ИДЕАЛИСТЫ ОТ БОЛЬШЕВИЗМА И «КОСТЕНЕЮЩАЯ КАСТА ПАРТИЙНЫХ СЕКРЕТАРЕЙ».

( К 100-летию Девятого съезда РКП(б) и 150-летию со дня рождения В. Ленина)

«Господство пролетариата выражается в том, что отнята помещичья и капиталистическая собственность».

В. Ленин. Политический отчет ЦК Девятому съезду РКП(б).

«Тогда зачем говорить о диктатуре пролетариата, о самодеятельности рабочих  – никакой самодеятельности нет!»

Т. Сапронов. Выступление в прениях

по отчету ЦК Девятому съезду РКП(б).

100 лет назад, 5.04.1920г., закончил свои работы Девятый съезд Российской Коммунистической партии (большевиков), который стал заметным событием в истории Великой российской революции 1917 – 1921г.г. .

 

Газета "Правда" Орган ЦК РКПб). 4.04.1920 г.

I

Девятый съезд РКП(б) собрался в тот исторический момент, когда, по словам  Ленина, «решающую победу на решающих фронтах гражданской войны мы одержали» и перед «диктатурой пролетариата», т.е. перед монопольно правящей на большей части территории бывшей Российской империи большевистской партией встали задачи мирного хозяйственного строительства. Именно  формам и методам перехода на «мирные рельсы» и той социально-экономической политике, которая была бы наиболее приемлемой для такой перестройки, были формально посвящены работы данного съезда РКП(б).

Одновременно, в  работах съезда нашло свое отражение развитие объективно обусловленного процесса становления, формирования нового эксплуататорского класса на основе большевистской партийно-государственной бюрократии.

Этому неизбежно-необходимому процессу пыталась сопротивляться оппозиция, представленная рядом профсоюзных функционеров и фракцией «демократических централистов» или «децистов», что вызывало весьма острую  полемику во время заседаний съезда. Эта полемика, аргументы  и контраргументы, которые были озвучены во время нее, до сих пор представляют значительный интерес для желающих осмыслить генезис государственно-капиталистического режима в бывшем «СССР».

Как известно, Девятый съезд РКП(б) заслушал пять ключевых докладов:

Разбитый на два доклада отчет ЦК за период, прошедший после Восьмого съезда. Политический отчет делал Владимир Ленин. Организационный отчет –  Николай Крестинский*.

Доклад о хозяйственном строительстве. Докладчик Лев Троцкий*, содокладчики Н. Осинский (Валериан Оболенский)* (от «децистов») и Алексей Рыков*.

 Доклад о профессиональных союзах и их задачах. Докладчик Николай Бухарин*, содокладчик Давид Рязанов*.

Доклад по организационному вопросу (на заседании организационной секции). Докладчик Лев Каменев*, содокладчик Владимир Максимовский* (от «децистов»).

Содоклады, прения по докладам и содокладам, заключительные слова докладчиков и содокладчиков, проекты резолюций, голосования по ним, - все эти рабочие моменты съезда отражали внутрипартийную борьбу «децистов» (этих идеалистов от большевизма, которые при переходе к мирному хозяйственному строительству добивались демократизации общественной жизни в условиях «пролетарской диктатуры») и профсоюзных деятелей (уже оперирующих некоторыми формулировками и подходами будущей «рабочей оппозиции») против консолидирующейся партийно-государственной бюрократии, этой «костенеющей касты партийных секретарей» (Юрий Лутовинов), которая переживала процесс своего превращения в новый господствующий класс.

II

Объективное содержание внутрипартийной борьбы на Девятом съезде РКП(б) может быть осмыслено только в контексте того состояния, в котором  находилась «диктатура пролетариата»   к марту 1920г. т.е. через три года после начала Великой российской революции 1917-1921г.г. Для оценки этого состояния необходим краткий исторический экскурс.

Еще в январе 1917г.  в эмиграции, в Цюрихе, делая доклад о российской революции 1905-1907г.г.  перед молодыми швейцарскими социалистическими активистами, Ленин дал следующую характеристику этой российской революции: «Своеобразие русской революции заключается именно в том, что она была по своему социальному содержанию БУРЖУАЗНО-ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ, но по средствам борьбы была ПРОЛЕТАРСКОЙ. Она была буржуазно-демократической, так как целью, к которой она непосредственно стремилась и которой она могла достигнуть непосредственно своими собственными силами, была демократическая республика, 8-часовой рабочий день, конфискация колоссального крупного дворянского землевладения – все меры, которые почти в полном объеме осуществила буржуазная революция во Франции в 1792 и 1793г.г.» (Выделено Лениным).

Социально-экономическая эволюция Российской империи к 1917г., т.е. за 10 лет после потерпевшей поражение революции 1905-1907г.г.  не давала никаких оснований для того, чтобы по отношению к начавшейся в 1917г. новой революции и стоявших перед ней задач нельзя было применить подобную характеристику.

Однако Ленин, как известно, сразу же по возвращению в Россию из эмиграции в апреле 1917г.  провозгласил курс на социалистическую революцию(1). Его знаменитые «Апрельские тезисы» встретили отторжение российских социал-демократов-меньшевиков (Георгий Плеханов назвал «бредовой» речь Ленина с оглашением этих тезисов на совместном собрании большевиков и меньшевиков, участников Всероссийского совещания рабочих и солдатских депутатов) и первоначально полное непонимание в среде  большевистских функционеров. Ведь это была ревизия того ленинизма, на котором выросли «старые большевики», ревизия действующей программы РСДРП(б), но, как показала история революции, это была чрезвычайно эффективная политическая стратегия для прорыва к власти  большевистской партии под прикрытием знаменитого лозунга «Вся власть Советам!». Надо думать, что Ленин прекрасно понимал, какие скромные политические перспективы открывались перед большевистской партией в условиях демократической республики: роль парламентской левой оппозиции и в лучшем случае, несколько министерских портфелей в «однородном социалистическом правительстве».

Для иллюстрации первоначальной реакции высшего и среднего звена большевистских функционеров на «Апрельские тезисы» ограничимся только двумя цитатами.

Так, 7.04 (20.04) 1917 «Апрельские тезисы» опубликованы в «Правде», а 8.04.1917 редакция «Правды» публикует свой комментарий к ним: «Что касается общей схемы     т. Ленина, то она представляется нам неприемлемой, поскольку она исходит из признания буржуазно-демократической революции законченной и рассчитывает на немедленное перерождение этой революции в революцию социалистическую».  

Киевский большевистский комитет  представил «платформу Киевской организации большевиков» к Седьмой (Апрельской) Всероссийской конференции РСДРП(б), в которой, в частности, говорилось: «Мы считаем, что развитие производительных сил и социальная мощь пролетариата не достигли того уровня, при котором рабочий класс может осуществить социалистический переворот. Установление социалистического строя, являющегося конечной целью нашей деятельности, не входит, поэтому, в число задач…» (данной революции).

Обзор той внутрипартийной борьбы, в результате которой Ленину удалось заставить свою партию порвать с марксизмом и направить ее на подготовку социалистической революции в условиях российской экономической, политической и культурной отсталости, значительно отвлек бы нас от основной темы данной статьи. Кратко и весьма удачно этот процесс описан Николаем Сухановым* в его фундаментальных «Записках о революции»: «Разудалая «левизна» Ленина, бесшабашный радикализм его, примитивная демагогия, не сдерживаемая ни наукой, ни здравым смыслом, впоследствии обеспечили ему успех среди самых широких пролетарско-мужицких масс, не знавших иной выучки, кроме царской нагайки. Но эти же свойства ленинской пропаганды подкупали и более отсталые, менее грамотные элементы самой партии. Перед ними уже вскоре после приезда Ленина естественно вырисовывалась альтернатива: либо остаться со старыми принципами социал-демократизма, остаться с марксистской наукой, но без Ленина, без масс и без партии; либо остаться при Ленине, при партии и легким способом совместно завоевать массы, выбросив за борт туманные, плохо известные марксистские принципы. Понятно, как – хотя бы и после колебаний – решала эту альтернативу большевистская партийная масса. Позиция же этой массы не могла не оказать решающего действия и на вполне сознательные большевистские элементы, на большевистский генералитет. Ведь после завоевания Лениным партийного офицерства, люди, подобные, например, Каменеву, оказывались совершенно изолированными, становились в положение изгоев, внутренних врагов, внутренних изменников и предателей. И со стороны неумолимого громовержца подобные элементы немедленно подвергались такому шельмованию, наряду со всеми прочими неверными, какое вынести мог не всякий. И все это из-за каких-то «ложно понятых» принципов!.. Разумеется, и генералитету, даже читавшему Маркса и Энгельса, такое испытание было не под силу. И Ленин одерживал победу за победой.»

Ленинская риторика в 1917г. полна фраз о намечаемом полном разгроме старого государственного аппарата, о государстве-коммуне, об отсутствии в нем привилегированной бюрократии, полиции и постоянной армии, о поголовном вооружении, самодеятельности и самоорганизации пролетариата, о том, что пролетарская диктатура будет самой широкой демократией для трудящихся… 

Октябрь (ноябрь) – 1917. Под лозунгом «Вся власть Советам!» центральная власть большевиками захвачена. Провозглашенная Лениным в апреле 1917г. социалистическая революция развивается, т. е. сразу же  обозначается нерешаемость ее задач и крах ее основных установок, объективная невозможность «осуществить социалистический переворот» в социально-экономических условиях бывшей Российской империи.

Первые же дни большевистского переворота показали, что разгромить старый государственный аппарат нельзя, можно, разве что, поменять вывески над «присутственными местами». Бойкот со стороны старых государственных служащих, которого «мы очень испугались» (Ленин) показал, что заменить этих старых управленцев некем, – у большевизма для этого нет культурных сил.

Отсутствие объективных предпосылок для социалистической революции немедленно сказалось на субъективном, т.е. на политическом уровне: Советы рабочих депутатов, как органы «пролетарской диктатуры», сразу же потерпели фиаско по причине отсутствия культурных сил у того же пролетариата для обеспечения функционирования Советов, как органов власти. В своем «Открытом письме петроградским рабочим» от 28.10 (10.11) 1917г.  Георгий Плеханов предупреждал  их, что, даже завоевав власть, они не в состоянии будут ею воспользоваться. Однако успешно реализовывалась ленинская стратегия прорыва к власти большевистской  партии, точнее (что выяснилось очень скоро) ее аппарата. Профессиональные революционеры становились профессиональными управленцами, т.е. бюрократами, что было прямым следствием неразвитости, некультурности самого рабочего класса. Беспомощные рабочие Советы становились лишь ширмой, декорацией для всевластных большевистских партийных комитетов.

Но отсутствие у пролетариата культурных сил для обеспечения функционирования Советов рабочих депутатов, как органов новой «рабочей власти», было лишь частью еще более важной проблемы, – его неспособности организовать общественное производство на альтернативной капитализму основе, что, опять же, отражало объективную невозможность социалистической революции в бывшей Российской империи. Организация общественного производства является основной проблемой в жизни любого человеческого сообщества. Поэтому не может удержать власть над обществом тот класс, который не в состоянии организовать производство. Именно в таком положении оказался рабочий класс «Советской» России после захвата власти большевиками, когда уже весной 1918г. совершенно ясно обозначился провал социалистических по своему содержанию попыток организации промышленного производства силами самих рабочих, – через фабзавкомы и т.д. Несостоятельность рабочих Советов, как органов власти и неспособность промышленного пролетариата организовать производство уже к лету 1918г. превратили в фикцию пролетарскую диктатуру.

Начавшаяся в феврале (марте) 1917 г. великая российская революция, при всей выдающейся роли рабочего класса, так и осталась революцией буржуазной. Ставка на осуществление социалистической революции в бывшей империи Романовых в начале    ХХ ст. была крупнейшей и, пожалуй, самой фундаментальной идейно-теоретической и политической ошибкой Ленина. Это нисколько не противоречит тому факту, что его стратегия захвата и удержания власти большевиками в 1917–1921 г.г. была чрезвычайно эффективна.

Развитие производительных сил общества не позволяло преодолеть капиталистические производственные отношения, т.е. революционным способом «выпрыгнуть» из капиталистического способа производства. Там, где сорвалась реализация перехваченного большевиками у анархо-синдикалистов и чрезвычайно популярного в 1917г. лозунга «Фабрики – рабочим!», т.е. сорвалась социализация производства, там, где рабочий класс показал свою полную неспособность осуществлять функции управления жизнью социума, – там, по сути, не могло быть диктатуры пролетариата. Новый эксплуататорский строй – государственный капитализм, в «Советской» России был совершенно неизбежен на основе неизбежной национализации промышленного производства после провала его социализации.

Можно задать вопрос: кто займет место буржуазии в этом, якобы «рабочем государстве», в котором организовать материальное производство можно было только посредством капиталистических производственных отношений? При неустранимости капиталистического способа производства  место частновладельческой буржуазии займет новый эксплуататорский класс, займет с той же неизбежностью, с которой необходима организация общественного производства, т.е. воспроизводства материальных условий для жизнедеятельности общества. Поэтому в «Советской» России новый эксплуататорский класс начал складываться одновременно с началом кампании по национализации промышленности, первоначально, в качестве зародыша, как привилегированная каста организаторов и управленцев, а также, как «могучая каста специалистов по распределению» (Лев Троцкий).

Со второй половины 1918г. большевистская диктатура начинает «непосредственное введение социализма», т. е. начинает кампанию, задним числом получившую известное название «военного коммунизма», которая продлилась более двух с половиной лет. Это был период террористической однопартийной диктатуры в политике и безумных экспериментов в экономике. Тотальная национализация промышленности, вплоть до мельчайших предприятий; попытки вытеснить товарно-денежные отношения при помощи прямого продуктообмена, продразверстки и продовольственной диктатуры в стране, где существовали  22 миллиона мелкотоварных крестьянских хозяйств; создание пресловутых «комбедов», т. е. «перенесение классовой борьбы в деревню» (в связи с чем Троцкий считал, что социалистическая революция в России началась только с осени 1918 г.),  что означало начало терроризирования  зажиточного крестьянства, – вот основные составляющие этой кампании.

В результате – хозяйственная разруха и голод, стачки рабочих и восстания крестьян. Ряды промышленного пролетариата катастрофически редеют (в 1917г. – 3 600000 промышленных рабочих; в 1920-м – 1 270000) и он деклассируется: голодающие городские рабочие в массовом порядке уходят в село или пополняют ряды т.н. мешочников (На Девятом съезде РКП(б) Троцкий* в своем докладе назовет это «трудовым дезертирством») или поступают в продотряды – вооруженную силу Наркомпрода по выколачиванию продовольствия из крестьян. «Там, где большевики, там голод» - вполне обоснованно отмечали социал-демократы – меньшевики. Позднее, в 20-е годы, особенно в юбилейных речах в  1927г., большевистские лидеры утверждали, что политика «военного коммунизма» явилась тем фактором,  благодаря которому большевики  вышли победителями в гражданской войне (Эти выводы затем многократно тиражировались «советской» историографией). Российские социал-демократы были не согласны с подобными оценками. По их мнению, катастрофические результаты «непосредственного введения социализма» в мелкокрестьянской стране только отдалили, а не приблизили победу над белогвардейцами.

Гражданская война: «Триумфальное шествие Советской власти», о котором так любили писать партийные историки от КПСС, через полгода после захвата власти большевиками превратилось в полномасштабную гражданскую войну. Плеханов в ноябре 1917г., в том же «Открытом письме петроградским рабочим», предупреждал: «Несвоевременно захватив политическую власть, русский пролетариат не совершит социальной революции, а только вызовет гражданскую войну, которая, в конце концов, заставит его отступить далеко назад от позиций, завоеванных в феврале и марте нынешнего года». Так и получилось. Очаговая гражданская война на окраинах (там, где проживало привилегированное военно-феодальное сословие царской империи – казачество) была неизбежна даже в условиях демократической республики. Но гражданская война таких размахов, которых она достигла в 1918 – 1920 г.г., была, прежде всего, результатом  политики большевиков, которые игнорировали предупреждения социал-демократов о том, что такая война будет пагубной для  малочисленного рабочего класса. В результате,  на исходе гражданской войны не только социал-демократы, но и ряд высокопоставленных большевистских функционеров, начиная с самого Троцкого, констатировали, что революционный рабочий класс 1917г. выдохся, истощился, а то и просто сгорел в огне гражданской войны. Как хорошо выразился в свое время Петр Гарви: «Под руководством большевиков он (рабочий класс) взялся «углублять» революцию – до пропасти, в которой погибли не только социалистические иллюзии Октября, но и демократические завоевания Февраля». «Диктатура пролетариата» лишила этот самый пролетариат всех демократических свобод, завоеванных им в Феврале-1917: свободы слова; печати; собраний; союзов и стачек, а  на месте социалистических иллюзий встала идеологизированная полицейщина тоталитарного государственно-капиталистического режима. В отчетном докладе Ленина Девятому съезду РКП(б) есть слова, которые должны звучать чудовищно для всякого, кто боролся и борется за интересы рабочего класса: «…эта гражданская война была войной против всемирного капитала, и этот капитал распадался сам собою в драке, пожирал сам себя, тогда как мы выходили более закаленными, более сильными в стране умирающего от голода, от сыпного тифа пролетариата»…

Большевизм победил и все сильнее становился его партийный аппарат, но упустивший свои демократические завоевания 1917г.,  обессиленный рабочий класс умирал от голода и тифа. Таково было в самых общих чертах состояние «пролетарской диктатуры» к марту 1920г., когда в Москве 29.03.1920г. открылся Девятый съезд РПК(б).

Куда пропали большевики 1917 года? (историко-статистическая заметка)

Изучая материалы первой и единственной Всероссийской переписи членов Российской коммунистической партии (большевиков), проведенной в январе 1922 г., я обратил внимание на интересный момент. Всего перепись зафиксировала 386 313 членов партии – это число анкет, поступивших в разработку. Разработкой материалов переписи и их изданием занимались ведущие статистики: в России - Станислав Стумилин, в Украине - Сергей Мазлах. Поэтому там сохранились подробные и уникальные данные о социальном, национальном, профессиональном составе, членстве в других партиях, образовании, репрессиях и т.д.

Распределение членов партии по партийному стажу:

вступили до 1905 г. – 2517 чел.,

в 1905-1916 гг. – 7914 чел.,

в 1917 г. – 35154 чел.,

в 1918 г. – 63643 чел.,

в 1919 г. – 107840 чел.,

в 1920 г. – 121789 чел.,

в 1921 г. – 40419 чел.

Не указали время вступления в партию – 7037 чел[1].

Очевидно, что три четверти членов РКП(б) 1922 г. вступили в неё уже после того, как она стала единственной правящей партией. Но интересно сравнить эти данные с данными последнего  перед приходом к власти большевиков 6-го съезда тог да еще РСДРП(б), который проходил в Петрограде с 26 июля (8 августа по новому стилю) по 3 (16) августа 1917 г. Партия действовала уже легально, хотя ряд ее лидеров были арестованы Временным правительством или находились в розыске. По данным мандатной комиссии на съезде присутствовали 175 делегатов, которые представляли 176 750 членов партии[2]. С учетом того, что некоторые делегаты были задержаны в дороге и не смогли приехать на съезд, советские историки определили численность партии большевиков на тот момент в 240 тыс. человек. К началу Великой российской революции 1917 г. партия большевиков, находясь в подполье, насчитывала всего 24 тыс. чел., то есть за полгода увеличила свою  численность примерно в десять раз.

При сопоставлении этих данных возникает вопрос: если в 1922 г. в РКП(б) состояло всего 10431 большевиков, вступивших в партию до 1917 г. и 35154 человека, вступивших в 1917 г., то куда подевались остальные почти 200 тысяч большевиков, бывших членами партии в 1917 г.? Известно, что некоторые большевики за годы революции и гражданской войны были исключены или выбыли по разным причинам. Например, член РСДРП(б) с 1913 г. Василий Шахрай был исключен в марте 1919 г. решением ЦК КП(б)У за критику национальной политики партии. Большевик с 1905 г. Георгий Лапчинский в июле 1920 г. заявил о выходе из РКП(б) и переходе в Украинскую Коммунистическую партию, где состоял до роспуска этой партии в 1925 г. Оксана Шахрай, вступившая в партию большевиков весной 1917 г., выбыла из партии в 1918 г. по семейным обстоятельствам – переехав с детьми из Полтавы в село, она не могла поддерживать связь с партийной организацией.

В марте 1919 г. 8-й съезд РКП(б) принял решение о проведении перерегистрации членов партии – по сути первой партийной чистки, целью которой было «очищение партии от некоммунистического элемента, главным образом от лиц, примазавшихся к партии ввиду ее господствующего положения и использующих в своих личных целях звание члена партии». Перерегистрация проходила с весны по осень 1919 г. и в ходе ее численный состав партии уменьшился с 211 тыс. до 120 тыс. членов. Тем не менее рост партии продолжался. Если на 8-м съезде РКП(б) было представлено 313766 членов партии, то на 9-м съезде в марте 1920 г. уже 611978, а на 10-м съезде в марте 1921 г. – 732521 человек[3].

Партийные чистки продолжались и позже. Например, в июле 1921 г. было принято решение о генеральной чистке партии, в результате которой ее численность сократилась до 410 тыс. человек.  В ходе чистки партии в 1921 г. 3,1 % членов партии покинули ее добровольно, в том числе в знак протеста против политики НЭПа[4].  Известно также, что около 50 тыс. большевиков погибло на фронтах гражданской войны, казнено белыми и другими воюющими сторонами, большое количество умерло от тифа и прочих болезней, как например Яков Свердлов.

Станислав Струмилин в том же издании определяет цифру умерших членов партии за весь период до 1922 г. в 63,9 тыс. чел (в том числе военная смертность 52,7 тыс.), а число исключенных до чистки 1921 г. - 275,8 тыс. чел. Правда общие цифры членов партии у Стумилина для 1917-1921 гг. существенно меньше, чем было озвучено на съездах. Объясняет он это тем, что данные мандатных комиссий при отсутствии правильного текущего учета членов партии неизменно грешат в сторону превышения в среднем на 20 % [5]. Однако данных для 6-го и 7-го съездов партии (1917-1918 гг.) Струмилин не приводит вообще. По его мнению к началу 1918 г. партия насчитывала лишь 115 тыс. членов, тогда как в отчете Секретариата ЦК РКП(б) за период с августа 1917 по февраль 1918 г. за подписью Елены Стасовой указывается, что в партии в этот период состояло 240 тыс. чел.[6] Хотя круглая цифра вызывает сомнения, но думаем, что она ближе к истине, чем основанные на экстраполяциях расчеты Струмилина.

В любом случае, даже если принять цифры Струмилина, факт остается фактом: большая часть большевиков 1917 г. ко времени окончания гражданской войны в России выбыла из партии. К 1922 г. это была уже качественно иная партия, чем та, что пришла к власти в октябре 1917 года. Более точно причины выбытия из партии и соотношения разных факторов в этом процессе видимо еще предстоит выяснить историкам.

А.Здоров.

---

[1] Всероссийская перепись членов РКП 1922 года / РКП (б) ; Стат. отд. ЦК РКП. - Вып. 4 : Состав РКП(б-ов) по итогам предварительной разработки. - М. : Изд. отд-ние ЦК РКП, 1923. – С.26. Режим доступа: 
http://elib.shpl.ru/ru/nodes/22662-vyp-4-sostav-rkp-b-ov-po-itogam-predvaritelnoy-razrabotki-1923#mode/inspect/page/36/zoom/4

[2] Шестой съезд РСДРП (большевиков). Август 1917 года: Протоколы. — М.: Госполитиздат, 1958. — С.204. Режим доступа: http://istmat.info/files/uploads/51183/6_sezd.pdf

[3] Гражданская война и военная интервенция в СССР: энциклопедия / Гл. ред С.С. Хромов. – М.: Сов. энциклопедия, 1987. – С.666.

[4] Чистки в ВКП(б). Режим доступа: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A7%D0%B8%D1%81%D1%82%D0%BA%D0%B8_%D0%B2_%D0%92%D0%9A%D0%9F(%D0%B1)

[5] Всероссийская перепись членов РКП 1922 года / РКП (б) ; Стат. отд. ЦК РКП. - Вып. 4 : Состав РКП(б-ов) по итогам предварительной разработки. - М. : Изд. отд-ние ЦК РКП, 1923. – С.32-33.

[6] РКП(б). Съезд. 7-й. Петроград. 1918. Стенографический отчет. – М.: Госполитиздат, 1962. – С.239.

Після «Чорної дошки»: останній період життя та діяльності Василя Шахрая (1919-1920 роки)

Термін «Чорні дошки» в історії України пов’язують насамперед із періодом голодомору 1932-1933 рр., позначаючи ним інструмент масової каральної політики сталінського режиму щодо українського селянства. І хоч сам цей термін відомий з історії шкільної освіти Російської імперії ХІХ ст., але як інструмент політичної боротьби він з’являється під час революційних подій 1917–1921 рр. В цьому сенсі глибоко символічно, що перед тим, як на «чорні дошки» були занесені сотні українських сіл і колгоспів, на політичну «чорну дошку» було записано імена засновників так званого українського націонал-комунізму – авторів книги «До хвилі. Що діється на Вкраїні і з Україною» (1919) Василя Шахрая та Сергія Мазлаха.

Василь Шахрай. 1918 р.

Біографія і творчість головного автора цієї праці Василя Матвійовича Шахрая (1888–1920) вже досліджувалась у вітчизняній та зарубіжній історіографії^[1]. Але саме останній період його життя містить найбільше білих, або радше темних плям та викликає найбільше суперечок. Завданням цієї статті є зібрати усі відомі на цей момент історичні дані, проаналізувати усі доступні джерела, версії та гіпотези щодо його ідейних поглядів, політичної діяльності в цей період та обставин його загибелі.

Перший і єдиний некролог по Василю Шахраю був написаний відомим західноукраїнським соціал-демократом Володимиром Левинським (1880–1953) й опублікований у газеті «Нова доба», яку видавала у Відні в 1920–1921 рр. закордонна група Української Комуністичної партії на чолі із Володимиром Винниченком (1880–1951). В цій газеті протягом 1921 р. декілька разів друкували уривки із головної праці Василя Шахрая книги «До хвилі», написаної у співпраці із Сергієм Мазлахом (Робсманом. 1878–1937). В останньому числі газети в жовтні 1921 р. було вміщено некролог, де вказано, що Василь Шахрай був одним з найвизначніших українських соціалістичних письменників та ідейним основоположником Української Комуністичної партії. «Тов. Винниченко, повернувши з України, успокоював нас, мовляв, ходять чутки, що Шах-Рай скривається, але невідомо де.  Вкінці стало відомим, що його вбили денікінці на Кавказі, котру то вістку принесли нам кілька членів КП(б)У». Тим не менше автор був упевнений, що «смерть цієї людини лежить на сумлінню большевицької Москви», бо саме «московські більшовики» конфіскували книгу «До хвилі» та вислали з України її головного автора[2].

Стаття із газети "Нова доба" (Відень), 13 жовтня 1921 р.

Редакційна примітка в харківському журналі «Літопис революції» за 1924 р. стверджує, що Василь Шахрай – це більшовик, що займав від початку революції «вкрай націоналістичну позицію», все далі еволюціонував в тому ж напрямку й опинився поза межами партії. «Потім був близький до партизанщини, але активної участі в ній не приймав. Поїхавши на Кубань, він працював там редактором газет і загинув при розправі Денікіна із Кубанською Радою в 1919 р.»^[3] На жаль жодного джерела цих даних редакція «Літопису революції» не вказала. Три роки потому колега Василя Шахрая по Народному Секретаріату Георгій Лапчинський, що зазнав на собі впливу його ідей та його особистості, писав у своїх спогадах: «Я певен проте, що якби доля не відібрала його так рано від нас (він загинув невідомо де саме, десь на Кубані року 1920), ми мали би його тепер у наших лавах як велику й цінну силу»[4].

Вдова Василя Шахрая Оксана Шахрай (1887–1980) багато років добивалася його реабілітації й навесні 1967 р. підготувала біографічний нарис про нього, який подала для публікації в «Українському історичному журналі», але цей нарис так і не було опубліковано. В ньому авторка пише, що після виключення з партії в 1919 р. Василь Шахрай  деякий час вчителював на Полтавщині, а потім, коли цю територію окупувала армія Денікіна, вирушив на Кубань для розгортання там нелегальної революційної роботи. Там він був схоплений та закатований денікінцями наприкінці 1919 р.[5] Цю ж версію повторює й співробітниця Полтавського краєзнавчого музею Н.Романенко, в тексті якої бачимо прямі запозичення із нарису Оксани Шахрай^[6]. Очевидно остання надіслала свій нарис також і до Полтави. В 1988 р. київський історик Юрій Гамрецький доповнив цю версію: «Фігура досить відома, він не міг залишитись у підпіллі на Україні. Та вся його пристрасть борця прагнула активної боротьби з контрреволюцією. Він переїздить на Кубань. Однак восени 1919 р. денікінці розкрили в Краснодарі[7]  підпільну більшовицьку організацію, в роботі якої безпосередню участь брав В.М. Шахрай. Його стратили» ^[8]. На жаль автор також не вказав джерел цієї інформації.

Проте опоненти Ю. Гамрецького наголошували на іншому. Київські історики І.І. Коломійченко та І.С.Хміль тоді ж писали: «Повернувшись у 1919 р. на Україну, він (Василь Шахрай – А.З.) ні в які стосунки з більшовицькими організаціями і радянськими органами не входив. Зате вів переговори з лідерами УСДРП (незалежних), які підняли тоді, перед денікінським нашестям, куркульське повстання  проти Радянської влади, і предметом цих переговорів було перефарбування цієї буржуазно-націоналістичної партії в «Українську Комуністичні партію», альтернативну КП(б)У та незалежну від РКП(б)»^[9]. Отже залишається відкритим питання: хто ж саме відряджав Василя Шахрая на Кубань та давав йому явки та контакти?

Газета "Коммунист" (Харків), 12 березня 1919 р.

Вихідним пунктом для нашого дослідження є публікація органу ЦК КП(б)У газети «Комуніст» за 12 березня 1919 р. В рубриці «Партійне життя» там було вміщено невелике оголошення: «Черная доска. По постановлению Центрального комитета КПУ от 9 марта 1919 г. граждане Шахрай и Мазлах (в оригіналі помилково Мазлох – А.З.) исключаются из партии за действия, направленные против партии. За действия же против рабоче-крестьянской революции на Украине им воспрещается занимать какие бы то ни было посты в советских учреждениях»^[10]. 9 березня була неділя. Отже ЦК КП(б)У зібрався спеціально у вихідний день, щоби прийняти це рішення. Показово, що у фонді ЦК КП(б)У в ЦДАГОУ відсутні протокол і текст цього рішення. В тій же рубриці були опубліковані рішення Оргбюро ЦК КП(б)У про розпуск Донецько-Криворізького обласного комітету КП(б)У та затвердження мусульманської комуністичної групи «Гуммет» при ЦК КП(б)У. Ці рішення збереглися в протоколах Оргбюро ЦК КП(б)У[11]. Не викликає сумнівів, що ЦК КП(б)У дійсно прийняв рішення про виключення Василя Шахрая та Сергія Мазлаха, але незрозуміло як саме воно було оформлено: це було рішення пленуму ЦК, Оргбюро чи Політбюро ЦК КП(б)У. Очевидно також, що на це засідання самих В. Шахрая і С. Мазлаха не запрошували.

Сергій Мазлах у своєму листі до дружини в березні 1919 р. пише, що 9 березня вони як раз прибули до Полтави. Перед цим вони побували у Харкові, де із 6 по 10 березня відбувся ІІІ Всеукраїнський з’їзд Рад. Там вони зустрілися із багатьма старими товаришами та залишили декілька сотень брошур «До хвилі». За словами Мазлаха, реакція на їх повернення в Україну та на цю брошуру серед їх старих знайомих була дуже позитивною. В той же час ЦК КП(б)У телеграфував Полтавському комітету КП(б)У вимогу до Василя Шахрая та Сергія Мазлаха здати всі примірники брошури, а їх самих вислати за межі України. Сергій Мазлах писав про рішення ЦК КП(б)У, що вони із Василем Шахраєм «не чекали від них такої дурниці», вважаючи, що виключення з цієї партії має і позитивне значення, бо знімає із них відповідальність за її політику, більше того привертає до них симпатії робітничих мас: «Звісно страшного тут нічого немає. Логічно розмірковуючи і роблячи відповідні висновки із становища, яке склалося, я повинен би тимчасово перейти на нелегальне становище і продовжувати посилену роботу по організації могутньої і сильної Української Комуністичної партії. А ґрунт для цього є і дуже серйозний. Майбутнє за цією партією»[12].

УКРАИНСКАЯ НАЦИОНАЛЬНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ и НЕСТОР МАХНО

(Ответ «Zirka An Dray»)    

Публикуется в порядке дискуссии.     

               

Нестор Махно в эмиграции

Во время обмена мнениями по поводу текста «Попам махновского прихода», некто, скрывшийся под псевдонимом Zirka An Dray, взялся утверждать, что «никакой враждебности к украинской национально-демократической революции Махно не испытывал и никогда не проявлял». Это утверждение обосновывается ссылкой на  авторское предисловие (у Махно называется – «Вместо предисловия») к его воспоминаниям и позволяет думать, что «Zirka An Dray», при знакомстве с этим махновским текстом, дальше предисловия не продвинулся. Но и в самом предисловии Махно лишь выражает сожаление о том, что его труд не будет опубликован в Украине и  на украинском языке, после чего можно прочитать следующее: «Культурно украинский народ шаг за шагом идет к полному определению своего индивидуального своеобразия и это было бы важно». Неужели эта размытая по своему смыслу фраза может являться подтверждением отсутствия враждебности к украинской национально-демократической революции, как считает «Zirka An Dray»?!

Обратимся к основному тексту воспоминаний Махно. Кроме фактологической канвы событий, они полны самых пространных рассуждений о крестьянстве в социальной революции: революционные потенции крестьянства (вплоть до противопоставления крестьян городским рабочим); задачи крестьянства в революции; роль крестьянства в революции и т.д. и т.п. Очень много места уделено оценке роли российского большевизма в той же революции и взаимоотношениям с его представителями. Встречаем мы и критику в адрес городских анархистов за их революционную несостоятельность. Но мы нигде не встретим размышлений Махно об украинском национально-освободительном движении, о его взрывчатом развитии после того, как в феврале 1917г. в Петрограде рабочие и солдаты свергли трехсотлетнюю династию Романовых.  Последовавший затем развал царской империи  и мощный всплеск  национально-освободительной борьбы на ее окраинах, - все это проходит мимо Махно. По этому поводу в его воспоминаниях нет ничего, кроме краткой, но неадекватной, злобной критики «украинского освободительного дела».  Он вообще не мыслил в категориях национального освобождения Украины, хотя в описываемый им период (1917г.) происходил взрыв украинского национального самосознания, повсеместно создавались собственно украинские институции во всех сферах общественной жизни, а национально-сознательная общественность, прежде всего на съездах солдат, крестьян и рабочих, создала Центральную Раду, - это политическое выражение украинского национально-освободительного движения. 

На это «Відродження нації» Махно реагировал в худших традициях российско-большевистского агитпропа. Украинское национально-освободительное движение для него – это «украинское шовинистическое движение, уродующее великие начинания Русской революции на Украине», или просто петлюровщина. Российского великодержавного шовинизма Махно не замечает вообще. При всей своей критике большевизма, он совершенно не касается большевистской национальной политики и нигде не оперирует понятиями «российский большевизм» или «большевистская Россия». Но как только речь заходит о политическом активе Центральной Рады – это украинские шовинисты и никак иначе. Опять же, как и  российско-большевистский агитпроп, как и позднейшая КПССовская историография, Махно избегает названия УНР. Для него существовали только Центральная Рада, «Украинская Центральная Рада», Директория или «Украинская Директория», петлюровцы и петлюровщина…

Более того, воспоминания Махно содержат такие антиукраинские перлы, которые вполне органично смотрелись бы в пропагандистском арсенале современных «новороссийских» сепаратистов. Вот некоторые примеры:

«…население района было определенно враждебно настроено против политики Украинской Центральной Рады, агенты которой, разъезжая по району, травили всякого и каждого революционера, называя его «предателем неньки Украины» и защитником «кацапів», которых по «идее» Центральной Украинской Рады (по выражению ее агентов), конечно, нужно было убивать, «як гобытилів мови». (орфография оригинала. - О.Д.) Такая идея оскорбляла крестьян. Они стягивали с трибуны проповедников и били, как врагов братского единения украинского народа с русским. Вот это-то злопамятная проповедь шовинистов-украинцев толкнула трудовое население Гуляйпольского района на путь вооруженной борьбы со всякой формой обособленного украинства, ибо население видело в этом шовинизме, который фактически являлся руководящей идеей украинства, - смерть для революции».

 Эти сентенции представляют собой злостную клевету на национальную политику Центральной Рады. Очевидно, Махно игнорировал содержание  ее Универсалов, в частности, объявившего о создании УНР III-го Универсала, который провозгласил:

«…в Українській Народній Республіці мають бути забезпечені всі свободи, здобуті всеросійською революцією: свобода слова, друку, віри, зібрань, союзів, страйків, недоторканості особи й мешкання, право й можливість уживання місцевих мов у зносинах з усіма установами. Український народ, сам довгі літа боровшися за свою національну волю й нині її здобувши, буде твердо охороняти волю національного розвитку всіх народностей, на Україні сущих, тому оповіщаємо: що народам великоруському, еврейському, польському й иншим на Україні признаємо національно-персональну автономію для забезпечення їм права та свободи самоврядування в справах їх національного життя».  

Но кроме этого, разве «путь вооруженной борьбы со всякой формой обособленного украинства» не есть путь вооруженной борьбы против независимости Украины?! «Шовинизм, который фактически является руководящей идеей украинства» - разве не перекликается подобный клеветнический выпад с кликушеством современных российских и «новороссийских» антиукраинских пропагандистов?!

Рейди армії Нестора Махна Зіньківщиною

(Історична розвідка)

Взаємини Червоної армії та армії Махна є цікавою і перспективною темою для істориків і дослідників Української революції. В даній розвідці спробуємо розібратися у обставинах бою під Шилівкою 1920 року та в супутніх подіях, пов’язаних із рейдами армії Нестора Махна Зіньківським повітом (північний схід Полтавської губернії).

Розпочнемо з короткого огляду літератури. Якщо говорити про першоджерела, то наразі маємо лише одне таке джерело – «Військово-оперативний щоденник відділу ревради (махновців) за 1920 рік»[1]. Вів щоденник начальник оперативного відділу (начальник штабу) махновців Віктор Білаш. Фрагменти з цього унікального документу містяться у Зіньківському районному народному історичному музеї. Деяка інформація про рейди Махна на Зіньківщину є у спогадах Віктора Білаша, які впорядкував і видав його син в 1993 році[2]. Бачення подій з протилежної сторони викладено у спогадах червоноармійця Ю. Романченка, безпосереднього учасника боїв, які було опубліковано в 1931 році[3]. Крім того, обставини сутички між махновцями та червоними були коротко описані в газетній публікації 1927 року, автором якої був, судячи з контексту статті, зіньківчанин, що ховався за псевдонімом В-ко[4]. Висвітлені ці події і в художньо-документальних творах. Мова йде про книги Левка Рися (Великобританія, 1957)[5]та Дмитра Нитченка (Австралія, 1990)[6]. Обидва автора – діяспоряни; незважаючи на певну упередженість в описі подій 1920 року, як Левко Рись, так і Дмитро Нитченко перебували тоді в Зінькові, тому їх свідчення теж є цінними. Описані ці події і в двох документальних романах краєзнавця Івана Чайки (2001 [7] та 2019 [8]), який спирався при їх написанні на нотатки Парфентія Галагузи, сподвижника отамана Леонтія Христового. Серед історичних досліджень слід відзначити праці історика повстанського руху на Полтавщині Віктора Ревегука. Його дослідження, в тому числі й матеріал по Зіньківщині, увійшли до колективної трьохтомної збірки по історії Української революції на Полтавщині (2017) [9]. Історик не завжди коректно висвітлює події, проте подає багато фактичного матеріалу. Звертався до цієї теми і краєзнавець О. Кононенко, що опублікував свій нарис у газеті «Голос Зіньківщина» (2007) [10].

Як мабуть, багатьом відомо, стосунки у батька Махна з червоними були складними. Не будучи антагоністичними силами, маючи навіть до певної межі спорідненість в ідеології, махновці й вояки Червоної армії у роки Громадянської війни нерідко воювали разом проти спільного ворога – білогвардійців. Проте згодом між сторонами почала зростати взаємна недовіра. Махновці не визнавали будь-якої влади, в тому числі радянської та вороже ставилися до вимог більшовицького командування розпустити Військово-революційну раду; по-різному анархісти й більшовики дивилися на причини виникнення Григор'євського бунту. Нарешті, в кінці травня 1919 року Рада робітничо-селянської оборони України за вказівкою Леніна і Троцького прийняла рішення ліквідувати махновщину в стислі строки. Відповіддю махновців, які практично повністю контролювали південний схід України, були рейди по прилеглих територіях, підконтрольних більшовикам.

Братська могила 28 червоноармійців та громадян міста Зінькова,
які загинули під час громадянської війни.

Період відносної сталості в Зінькові наступив 20 листопада 1919 року після звільнення містечка від військ Денікіна партизанським загоном Баринова. Незважаючи на встановлення влади у повітовому центрі, навколишні ліси та села часто опановували всілякі повстанські угруповання, зокрема так звана банда Марусі, символом якої був чорний прапор[11].

9 серпня 1920 року із району Кременчука Махно неочікувано для всіх рушив у північному напрямку. Згідно щоденникових записів Білаша, махновці виїхали в 3 години ночі з Шишак, під’їхали до Зінькова, спокійно зайнявши позицію та пішли в наступ 1-м кавалерійським полком і піхотою Вікторова (3-ій піхотний полк). Бій з частинами Червоної армії (171-й батальйон та міліція в кількості 1450 чол.) продовжувався 3-4 години. При взятті міста було захоплено в полон 200 чол. Зі сторони махновців теж були втрати, зокрема було вбито командира ескадрону Харя та вахмістра Смородіна[12]. Більшовицький актив евакуювався до міста Охтирки, міліція – до Опішні.

Свідок тих подій, Левко Рись, так описує прибуття махновців: «Піші їхали в фаетонах на ресорних таврійських бричках, запряжених трьома чи чотирма добрими кіньми; на багатьох бричках і фаетонах були кулемети, а обабіч кулемета сиділо по одному воякові – поклавши руки на кулемета, вони ніби обіймали його.

Мене вабив відважний вигляд махновських вояків: з-під заламаних на потилицю шапок у багатьох з них звисали розкішні кучеряві чуби. Більшість махновців мали чорні кавказькі бурки; взуті були в хромові чоботи й зодягнені переважно в френчі й штани-галіфе; на рамена були надіти паски, на яких висіли шаблі, револьвери та далековиди. В деяких фаетонах махновці, закинувши ногу на ногу, співали під гармонію: «Ех яблучко із листочками, їде батько Махно із синочками»»[13]. Місцеві самогонниці у ті дні мали гарний виторг за свою «продукцію».