Оксана Іванівна Шахрай (дівоче прізвище Тéпер) прожила
довге життя. Народилася вона в родині єврейського вчителя на Волині в 1887 р.,
а померла у Москві в 1980 р. В 1904 р. вперше долучилася до революційної
боротьби проти самодержавства, вступивши до гуртка Партії соціалістів
революціонерів в Одесі. В 1907 р. в Феодосії вона познайомилася із Василем
Шахраєм, що був тоді також членом одного з таких гуртків, а за кілька років
став її чоловіком. Вона була старша за нього на рік і мала на той момент
більший політичний досвід, пережила два арешти і заслання. Обидва вони вже у
1910 р. позбулися есерівської ідеології і стали марксистами. Василь Шахрай у
1913 р. став членом Російської соціал-демократичної робітничої партії (більшовиків).
Оксана Шахрай після трьох арештів та заслань за часів царизму, в 1917 р. також
вступила до цієї партії, але через сімейні обставини в 1918 р. втратила зв’язок
із партією і фактично вийшла із неї.
Василь Шахрай став одним з лідерів більшовиків
України в 1917 р., членом першого
українського радянського уряду – Народного Секретаріату, делегатом від ЦВК Рад
України на мирній конференції в Брест-Литовську. Проте в березні 1919 р. за публічну
критику національної політики більшовиків в Україні, нехтування ними
проголошеного права націй на самовизначення та викриття шовіністичних тенденцій,
публічний заклик до утворення окремої від РКП(б) Української Комуністичної
партії рішенням ЦК КП(б)У Василь Шахрай був виключений із партії більшовиків.
Влітку 1919 р. для підпільної роботи в тилу денікінської армії він вирушив на
Кубань, де був схоплений та убитий білогвардійцями на початку 1920 р.
Оксана Шахрай мусила сама виховувати двох їхніх дітей
(доньку Оксану і сина Юрія), самотужки здобуваючи освіту та засоби для
існування. Спогади її збереглися у фонді Климента Ворошилова у Російському
державному архіві соціально-політичної історії (РГАСПИ. Ф. 74. Оп.1. Д.426.
Л.29-45.) у Москві. На жаль ці спогади не датовані та навіть не підписані.
Приналежність їх Оксані Шахрай визначили працівники цього архіву за почерком та
змістом документу. Час написання їх можна визначити також лише приблизно –
після 1945 р.
Чому саме в цьому фонді опинилися ці спогади? Справа в
тому, що Оксана Шахрай була добре знайома із дружиною Климента Ворошилова Єкатериною Давидівною Горбман: разом вони
відбували заслання в містечку Онєга Архангельскої губернії в 1910 р., а в 1915
р. в Петрограді Єкатерина Горбман познайомила Оксану Шахрай та її чоловіка
Василя зі своїм чоловіком – майбутнім народним комісаром військових і морських
справ СРСР Климентом Ворошиловим.
Живучи в сталінському СРСР, Оксана Шахрай добре знала,
яка доля чекала на членів сімей «ворогів народу» та «дітей ворогів народу»,
тому перш за все намагалася добитися реабілітації свого чоловіка, зняти із
нього звинувачення в антирадянській, антиленінській діяльності. Саме для цього
вона зверталася по допомогу до Ворошилова, але всі ці зусилля були марними. В
реабілітації Василя Шахрая їй відмовили. Єдиним позитивним результатом цих
звернень можна вважати те, що ні вона
сама, ні її діти не були репресовані, а навіть змогли працювати на
відповідальних посадах в радянських освітніх та господарських установах.
Як і будь-яке історичне джерело, спогади Оксани Шахрай
потребують перевірки і співставлення з іншими джерелами. Не все в них відповідає
дійсності, особливо там де авторка описує події, яких не бачила сама, а передає
із чужих розповідей, чуток тощо (наприклад, про переслідування Василя Шахрая
зеленими під Новоросійськом). Але попри всі нашарування пізніших ідеологічних
штампів та явну мету довести, що Василь Шахрай був правовірним і твердокам’яним
ленінцем, що ніколи не мав розходжень із «генеральною лінією партії», спогади
Оксани Шахрай зберегли низку особистих вражень та ніким іншим не зафіксованих
подробиць їх особистого життя й ознак тієї доби, яку вони переживали.
Оксана
Шахрай. Воспоминания. О В.М. Шахрае.
С Василием Матвеевичем Шахраем я впервые
встретилась летом 1907 г. в городе Феодосии, куда приехала после отбытия тюремного
заключения. В.М. только что окончил учительскую семинарию и ждал назначения на
работу в школе. Он был уже членом Феодосийской организации П.С.-Р.[1],
которая состояла преимущественно из его сокурсников по семинарии и небольшого
количества портовых рабочих. Там же работали перешедшая к тому времени на
нелегальное положение Беття и Поля, приехавшая из Елисаветграда. Возглавлял
организацию журналист Василий Сергеевич Карцев. Но к моменту моего приезда он
уже был арестован и сидел в Феодосийской тюрьме, откуда его выслали в
Енисейскую губернию. С В.М. мы встречались на собраниях и массовках. В то время
как раз происходила подготовка к очередному губернскому съезду и обсуждался
вопрос об отношении к выборам во 2-ю думу.
Встречались
мы и вне партийной обстановки почти ежедневно за общими обедами, так как он был
единственным обладателем каких-то материальных ресурсов (кажется имел уроки),
которыми он нас и снабжал. Но вскоре после моего приезда нас с Беттей арестовали и после четырехмесячного
заключения выслали в Онегу, а В.М., получив назначение, выехал на работу в
Маяки[2]
Херсонской губ.
Между
В.М. и Беттей в ссылке происходила оживленная переписка. Из этой переписки мы
вскоре узнали, что он распрощался со своими эсэровскими увлечениями. Уже в
начале 1908 г. он прислал мне письмо, которое начиналось словами: «можешь меня
поздравить – я диалектический материалист». Долго шло объяснение, как он до
этого дошел. В годы реакции в таким медвежьем углу, как Маяки, куда его послали
на работу в качестве учителя городской школы, никаких партийных организаций не
было. Всё свободное от работы время он тратил на чтение и работу над собой.
Прочитав
Плеханова «К развитию монистической точки зрения в истории»[3] и ряд других книг, он осознал себя
диалектическим материалистом. «Капитал» Маркса еще более убедил его в новых
позициях, и с эсэрством он распрощался. В годы реакции работая учителем в
Маяках, Березовке и Полтаве, где никакой революционной работы не было, он
организационно с партией с.-д.[4]
связан не был. Связь начала налаживаться в 1913 г., когда он учительство вал в
Петербурге, где он и одновременно учился в Коммерческом институте. Но первая
империалистическая война и мобилизация эти связи оборвали.
Для
характеристики В.М. небезынтересен такой эпизод. Человек недюжинных способностей
он самостоятельно изучил три языка: немецкий, французский и английский.
Немецким он овладел настолько, что предпочитал читать «Капитал» Маркса в
подлиннике. На первом курсе Коммерческого института политэкономию читал
профессор Туган-Барановский[5].
Он же вел семинар по изучению «Капитала» по русскому переводу П. Струве,
который тогда считался наилучшим. И вот однажды на семинаре В.М. с немецким
подлинником «Капитала» в руках выступил и заявил, что какое-то место (какое я
не помню) П. Струве перевел неправильно и тем самым исказил смысл всего
контекста. После небольшой «дискуссии» Туган-Барановский вынужден был признать,
что В.М. прав.
Я
снова встретила В.М. в 1915 г. Осенью 1914 г. он как студент был освобожден от
мобилизации впредь до особого распоряжения и вернулся в Петроград для
исполнения своих обязанностей по школе. Там мы и встретились.
Примечание: Этот
период тебе и К.В.[6]
лучше известен, и ты сама его заполнишь. Я тогда жила в Пирятине и была
исключительно занята своими детьми: Оксане было три года, а Юре несколько месяцев.
 |
| Клим Ворошилов та Катерина Горбман |
В
1916 г. очередь дошла до студентов и его снова мобилизовали и отправили в
Кременчуг в запасной батальон, а через два месяца в Полтаву в военную школу[7],
где в четырех-месячный срок готовили прапорщиков для пополнения убывающего
командного состава в действующей армии. Очень способный по природе, он и в
военной школе учился отлично и
закончил ее портупей-юнкером, получив чин прапорщика. Единственное, что ему не удавалось – это
командовать «Смирно» – и кадровые офицеры над ним посмеивались. Возможно, что
вследствие этого «недостатка», его не послали на фронт, а оставили при школе
преподавателем. Окончил он школу в феврале 1917 г. – накануне Февральской
революции. Некоторое время и после революции в школе царили все старорежимные
порядки, с чем он мириться не мог и в марте 1917 г. он с группой сочувствующих
юнкеров и офицеров учинил «революцию». Старое начальство сместили , выбрали
новых – либеральных и установили новый режим в школе в целом.
Его
выбрали депутатом от школы в Совет рабочих и солдатских депутатов. Тут он
примкнул сразу к социал-демократической фракции Совета и вступил в
(объединенную тогда в Полтаве) с.-д. организацию. Все свое свободное от занятий
в школе время он отдавал работе в Совете. Ему часто приходилось выступать на
всевозможных собраниях и митингах, а так как он говорил по-украински, его
выступления особенно нравились полтавчанам – украинцам в основной своей массе.
Ему,
как военному, было поручено командовать первомайской демонстрацией. Его послали
в Ленинград на первый съезд советов. Оттуда он приехал вполне определившимся
большевиком.
 |
| Василь Шахрай |
Вспоминается
его доклад об этом съезде[8] на
каком-то большом собрании (кажется на пленарном заседании Совета), где он с
восторгом говорил о деятельности тогда еще малочисленной группы большевиков на
съезде и об историческом заявлении Владимира Ильича Ленина: «Есть такая
партия!»
В
первые дни после Октябрьской революции полтавские кадеты, считали себя еще
хозяевами положения и подбили юнкеров к выступлению против Совета депутатов.
В.М.Ш. поручили командование войсками, перешедшими на сторону Советов, и ему
удалось предотвратить кровопролитие, уговорив юнкеров сложить оружие без боя.
В
декабре 1917 г. Центральная рада, желая закрепить свою власть на Украине,
созвала под маркой съезда советов съезд кулаков в основном[9].
Однако большевистские фракции Советов тоже послали своих делегатов. От
Полтавского совета был послан В.М. Там он выступал против кулацких и
националистических деклараций Ц.Р. от большевистской фракции и вместе с ней
покинул съезд и уехал в Харьков, где собрался съезд рабочих депутатов Донбасса
и Украины, и было организовано первое большевистское правительство на Украине,
вошедшее в историю под названием ЦИКУКа. В.М. вошел в это правительство в
качестве секретаря (зачеркнуто) комиссара военных дел. В декабре 1917 г. его
делегировали в Брест на мирную конференцию с немцами, где пришлось вести борьбу
с делегацией от Ц.Р., которая сыграла изменническую роль, за спиной конференции
продав Украину немецким империалистам. Не успел он вернуться из Бреста и
доехать до Киева, где тогда уже находилась ЦИКУКа, как началось наступление
немцев. Вместе с правительством пришлось эвакуироваться в РСФСР[10].
В Москве он был некоторое время членом ВЦИКа от Украинского правительства,
потом он из состава правительства вышел и уехал в Саратов. В течение 1918 и
начала 1919 гг. он работал в организации, ведавшей делами пленных и беженцев. В
1919 году он на короткий срок вернулся на Украину. Наступление Деникина опять
загнало его в подполье и он очутился на Кубани. Но там свирепствовали зеленые[11] и
ему пришлось от них скрываться. Тут его следы потеряны. Только
в 1925 г. было получено письмо от заведующего Мархотской метеорологической
станции (фамилию его я не помню[12]),
где он сообщил, что В.М. принужден был конец 19 и начало 20 г. скрываться у
него на станции, где он жил в качестве работника. Раза два туда наведывалась
полиция Зеленого (??? – А.З.), но открыть его не удалось. Арестовали его в
лесу, куда он отправился якобы за дровами. Его увезли в Новороссийск. Когда об
этом узнал заведующий станцией, он поехал в Новороссийск и вместе с товарищами
железнодорожниками устроил ему побег. Железнодорожники снабдили его билетом до
Ростова и усадили в поезд. Это все, что
известно о нем. Когда после окончания гражданской войны, семья стала его
разыскивать, разнесся слух, что деникинцы его на какой-то железнодорожной станции
расстреляли. Вероятно это так и было, но установить точно, где и когда не
удалось.
Обо
мне.
Вернувшись
из ссылки в 1910 г, в самый разгар реакции, когда с П.С.Р. я порвала идейно и
организационно, а с С.-Д. связей не имела, я начала усиленно готовиться
экстерном к сдаче экзаменов за 7-й класс гимназии, чтобы таким способом
приобрести возможность хоть уроками укрепить свое материальное положение. В
1911 г. я благополучно экзамены сдала при Вознесенской женской гимназии,
получив даже три четверки: по математике, истории и географии. По тогдашним
временам при министерстве Кассо[13],
когда даже для экстернов-евреев была введена 3-процентная норма, еврейке
получить четверку на экзамене считалось большим достижением.
В
том же году я вышла замуж за Василия Матвеевича Шахрая и обзавелась семьей. В
1912 г. у меня родилась дочь, а в 1915 г. – сын. К 1917 г. у меня было двое
маленьких детей, забота о которых поглощала все мое внимание и всю энергию.
Если прибавить к этому частые и серьезные заболевания детей, то станет ясно,
почему в 1917 г., когда муж включился в большую политическую жизнь страны, я
как-то осталась в стороне. В 1917 г. я, правда, вступила в полтавскую
организацию большевиков, но ненадолго. начавшиеся перипетии гражданской войны
на Украине загнали меня с детьми к родным мужа на село, где я прожила до 1921
г. и таким образом механически из партии выбыла. Мои неоднократные попытки
снова вступить в партию не увенчались успехом.
Зато
в другой области моей личной жизни Советская власть мне очень много дала. До
революции я не смела мечтать о высшем образовании, хотя жажда знания и
необходимость приобрести какую-нибудь квалификацию толкали меня на путь учебы.
Только при Советской власти в 1923 г. я, сдав сравнительно легкий экзамен,
поступила в Харьковский институт народного образования на факультет социального
воспитания и закончила его в 1927 г. Руководство факультета выдвинуло мою
кандидатуру в аспиранты во вновь открывшийся Украинский научно-исследовательский
институт педагогики (УНДИП). Аспирантуру я закончила в 1931 г.
Надо
сказать, что учеба моя шла без отрыва от «производства». Овдовев, я должна была
подумать о материальном обеспечении детей. (В 1921 г.) прослушав в Пирятине краткосрочные
курсы Трудовой школы, я была назначена там же учительницей в одну из школ.
Учительский оклад того времени, равнявшийся четырем миллионам рублей,
обеспечивал мне кусок мыла в месяц для стирки белья. Во всем остальном я
зависела от стариков-родителей мужа. Они мне правда в помощи не отказывали и каждую
неделю снабжали молоком для детей, печеным хлебом или мукой, картошкой и
другими овощами (все это я грузила на себе и таскала за 6 километров из деревни
в город) Но такой образ жизни меня не удовлетворял. В мои планы не входило быть
в зависимости от стариков, во первых; необходимость повысить свои знания и
педагогическое мастерство, во-вторых; и дать детям настоящее коммунистическое воспитание,
каковое они смогут полчить, как мне тогда казалось, только в детском доме,
в-третьих, все это заставило меня искать способов выбраться из Пирятина в
большой культурный центр, где я и сама смогу учиться и детей воспитать
надлежащим образом. Случайные обстоятельства помогли мне в этом. Мой племянник,
которого я не видела 11 лет и с которым не переписывались, разыскал меня,
приехал и увез меня в Харьков [14].
Там
я нашла полтавских товарищей, которые помогли мне устроиться с детьми в
Опытно-показательном детском доме имени Шевченко в с. Гиевке Харьковской
области. Действительность 21-22 гг. немного развеяла мои радужные представления
о настоящем коммунистическом
воспитании в детском доме, и через два года я без особого сожаления покинула
детский дом и при помощи тех же товарищей устроилась в 1923 г. на работу в
редакцию нарождавшегося в то время научно-популярного журнала «Знання», где я работала секретарем
редакции, переводчицей на украинский язык и техническим редактором во время
учебы и аспирантуры. В 1931 г. я перешла в УНДИП в качестве научного
сотрудника, где и работала до 1937 г. В 1937 г. перешла на работу в школу. Преподавала
русский язык и литературу в 5-10 классах в Чугуевском районе до начала Великой Отечественной
войны. Война оторвала меня от любимого дела. Но вопросы воспитания детей до сих
пор меня очень волнуют. В особенности вопросы внешкольного воспитания детей,
родители которых в силу своей занятости не могут сами организовать разумного
занятия и отдых детей после школы.
Российский государственный архив социально-политической
истории. Ф. 74. Оп.1. Д.426. Л.29-45. Рукопись. Оригинал. Публикуется впервые.
Передмова і примітки Андрій Здоров.
Передмова і примітки Андрій Здоров.
[3] Очевидно авторка має на увазі книгу Г.В. Плєханова «К развитию монистического взгляда на историю» (1894).
[6] К.В. – Ворошилов Климент Єфремович (Охрімович) (1881-1969) – радянський політичний та військовий діяч,
народний комісар оборони СРСР (1925-1940), голова Президії Верховної Ради СРСР
(1953-1960). Оксана Шахрай звертається тут до його дружини Катерини Давидівни
(уродженої Гітлі або Голди Горбман. 1887-1959), із якою вони дружили.
[8] Очевидно мова йде
про І Всеросійський з’їзд Рад (Совітів) робітничих і солдатських депутатів в
Петрограді 16 червня – 7 липня 1917 р, делегатом якого від Полтавської Ради був
Василь Шахрай.
[9] І Всеукраїнський з’їзд
Рад 17-19 грудня 1917 р. в Києві був скликаний Обласним комітетом Рад
Південно-Західного краю, хоч більшість Рад (Совітів) Півдня та Сходу України проігнорували це запрошення.
Українська Центральна Рада та її органи дійсно направили на цей з’їзд своїх прибічників.
[10] Насправді Народний Секретаріат України було ліквідовано на
останньому засіданні ЦВК Рад України в Таганрозі 18 квітня 1918 р.
[11] Насправді «зелені» Кубані
та Чорноморської губернії наприкінці 1919 - початку 1920 рр. були переважно селянськими
партизанськими загонами, що вели боротьбу проти денікінців під керівництвом місцевих
есерів і в союзі із підпільниками більшовиками.
[13] Кассо Лев Арістідович
(1865-1914) – міністр народної освіти Російської імперії в 1910-1914 рр.,
проводив реакційну консервативну політику.
Читайте також:
Немає коментарів:
Дописати коментар