватив с собою командующего 6-й армией т. Корка, мы приехали в штаб 51-й дивизии, на которую была возложена задача штурма в лоб Перекопского вала. Штаб стоял в с. Чаплинке. Настроение в штабе и у начдива т. Блюхера было приподнятое и в то же время несколько нервное. Всеми сознавалась абсолютная необходимость попытки штурма и в то же время давался ясный отчет в том, что такая попытка будет стоить немалых жертв. В связи с этим у командования дивизии чувствовалось некоторое колебание в отношении выполнимости приказа о ночном штурме в предстоящую ночь. В присутствия командарма мною было непосредственно в самой категорической форме приказано начдиву штурм произвести.
Надо признать, что действительно на войска дивизии возлагалась задача неимоверной трудности. Нужно было без сколько-нибудь значительной артиллерийской подготовки, на самом узком пространстве и по абсолютно ровной, лишенной всяких следов местности атаковать сильно укрепленную позицию.
Отдав все необходимые указания и оставив т. Корка в Чаплинке, мы двинулись дальше по направлению к Перекопу. Были уже сумерки. Когда мы приблизились к берегу Перекопского залива, поднялся туман, закрывший на расстоянии нескольких шагов все предметы. На юге и юго-востоке непрерывно раздавался грохот орудийной пальбы. Подвигались мы довольно медленно; с каждым шагом вперед пушечная канонада становилась все слышнее и слышнее. Скоро впереди и вправо от нас мы стали различать огневые вспышки орудийных залпов.
Линия неприятельского расположения обнаруживалась непрерывными снопами лучей прожекторов, старавшихся пронизать мрак и раскрыть движение наших частей. На огонь противника отвечали сильным огнем и наши батареи, расположенные перед Перекопской позицией.
Приезжаем в линию расположения резервных полков 51-й дивизии. В них идет подготовка к последнему, решающему акту. Настроение у красноармейцев [29] спокойное и лишь несколько приподнятое. Полки ждут приказа двигаться на подкрепление своим товарищам, занимающим передовые, исходные для атаки позиции. Холодно. Огни разводить запрещено, даже курить приказано, тщательно укрываясь. Озябшие красноармейцы прыгают на месте, стараясь хоть сколько-нибудь согреться. Едем дальше, наталкиваемся на новые части, это подходящие к полю боя полки армейского резерва — Латышской дивизии.
Огонь со стороны противника усиливается, отдельные снаряды попадают в район дороги, идущей по северному берегу Сиваша, по которой едем мы. Впереди и несколько влево от нас вспыхивает сильный пожар. Это неприятельские снаряды зажгли скирды соломы у какого-то хуторка возле с. Перво-Константиновка.
Ближайшей своей целью мы ставим добраться до ст. Владимировка, где стоит штаб 52-й дивизии. Приезжаем наконец в штаб дивизии. Начдива 52-й т. Германовича в штабе нет. Он со своими полками уже переправился через Сиваш и ведет бой в районе д. Караджанай, что к юго-востоку от Перекопского вала. Части дивизии переправились еще ночью с 7-го на 8-е и энергично проведенной атакой на рассвете овладели укреплениями так называемого Литовского полуострова. Развивая свое наступление дальше во фланг и тыл Перекопским позициям противника, дивизия после первых успехов натолкнулась в районе Караджаная на упорное сопротивление противника, бросившего в контратаку одну из лучших своих дивизий — Дроздовскую, подкрепленную отрядом бронемашин. По отрывочным сведениям, поступившим в штадив, можно было сделать тот вывод, что части дивизии несколько отброшены назад и обороняются по линии, составляющей южную границу Литовского полуострова. Бой идет непрерывно с предыдущей ночи. Бойцы все это время не ели; имеются жалобы на полное отсутствие питьевой воды. Все обозы находятся на северном берегу, и о налаживании хоть сколько-нибудь сносного снабжения в условиях боя не может быть и речи.
Очень выгодным для нас обстоятельством, чрезвычайно облегчившим задачу форсирования Сиваша, было сильное понижение уровня воды в западной части Сиваша. Благодаря ветрам, дувшим с запада, вся масса воды была угнана на восток, и в результате в ряде мест образовались броды, правда очень топкие и вязкие, но все же позволившие передвижение не только пехоты, но и конницы, а местами даже артиллерии. С другой стороны этот момент совершенно выпал из расчетов командования белых, считавшего Сиваш непроходимым и потому державшего на участках наших переправ сравнительно незначительные и притом мало обстрелянные части, преимущественно из числа вновь сформированных.
В результате первых боев была сдача нам в плен целой Кубанской бригады ген. Фостикова, только что прибывшего из Феодосии. Ознакомившись с обстановкой и отдав все вызывавшиеся ею распоряжения, мы поехали дальше в штаб 15-й дивизии, стоявшей в с. Строгановка.
В штаб добрались уже к полуночи. Начальник дивизии т. Раудмец точно так же был при своих полках, уже закрепившихся на южном берегу Сиваша и выдержавших там яростные контратаки противника.
Из поступивших за ночь и за день донесений было ясно, как правильно поступали мы, решившись итти на штурм без всяких проволочек и даже не [30] дождавшись прибытия отставшей сзади тяжелой артиллерии{7}. Противник совершенно не ожидал такого быстрого удара с нашей стороны. Уверенный в безопасности, он к моменту нашей атаки производил перегруппировку войск, заменяя на перекопском направлении сильно потрепанные части своих 13-й и 34-й дивизий II арм. корпуса дроздовцами, марковцами и корниловцами из состава своего лучшего I арм. корпуса. В результате часть позиций занималась еще прежними гарнизонами, а часть новыми, еще не успевшими даже ознакомиться с местностью.
Бои на участке 15-й дивизии протекали успешно. Ею было захвачено несколько орудий, и части дивизии, не встречая особого сопротивления, продвигались вперед.
Так же, как и в 52-й дивизии, главным неудобством были оторванность от обозов и полное отсутствие воды, фуража и провианта по ту сторону Сиваша.
Не больше чем через полчаса после нашего приезда в дивизию с линии связи, проложенной через Сиваш к боевому участку, поступают донесения о повышении уровня воды, начавшей медленно затапливать брод. Проверили, оказалось действительно так. Положение создавалось чрезвычайно опасное. Стояло воде подняться еще немного, и тогда полки 15-й, а вслед затем и 52-й дивизии окажутся отрезанными по ту сторону Сиваша. Надо было немедленно же принимать самые решительные меры, иначе все дело могло погибнуть.
Такими мерами явились следующие мои распоряжения, отданные к немедленному исполнению: 1) подтверждение немедленной атаки в лоб частями 51-й дивизии Перекопского вала под угрозой самых суровых репрессий в случае оттяжки в исполнении; 2) мобилизация всех жителей с. Строгановки, Владимировки и пр. для предохранительных работ на бродах; 3) приказ 7-й кав. дивизии и Повстанческой группе, стоявшим в 10 км от Строгановки, сейчас же садиться на коней и переправляться через Сиваш для подкрепления 15-й и 52-й дивизий. Отдав изложенное распоряжение и установив наблюдение за его исполнением, мы решили оставаться в Строгановке впредь до выяснения обстановки.
Примерно в 3 часа ночи в Строгановку прибыла 7-я кав. дивизия, которая после осмотра тотчас же была отправлена к боевым линиям. Вода же за это время уже сильно испортила брод, но переправа все же еще была возможна. Часам к 4 явились и махновцы. Вызвав к себе их командующего Каретникова и начальника штаба, фамилию которого сейчас не помпю, я изложил им обстановку и потребовал немедленного отправления на тот берег. На переговоры [31] пришлось потратить целый час. Видимо махновцы не совсем доверяли мне и страшно не хотели двигаться в поход, опасаясь быть может какой-нибудь ловушки. Несколько раз Каретников и начальник штаба то уходили, то вновь приходили ко мне под предлогом получения тех или иных данных. Только под утро, часам к 5, удалось и их переправить к месту боя.
В это же время я получаю донесение из штаба 51-й дивизии, переданное через штадив 52-й, о том, что части 51-й дивизии в 3 часа 30 мин. пополуночи овладели штурмом Перекопским валом и продолжают наступление на Армянский базар. Прочитал донесения, и о плеч словно гора свалилась. Правда, это еще не означало окончания задачи, ибо дальше путь в Крым преграждали сильные Юшунские позиции и главная развязка всей операции должна была произойти там, но все же со взятием Перекопа для нас в значительной мере ослабела опасность погубить целиком 2 дивизии, отрезываемые водами Сиваша. Теперь появилась возможность установления с ними связи по твердому грунту, что резко улучшало всю обстановку.
Дав директиву командованию 6-й армии об энергичном продолжении дальнейшего наступления, я со спокойной совестью направился отдохнуть.
На другой день, убедившись, что события на фронте 6-й армии развиваются нормально, мы выехали к ст. Рыково в штаб 4-й армии, дабы ускорить наш удар отсюда и тем не дать противнику возможности обрушиться всеми силами на перекопское направление.
В Рыково приехали поздно ночью. Здесь узнал, что наше продвижение к югу от Геническа по Арабатской стрелке, начавшееся 8 ноября и протекавшее вполне благополучно, было ликвидировано огнем нескольких подоспевших судов противника. Двигавшийся в авангарде полк 9-й стр. дивизии, подвергнувшийся ожесточенному обстрелу, не имея никакой возможности укрыться от огня на узенькой и совершенно открытой стрелке, был вынужден с большими потерями отойти назад.
В районе мостов заканчивались спешные приготовления полков 30-й стр. дивизии к ночному штурму. Настроение полков было выше всяких похвал. Переданное мною частям сообщение о взятии 6-й армией Перекопа еще более подняло настроение и вызвало горячий дух соревнования.
Не могу забыть следующего факта: когда я в штабе 4-й армии сообщил начальнику 30-й стр. дивизии т. Грязнову и бывшему с ним одному из командиров бригад, что Блюхер (он между прочим был прежде начальником Грязнова на Восточном фронте) взял Перекоп, то оба побледнели. Через несколько минут смотрю, Грязнова я его комбрига уже нет, они укатили на позицию. А через несколько часов начался знаменитый ночной штурм полками 30-й дивизии Чонгарских позиций противника. Утром 11 ноября, после кровопролитного боя, части дивизии были уже на том берегу и, опрокинув противника, стремительно наступали на Джанкой.
Так решилась участь Крыма, а с ним и судьба всей южнорусской контрреволюции.
Победа, и победа блестящая, была одержана по всей линии. Но досталась она нам дорогой ценой. Кровью 10 тыс. своих лучших сынов оплатили рабочий класс и крестьянство свой последний, смертельный удар контрревоции. Революционный порыв оказался сильнее соединенных усилий природы, техники и смертельного огня. [32]
Память об этих 10 тыс. красных героев, легших у входа в Крым за рабочее и крестьянское дело, должна быть вечно светла и жива в сознании всех трудящихся. Если нам теперь легче, если мы наконец окончательно закрепили торжество труда не только на военном, но и на хозяйственном фронте, то не забудем, что этим мы в значительной мере обязаны героям Перекопа и Чонгара. Их незабвенной памяти посвящаю эти строки и перед ними склоняюсь обнаженной головой.
«Октябрьская революция. Пять лет.»,
Харьков, ноябрь 1922 г.
http://militera.lib.ru/h/sb_perekop_i_chongar/04.html
