В 20-30-ті
роки ХХ ст. в Західній Європі виникла своєрідна культурно-політична течія «друзів
Радянського Союзу», до якої належали наприклад відомі письменники Анрі Барбюс, Ромен
Ролан, Бернард Шоу. Критикуючи вади капіталістичного суспільства, що тільки-но
вийшло із першої світової імперіалістичної війни в період, коли назрівала друга
світова імперіалістична війна, ці діячі вважали, що альтернативою капіталізму є
те справедливе суспільство, яке будують в Росії або СРСР. Вони свідомо чи несвідомо
закривали очі на злочини сталінського режиму, на голодомор та репресії й
користувалися пошаною та підтримкою Кремля. Засновник 4-го Інтернаціоналу Лев
Троцький в книзі «Зраджена революція» («Преданная революция», 1936) блискуче
висміяв цю категорію «радикальних туристів» на прикладі подружжя Сіднея та
Беатриси Вебб. Троцький вказував, що робітничому класові потрібні зрячі друзі,
що бачать хвороби та недоліки, а не сліпі фанати чи підлабузники.
Після другої світової війни подібні до сталінського «соціалістичні» режими виникли часто під впливом і за допомогою СРСР в багатьох країнах Європи та Азії, деякі з них навіть входили у конфлікт із Москвою – як наприклад Югославія Йосифа Броз Тіто, Албанія Енвера Ходжі, Китайська Народна Республіка Мао Цзедуна. Остання набула особливої популярності серед лівих інтелектуалів Заходу в 60-ті роки. До їх числа належала і українська соціалістична група «Вперед», що видавала однойменну газету в Мюнхені, до неї зокрема належали відомий історик Іван Майстренко та економіст Всеволод Голубничий.
Дискусії
про соціальну природу маоїстського Китаю тривали досить довго серед різних
соціалістичних течій – троцькістів, леніністів, сталіністів тощо. Досі можна
зустріти прибічників маоїзму в різних навіть розвинутих країнах, але вони
здебільшого маргінали. Серйозну політичну чи навіть збройну силу маоїсти становлять
лише в деяких аграрних країнах Азії та Латинської Америки. Український
робітничий активіст Олег Дубровський піднімає питання про соціальну та класову
природу маоїстського режиму та подібного до нього режиму червоних кхмерів у Камбоджі.
Сподіваємося, що ці його міркування будуть корисними і нашим читачам та всім,
хто хоче розібратися в історії соціалістичних та комуністичних рухів.
Чи
був Китай часів Мао "пролетарською державою"?
З
приводу цього питання наведу доволі розлогу цитату з одного власного листа,
написаного ще у лютому 1995-го року.
"... изучая
литературу различных тенденций современного троцкизма, вникая в суть дискуссий
о классовой сущности СССР, задумываешься над вопросом. - где же тот КРИТЕРИЙ
"рабочести" того или иного государства?
Иными словами: какой
качественный и количественный уровень развития пролетариата необходим для того,
чтобы захватившая власть в той или иной индустриально отсталой стране элита
якобинско-бланкистско-ткачевского толка имела хоть какие-то основания объявить
свое государство "рабочим"?
Ведь сплошь и рядом в
современной троцкистской литературе приходится читать о том, что в
нескольких странах Юго-Восточной Азии, начиная с Китая, возникли
"изначально деформированные рабочие государства".
Как в странах, где
пролетариат только формировался, а то и вообще находился в зародышевом
состоянии, оказались возможными "РАБОЧИЕ ГОСУДАРСТВА"?!
Разве это не равносильно
тому анекдоту, когда захвативший власть в дофеодальной Эфиопии Менгисту Хайле
Мариам создал задним числом РАБОЧУЮ (?!) партию?! Я уже не говорю о том, что
формулировка "изначально деформированные" несет в себе известную
логическую натяжку.
Возьмем Китай.
Относительно немногочисленный, но уже "воспитанный" капиталистическим
производством пролетариат был налицо. Но какой-то комплекс причин помешал ему
стать движущей силой китайской революции. Исторический факт: когда КПК во время
трагической катастрофы 1927 г. оказалась выбита гоминьдановским
террором из городов, то больше не попыталась всерьез восстановить свое
влияние на городской пролетариат и ушла в "горы Цзиньганьшаня".
Фактически это было ее концом, как пролетарской партии. Начало процесса
превращения ее в партию мелкобуржуазных масс деревни отметил уже Троцкий в
работе "Китайский вопрос после VI-го конгресса". Победа многолетней
крестьянской герильи стала победой военно-бюрократической националистической
элиты, взявшей под удушающий контроль рабочий класс городов, разгромившей все
его независимые классовые организации и уничтожившей партию, претендовавшую на
роль авангарда китайского рабочего класса - Рабочую Коммунистическую Партию
Китая (троцкисты). Как можно после этого утверждать, что Китай Мао - это
"изначально деформированное рабочее государство"?! Китайская
бюрократия, как это ни "забавно", но смыкается с выводами
троцкистских теоретиков. К примеру, Дэн Сяопин, рассуждая "О насущных
задачах партии на организационном и идеологическом фронте" на одном из
пленумов ЦК КПК в первой половине восьмидесятых годов, коснувшись проблемы
вольнодумства или, по терминологии Дэна - "духовного загрязнения",
нападал на тех в Китае, кто имел дерзость отрицать пролетарский характер КПК и
КНР.
Где тот критерий,
который позволяет теоретикам различных тенденций определять Кубу, КНДР,
Вьетнам, Китай как РАБОЧИЕ государства?! Если критерия нет, то почему бы уже
упоминавшийся мною режим Менгисту Хайле Мариама в
Эфиопии 1974 - 1991 г.г. не объявить РАБОЧИМ?!
Вопрос можно
сформулировать еще и так: каков должен быть уровень индустриального развития
данной страны, чтобы созданный таким развитием пролетариат мог претендовать на
роль движущей силы революции и на осуществление диктатуры пролетариата в
обществе?
Переходим ко второму
вопросу, который напрямую завязан с первым: классовая сущность режима
"красных кхмеров" в
Камбодже 1975 - 1979 г.г..
Я не нахожу необходимой
точки опоры для формулирования удовлетворяющего меня ответа ни в аргументации
сторонников теории "переродившихся рабочих государств" ( кстати, Лига
за Революционный Коммунистический Интернационал считала Камбоджу "красных
кхмеров" именно таковым), ни в аргументации значительно более близкой мне
теории государственного капитализма (Клифф, Харман и др.).
Что же представляла
собою т.н. Демократическая Кампучия?
Классы, в марксистском
понимании этой социальной категории, ликвидированы. Но имеет ли в этом случае
для социологического анализа значение те методы, которыми было сметено классовое
общество?
Но ведь оказалось
возможным и осуществимым(!) в рамках отдельной, слаборазвитой аграрной страны
ликвидировать классовое общество, рыночную экономику, товарно-денежные
отношения!
Все это было сметено
революционным насилием в кратчайшие сроки при помощи деструкции зачаточной
индустрии и урбанистической культуры в условиях полной автаркии.
Чем в это время была
власть "красных кхмеров"? Диктатурой беднейшего крестьянства?
Идем дальше:
противоречия между городом и деревней уничтожены путем ликвидации
урбанистического образа жизни как такового. Общественное разделение труда на
умственный и физический преодолено путем ликвидации прослоек общества, чьей
привилегией был умственный труд.
Остались ли в обществе
антагонизмы в марксистском понимании? Носили ли эти антагонизмы классовый
характер? Если да, то между кем?
Кооперированное
крестьянство с максимально высокой степенью обобществления в коммунах и
кооперативах и военно-бюрократическая каста управленцев - вот и вся социальная
структура общества при "красных кхмерах". По всем внешним социальным
параметрам - как будто бы КОММУНИЗМ?!
Коммунизм на основе
минимализации материальных потребностей, да еще в "отдельно взятой
стране"?! Тем более, что на "коммунизме" сидит верхом жестокая
военно-бюрократическая каста и бушует вакханалия красного террора! Почему?!
Почему при бесклассовом обществе, бестоварной экономике сохраняется государство
с жесточайшими институтами насилия?! Что это - "обобщенная нужда и
жандарм" - как формулировал проблему Троцкий в "Преданной
революции"?
В состоянии ли вообще
принципиальный троцкистский анализ дать оценку уникальному феномену режима
"красных кхмеров" - феномену прорыва к коммунизму через деурбанизацию,
деиндустриализацию, минимализацию материальных потребностей и автаркию?"
Какова классовая природа
Демократической Кампучии?"
Повертаючись
від Демократичної Кампучії до маоїстського Китаю, хочу ще зазначити, що класову
природу будь-якого пост-революційного режиму перш за все треба визначати по
характеру самої революції.
Ось,
наприклад, Бухарін, полемізуючи проти тих (зокрема, проти "Робітничої
Правди"), хто заперечував, що СССР це робітнича держава, визначав,
що більшовицька революція була соціалістичною (пролетарською) революцією, отже
СССР - це робітнича держава, там має місце диктатура пролетаріату...
З
висновками Бухаріна я не можу погодитися, але сам підхід, в цілому, вірний.
Отже, у випадку з КНР, треба перш за все визначити рушийні сили китайскої
революції та її характер.
До
речі, тоді ж, у другій половині 90-х років, полемізуючи зі мною з приводу
характеру китайської революції, один дуже теоретично підкований сталініст (
тоді член Теоретичного центру при Дніпропетровському обкомі КПУ), наполягаючи
на тому, що Китайська революція під проводом КПК була соціалістичною,
добалакався до того, що роль пролетаріату у цій революції об’єктивно зіграла
Народно-Визвольна Армія Китаю!!!
Селянська
армія відіграє роль робітничого класу у так званій соціалістичній революції -
до такого маразму можуть добалакатися хіба що
"марксисти-ленінці"!!!
Олег
Дубровський.
13.06.2023
Оскільки автор веде мову також і про соціальну сутність
режиму червоних кхмерів, додам також мій короткий відгук на книгу історика
Девіда Чендлера «Брат номер один», розміщений на фейсбуці 8 грудня 2021 року.
Література про червоних кхмерів та їх лідера існує вже
досить велика, але українською мовою на жаль її обмаль. Одна з найповніших та
найґрунтовніших мабуть на сьогодні біографій лідера червоних кхмерів належить
перу одного з кращих спеціалістів з історії Камбоджі американського історика,
що зараз живе й працює в Австралії, Девіда Портера Чендлера (David P. Chandler).
Його книга «Брат номер один» (1997, друге видання 1999) на жаль не перекладена
українською.
Хоча для української історії це дослідження також дає
багато порівняльного матеріалу. Так званий «комунізм» у Камбоджі був формою
національно-визвольного руху проти іноземного панування спершу Франції, потім
США та В’єтнаму. В цій боротьбі червоні кхмери спиралися на підтримку в першу
чергу Китаю під керівництвом Мао Цзе-Дуна, копіюючи часто його методи. Попри
нібито комуністичні гасла, по суті це були саме саме форми буржуазної трансформації
традиційного суспільства, якими би жахливими ці форми не були. Деякі історики
вважають навпаки це формою реакції традиційних структур на буржуазну
модернізацію. Свідомість червоних кхмерів є типовою для селянських воєн
середньовіччя із їх ненавистю до міст, як центрів гноблення, часто
представленого іншими етносами (у Камбоджі – близько половини населення міст
становили в’єтнамці та китайці, що опанували комерційний сектор). Згадаймо
українську Коліївщину чи отаманщину 1919 р. з її єврейськими погромами.
Тут бачимо і відмінність між СРСР та Демократичною
Кампучією: в Радянському Союзі цілі модернізації таки переважали й були
реалізовані у формі державного капіталізму. В СРСР дійсно сталися докорінні
зміни – перехід від аграрного традиційного суспільства до модерного
індустріального із властивими йому змінами від типу демографічного відтворення
до системи освіти. В Камбоджі "національний соціалізм" не мав таких
здобутків, натомість приніс не менше жертв.
Андрій Здоров.
«17 апреля 1975 года в Камбодже
закончились тяжелые пять лет вторжения, бомбежек и гражданской войны: столица
Пномпень перешла в руки партизанских армий, известных как красные кхмеры,
осаждавших городе начала года. К тому моменту в столице находилось свыше
миллиона беженцев из сельских районов. Почти ничего не зная о красных кхмерах,
городское население предполагало, что мир лучше войны и что, объединившись,
камбоджийцы смогут восстановить свою страну.
То, что произошло потом, застигло
врасплох всех, за исключением командиров красных кхмеров. Они за неделю согнали
в деревни все население Пномпеня, Баттамбанга и других городов и велели людям
приступить к сельскохозяйственным работам. Тысячи эвакуированных, в особенности
маленькие дети и старики, вскоре умерли. Уцелевшие долго брели по дорогам, к
родственникам в надежде, что те их приютят. «Почему нас ведут как пленников?» —
спрашивали несчастные, указывая на шагающих рядом хорошо вооруженных молодых
солдат. Им отвечали, что нужно подчиняться революционной организации, которая
заменит семью. Эвакуированных называли «новыми людьми», или «людьми 17 апреля»,
потому что они с большим опозданием присоединились к революции. Жители сельской
местности считались опорой строя, и с ними обращались не так сурово, как с
остальными.
Опустошив города, революционная
организация приступила к выполнению программы социальных преобразований,
затрагивавшей все стороны камбоджийской жизни. Деньги, рынок и частная
собственность были отменены, школы, университеты и буддийские монастыри —
закрыты. Заниматься издательской деятельностью не разрешалось; прекратила
действовать система почтовой связи; свобода передвижения, информационный обмен,
возможности заботиться о своей внешности, а также и развлекаться были
ограничены. За нарушение новых правил грозило суровое наказание, а за повторный
проступок людей либо отправляли в тюрьму, где их ожидали ужасные условия, либо
убивали. Всем камбоджийцам приказывалось выполнять рабочие нормы, установленные
революционной организацией. Эти нормы редко учитывал и профессиональное
обучение и навыки эвакуированных городских жителей: почти все горожане
превратились в крестьян. Их заставили носить одинаковую черную одежду из
хлопка.
Руководители движения и мотивы их
действий держались в строгой тайне. Для внешнего мира Камбоджа по-прежнему
оставалась якобы под властью правительства Единого Фронта, созданного в 1970
году в Пекине, после того как в результате бескровного переворота был свергнут
глава государства принц Нородом Сианук. Вместо него Камбоджей стало управлять
правительство, искавшее союза с Соединенными Штатами. Лишенный трона принц
номинально возглавил сопротивление в Пекине. К 1972 году красные кхмеры уже
контролировали это сопротивление, однако ради соблюдения международных приличий
продолжали действовать под прикрытием коалиции Сианука.
Загадка оставалась неразгаданной
вплоть до конца 1975 года. В январе 1976 года революционная организация
распустила Единый Фронт, изменила название страны на Демократическую Кампучию
(ДК) и провозгласила новую конституцию. В ней превозносились ценности
коллективизма и их внедрение в жизнь Камбоджи. Конституция отождествляла цели
революционной организации с интересами народа. Кстати, любопытный факт: в
тексте нового основного закона страны ни разу не встречалось слово «социализм»
или «коммунизм».
Личность премьер-министра, «работника
с каучуковой плантации» по имени Пол Пот, установить было невозможно. В момент
прихода к власти, как раз тогда, когда можно было ожидать его выхода на
публику, он скрылся за революционным именем.
Кто же он такой?
На протяжении года он почти ничего не
открыл о себе. Во время государственного визита в Китай, состоявшегося в
сентябре 1977 года, Пол Пота сфотографировали. По фотографии
специалисты-историки узнали в нем бывшего школьного учителя,
пятидесятидвухлетнего Салот Сара, который с 1963 года являлся секретарем
Центрального Комитета подпольной Коммунистической партии Кампучии (КПК).
Впервые Пол Пот объявил о существовании КПК в своей триумфальной речи,
записанной для радиостанции «Пномпень» перед визитом в Китай. Однако лишь
немногие камбоджийцы знали, что Пол Пот — это Салот Сар. Он признался в этом
лишь после того, как его свергли в 1979 году.
Ущерб, который Демократическая
Кампучия причинила своему народу, побудил французского автора Жана Лакутюра
придумать слово «самогеноцид», чтобы отличать события в Камбодже от уже имевших
место в истории погромов, холокостов, чисток и вендетт. Ужас Лакутюра
подтверждается фактами. Меньше чем за четыре года больше миллиона камбоджийцев,
или каждый седьмой, умерли от недоедания, переутомления, а также от ошибочно
поставленных диагнозов или от неправильного лечения. По меньшей мере сто тысяч
человек, и не исключено, что еще больше, были казнены за совершение
преступлений против государства. Десятки тысяч погибли в конфликте с Вьетнамом,
почти наверняка развязанном красными кхмерами. Но вправду ли камбоджийский
самогеноцид не имел доселе аналогов в истории? Отчетливые параллели и,
вероятно, даже влияние можно обнаружить в китайском Большом скачке 1950-х годов
и в советской коллективизации, проводившейся на Украине за двадцать лет до
событий в Китае. Кроме того, возникают ассоциации с чистками, имевшими место и
в СССР, и в КНР, входе которых уничтожались «элементы», которые, как считалось,
представляли опасность для революционных вождей. В некотором смысле то, что
случилось в Камбодже, хотя и в более интенсивной степени, было обычным делом
для тех стран, политическими методами которых Пол Пот — или «Брат номер один»
(как его звали подчиненные) — восхищался.
Скольким людям стоил жизни этот
режим? По скромным подсчетам, в 1975–1979 годах в результате проводившейся в ДК
политики погибло от 800 000 (каждый десятый) до 1 000 000 (каждый восьмой)
мужчин, женщин и детей. Сюда не входят камбоджийцы, убитые во время сражений с
вьетнамцами. В большинстве случаев люди умерли от недоедания, переутомления и
варварского лечения. Таким образом, в этих смертях были виноваты «штурмовые
атаки» режима, безнаказанность, а также всеобщая паранойя, наделенных властью
неграмотных молодых людей, определявшая образ мышления партийного руководства.
Около 100 000 мужчин и женщин или
даже больше были казнены без суда и следствия. В сельских районах убийства
происходили чаще всего тогда, когда местные молодые партработники проводили в
жизнь, как им казалось, линию партии. Некоторые из этих казней, были вызваны
взрывом негодования. В то же время 14 000 мужчин и женщин, брошенных в застенки
Туолсленга, «сокрушали» в более размеренной манере, иногда на протяжении
нескольких месяцев.
Какое наследство он оставил после
себя? Чего он искал и чего добился за годы пребывания у власти? Представление о
Камбодже, какой он видел ее в своих мечтах, — экономически самостоятельной, всемогущей
— вероятно, проносилось в умах и других камбоджийских правителей со времен
упадка Ангкора в XV веке. Некоторые из них поддавались этим видениям и находили
покровителей (и сателлитов), которые могли помочь воплотить мечту в жизнь.
Другие, пожалуй, их было большинство, думали, а нужна ли Камбодже
самостоятельность? Что от этого выиграет страна и какую выгоду получат лично
они? В постангкорской Камбодже антигероическое поведение правителей и схожих с
ними простых людей имело смысл. Одна из ценностей анти-геройства — и она
какое-то время играла на руку коммунистам — заключалась в том, что
камбоджийское общество стоически ли, с обидой ли, но примирилось с такими
иерархическими структурами, в которых на «меньших» людей не обращалось внимания
— за исключением тех случаев, когда они могли служить и кормить богатых и
сильных.
В камбоджийской истории Пол Пот стоит
в ряду правителей-мечтателей. На каком-то этапе своей жизни — возможно, в
Париже, возможно, еще раньше — он взбунтовался против раболепия и покорности
камбоджийского народа. Праздность королевской семьи угнетала его. Страдания,
которые причиняла ему зависимость Камбоджи от Вьетнама и Франции, видимо, были
искренни. Он разделял их с другими камбоджийскими интеллигентами того времени.
В начале 1950-х он увидел в коммунизме набор методов, позволяющих достичь
власти и освобождения. Их можно было применить и к Камбодже, чтобы уничтожить
стоявшие на пути ее развития иерархичность, несправедливость и подхалимство.
Решающая роль, которую предстояло сыграть в этом процессе таким интеллигентам,
как он, означала, что реальные приоритеты камбоджийских бедняков,
концентрировавшиеся вокруг семьи, религии и досуга, будут игнорироваться ради
предположительно более высоких целей. В случае с Салот Саром видение нового общества,
вероятно, было окрашено более личностными представлениями — представлениями о
самом себе. Возможно, он считал коммунистическое движение способом личного
самовыражения. Отчасти самовыражение происходило в форме осуществления власти
над людьми с тем, чтобы контролировать будущее.»
Читайте також:
Немає коментарів:
Дописати коментар