Антитоталитарные левые…
Документы и материалы.
К истории рабочего движения в Украине времён перестройки и распада СССР. К истории анархо-синдикализма в Украине.
Итак, в сентябре 1983г., уволившись, так сказать,
по добру, по здорову, с Трубного Опытно-экспериметального завода Всесоюзного
Научно-исследовательского трубного института (ТОЭЗ ВНИТИ), я обошел ряд
промышленных предприятий Индустриального района Днепропетровска и все-таки
остановился на запасном варианте собственного трудоустройства –
Днепропетровском Промышленно-энергетическом узле (ДПЭУ – производство
промышленного пара, отопление, ретрансляция электроэнергии, водоснабжение и
откачка сточных вод 26 предприятиям района), где мне уже пришлось поработать в
1977-78г.г.
Увольняясь с
ТОЭЗ ВНИТИ, я поставил перед собой
задачу, - развивать тот протест, то противодействие диктатуре КПСС, которое
там, на ТОЭЗ, носило у меня сумбурно-спонтанный характер, без четкого осознания
целей и средств, что и привело в конце концов к тому, что
Цеховому
комитету профсоюза
Дубровского
О.Б.
З
А Я В Л Е Н И Е
Заявляю резкий протест против
решения отчетно-выборного собрания профсоюзной организации парокотельного цеха
(по предложению т. Несмашного), которое обязывает новый состав цехкома
разобрать мои политические взгляды.
У нас что,
профсоюз или политическая партия?!
У нас что,
цехком или партком, разбирающий отклонения члена партии от партийной политики?!
Подобный
разбор, если он будет иметь место, будет искажением и нарушением принципов
профсоюзного движения, согласно которым:
1.
Профсоюзы объединяют трудящихся независимо от их
идеологических убеждений и политических взглядов.
2.
Деятельность профсоюзов не носит политической и
идеологической направленности.
3.
Основа деятельности профсоюзов (ради чего они вообще
создавались) – борьба за интересы и права трудящихся.
Дубровский
О.Б.
8-е
ноября 1987г.
ПРОТОКОЛ
внеочередного
заседания профсоюзного комитета ДПЭУ
от
1 декабря 1988г.
Повестка дня: О нарушении
уставных требований т. Дубровским О.Б.
Присутствуют:
профком ДПЭУ в полном составе:
1.
Беленко Л. – председатель профкома, инженер по
снабжению, чл. КПСС.
2.
Нафанец А. – зам. председателя, главный энергетик ДПЭУ,
чл. СТК, чл. КПСС, чл. партбюро.
3.
Пешнев А. – газоэлектросварщик участка водоснабжения,
чл. СТК, чл. КПСС.
4.
Никаноров Н. – главный инженер ДПЭУ, чл. СТК, чл. КПСС,
чл. партбюро.
5.
Шелудько В. – инженер, начальник химводоочистки
парокотельного цеха.
6.
Дубровский О. – председатель цехкома парокотельного
цеха, слесарь-ремонтник.
7.
Зимбалевский П. – бригадир слесарей-ремонтников
парокотельного цеха, председатель СТК.
8.
Безуглая Н. – машинист паровых котлов парокотельного
цеха;
а также:
Шакалов В. –директор ДПЭУ, чл. СТК, чл. КПСС, секретарь партбюро по
идеологии.
Герасимов В. – мастер по
ремонту оборудования парокотельного цеха, чл. СТК, чл. КПСС, секретарь партбюро;
Дедушкина В. – председатель объединенного профкома пивобъединения «Днепр», чл. КПСС,
чл. Индустриального райкома КПСС.
Беленко Л. – Товарищи!
Сегодня у нас внеочередное заседание, на котором мы должны разобрать нарушение
Устава профсоюзов т. Дубровским О. Б., который является членом профкома и
председателем цехкома.
Я
разговаривала со многими людьми, по работе цехкома его все поддерживают,
работает он активно, но для того, чтобы быть председателем цехкома, вести за
собой цехком и профсоюзную организацию цеха, необходимо быть не только хорошим
рабочим, не только помогать рабочим
отстаивать их интересы, но и правильно понимать и проводить идеи партии.
Но
Дубровский отвергает партийное руководство, выступает против таких коренных
положений устава, как: руководство партией профсоюзами; воспитание членов
профсоюзов в духе коммунистической идейности; борьба профсоюзов с чуждой
идеологией, а также то, что основной целью профсоюзов является борьба за
выполнение программы КПСС.
Я считаю,
что Дубровский не может быть в таком случае членом профкома и председателем
цехкома, а также нам надо решить вопрос о возможности его пребывания в
профсоюзе. Пусть он сейчас выступит и расскажет нам, что он думает о своих
действиях.
Дубровский О.
- Товарищи! Неделю назад
состоялся профком, на котором я выступал, все рассказал и объяснил, и сейчас я
не смогу добавить что-нибудь новое к ранее сказанному.
Беленко Л. – Значит,
ты согласен с тем, что я говорила?
Дубровский О.
– Да, конечно.
Беленко Л. – Товарищи!
Выскажитесь каждый по этому вопросу. Пожалуйста, т. Никаноров.
Никаноров Н.
– Товарищи! Мнения и взгляды Дубровского нам известны были давно, не
первый год. Он никогда не посещал
политзанятий, не вышел ни на один коммунистический субботник и, тем не менее,
мы допустили, чтобы его избрали председателем цехкома. И вот сегодня мы
пожинаем плоды собственной пассивности.
Считаю,
что Дубровский не может оставаться членом профкома и председателем цехкома.
Нафанец А. – Товарищи!
Я настаиваю на том, что я говорил на профсоюзных и партийных собраниях, на
профкомах. Человек, которому чужды наши идеи, который не признает те установки,
которые спускаются нам сверху руководством нашей партии, такой человек не имеет
права быть лидером профсоюзной организации.
Товарищи!
В цехе висит объявление, что вскоре появится новый номер этой самозванной
газеты, которая прикрывается именем профсоюзной
организации. Это значит, что на нас вновь выплеснется антипартийная пропаганда.
Товарищи! Мы должны в конце концов пресечь ее выпуск и не допустить, чтобы она
прикрывалась цеховой профорганизацией. У нас не может быть отдельной
профсоюзной газеты. Может быть только объединенный орган партийной, профсоюзной
и комсомольской организаций предприятия или цеха. Такова наша структура. И
вообще, я удивляюсь, куда смотрит КГБ. Ведь разворачивается деятельность
нелегальной оппозиции, постоянно ведется агитация, подрывающая нашу партию, ее
авторитет. Придется направить частное определение в адрес райотдела КГБ.
Необходимо сейчас решить вопрос о пребывании его в профсоюзе вообще.
Пешнев А. – Я
хочу задать Олегу один вопрос: как ты считаешь, ты на месте находишься, занимая
место председателя цехкома, нравится ли тебе это дело?
Дубровский О.
– Да.
Беленко Л. – Ваше
мнение, товарищ Пешнев?
Пешнев А. – Ну
что я могу сказать? Коммунистическая партия у нас руководящая и направляющая
сила и раз он этого не признает, значит, наверно, ему не место в профкоме и
цехкоме.
Дедушкина В.
– Конечно, мы знали о настроениях и взглядах Олега Борисовича. Я выступала
на отчетно-выборном собрании и убеждала, что при таких настроениях Дубровский
не может быть профсоюзным руководителем. Но собрание не прислушалось к моему
мнению и избрало Дубровского членом
профкома.
Мы, честно
говоря, не приняли этого тогда всерьез, думали, ну, человек рвется в лидеры, а
у него есть организаторские способности, вот он и увлекает людей такими
высказываниями. Но теперь мы увидели, что это очень серьезно. Я, конечно,
понесу наказание за то, что допустила подобное, за то, что не доложила вовремя
в облсовпроф о случившемся на Промузле, о распространившихся здесь
нездоровых настроениях. Но теперь, когда
начала выходить эта нелегальная газета, которая работает на подрыв влияния КПСС
в массах, нам стало понятно, насколько серьезно обстоят дела, и как далеко тут
у вас все зашло. Это чисто политическое дело – выпуск стенной печати. Выпуск
любой стенгазеты должен быть утвержден секретарем партбюро, тем более, у нас не
может быть отдельной профсоюзной стенгазеты. А кто утверждал вашу газету? Вы
захватили трибуну, вы самочинно стали выпускать эту газету и все это
используете для пропаганды своих анархистских идей. Мы этого не допустим.
Товарищи!
Он не может нести идеи, чуждые нашему обществу, находясь на руководящей работе
в профсоюзе вообще. К тому же, это действует какая-то подпольная организация,
которая неизвестно чем занимается. Вы ведь, товарищ Дубровский, сказали вчера,
когда вас просили назвать единомышленников, что не скажете, так как организация
ваша еще не легализована, а у вас есть единомышленники и здесь на ДПЭУ и вне
предприятия. Так убирайтесь в свое подполье, а на предприятии вести агитацию
нечего! Мы этого не позволим, ведь это выльется, в конце концов, в
эксцессы.
Ведь
посмотрите, куда он зовет рабочих – не надо партии, не надо администрации! Это
пропаганда, подрывающая устои нашего общества. Такому человеку не место не
только в профорганах, но и в профсоюзе вообще. Махновщины мы не потерпим!
Дубровский О.
– Я должен ответить на все то, что наговорила товарищ Дедушкина.
Во первых:
газета ни в коем случае не нелегальная, этот орган профсоюзной организации
парокотельного цеха, который был утвержден на заседании цехкома 4-го октября.
Там же было утверждено название и я был утвержден редактором цеховой
профсоюзной газеты. И я не согласен с тем, что не может быть отдельной
профсоюзной газеты. Вам не нравится – издавайте рядом свой «Котельщик»,
объединенный орган партийной, профсоюзной и комсомольской организаций.
Нафанец А. – Вам
никто этого не позволит!
Дубровский О.
– Легче всего вешать ярлыки: махновщина, нелегальщина, подполье, эксцессы.
На это вы большие мастера. Но в данном случае речь идет об агитации за
независимые профсоюзы. Я считал и считаю, что руководство правящей партией
профсоюзами и вытекающие их этого положения устава искажают суть профсоюзного
движения, приводят к тому печальному положению профсоюзов, которое мы имеем
сегодня.
Дедушкина В.
- Устав утверждался съездом
профсоюзов, его приняли миллионы людей, только вам он не нравится. Почему же вы
тогда не писали свои предложения в ВЦСПС?
Дубровский О.
– Это просто смешно, предлагать подобное! Для изменения устава необходимо
снизу, среди рабочих масс распространить убеждение в необходимости его
изменения. Это единственный реальный путь, который может привести к искомой
цели – независимости профсоюзов от вашей партии. Насчет нелегальщины – да,
действительно, как и вся оппозиция, анархо-синдикалисты существуют сейчас на
полулегальном положении. Их организация «Община» в Москве, с центром в
Московском пединституте, выпускает собственный бюллетень, разворачивает свою
деятельсноть по всей стране.
Шакалов В. – Идите
на улицу, там и агитируйте сколько вам влезет, а на предприятии нечего! Мы вам
не позволим!
Дубровский О.
– Нет уж, извините! Вы проводите свою пропаганду и агитацию, ведете свои
политзанятия, промываете мозги рабочим непрерывно, а я буду вести свою агитацию
и если на нее не будет отклика, как я уже говорил, то это моя беда. Вас
абсолютное большинство…
Шакалов В. – Ничего
подобного, это чушь! Нас 21 человек работает на Промузле.
Дубровский О.
– Вас абсолютное большинство по сравнению со мной. Идите, несите рабочим
свои идеи, как я несу свои. В демократическом обществе, в обстановке гласности
и демократизации каждый волен излагать свои идеи.
Шакалов В. – Надо
еще правильно понимать, что такое гласность и демократизация.
Товарищи!
Я вызывал его к себе, а может, и не вызывал, я уже не помню в этой кутерьме. У
нас состоялся разговор. Я сказал ему: на каком основании выпускается эта
газета, кто ее утверждал, кто утверждал название и девиз? Я указал, что газета,
ее название, редакция и девиз могут утверждаться только собранием, что отдельно
профсоюзной газеты не может быть, только совместный орган с партийной и комсомольской
организациями. К тому же, хотя я и секретарь по идеологии, но я сказал, что
материалы стенной печати должны просматриваться и утверждаться секретарем
парторганизации.
Дубровский О.
- Что я вам на это ответил?
Шакалов В. – Не
перебивайте меня! В первом номере
газеты, которую вы так красиво оформляете, содержались хорошие критические
материалы, но передовая статья была написана не в духе нашего времени. Отрицать
руководящую роль партии, которая является руководящим ядром нашего общества, -
это значит, отрицать Конституцию, а отрицать Конституцию, - это значит, что вы
не советский человек, а если вы не советский человек, то вам не место в нашей
стране!
Дубровский О.
– Интересно вы рассуждаете! Вы мыслите категориями 30-летней давности!
Шакалов В. – Да, вам здесь
не место. У нас подчинение меньшинства большинству и мы не дадим вам
пропагандировать чуждые идеи на предприятии. Вы ведете антипартийную агитацию,
призываете к анархии, а еще подали заявление на повышение квалификации. Неужели
вы рассчитываете, что мы будем повышать вам разряд, когда вы ведете подрывную
агитацию, то вы ошибаетесь, мы дадим всему этому партийную оценку.
Дедушкина В.
– Безуглой Н. – Вот вы выскажитесь. Ведь в прошлый раз вы, кажется, его
поддерживали.
Безуглая Н. –
Я уже говорила, - я анархию не поддерживаю, но теперь каждый волен
высказываться и в центральной печати такое пишут, что в нашей газете ничего
страшного не было. А Дубровского я знаю просто как хорошего рабочего.
Дедушкина В.
– Что значит – просто как хорошего рабочего?! Рабочий рабочему рознь! Вы
что, не слышите, к чему он призывает – распространить мнение снизу, среди
рабочих, о ненужности партийного руководства. Ведь в Карабахе, где сейчас
убивают людей, именно так и начиналось, - сначала агитировали снизу, а потом
началось.
Безуглая Н. –
Да причем здесь Карабах?!
Беленко Л. – Товарищи!
Будут ли еще мнения? Нет? Проводим голосование. Кто за то, чтобы Дубровского
вывести из членов профкома и снять с председателя цехкома? Шесть. Кто против?
Нет. (Дубровский в голосовании не участвует)
Безуглая Н. –
Я воздерживаюсь.
Беленко Л. – Товарищи!
Есть предложение провести 8-го декабря профсоюзное собрание в парокотельном
цехе и вынести на собрание вопрос о возможности пребывания Дубровского в
профсоюзе. Кто за это предложение – прошу голосовать. Кто против? Воздержался?
Проголосовали: за – 6; против
– нет; воздержался – 1.
Постановили:
1.
На основании Устава Советских профсоюзов, за отрицание
руководящей роли КПСС в профсоюзах, вывести т. Дубровского из состава профкома
и освободить от обязанностей председателя цехкома.
2.
Провести профсоюзное собрание в парокотельном цехе
8-го декабря 1988г.
3.
Вынести на собрание вопрос о членстве в профсоюзе
т. Дубровского О. Б.
--------------------------------------------------------------------------------------------
Протокол
№ 15 (выписка)
заседания
профсоюзного комитета
Днепропетровского
Промэнергоузла
от
15 февраля 1989
Присутствовали:
Члены
профкома: Беленко Л. – председатель профкома, инженер по снабжению, чл. КПСС;
Нафанец А. – зам. председателя, главный энергетик ДПЭУ, чл. СТК, чл. КПСС, чл.
партбюро; Никаноров Н. – главный инженер ДПЭУ, чл. СТК, чл.КПСС, чл. партбюро;
Зимбалевский П. – бригадир слесарей-ремонтников парокотельного цеха,
председатель СТК; Пешнев А. –
газоэлектросварщик участка водоснабжения, чл. СТК, чл. КПСС; Шелудько В. –
инженер, начальник химводоочистки парокотельного цеха; Якушенко М. – старший
машинист паровых котлов парокотельного цеха,
а также:
Дубровский О. – слесарь-ремонтник парокотельного цеха, профгруппорг ремонтной
службы, член цехкома парокотельного цеха.
Повестка дня:
о работе цехового комитета парокотельного цеха.
Постановили:
1.
Решение цехкома об опросе общественного мнения считать
недействительным.
2.
Выписку из протокола об идеологической борьбе и
агитации, проводимой О. Б.
Дубровским, направить в районный отдел Комитета государственной безопасности.
3.
Цеховому комитету рассмотреть вопрос о дисциплине в
парокотельном цехе.
--------------------------------------------------------------------------
КАК Я ГОТОВИЛ 11-е ИЮЛЯ.
(Заметки анархиста)
Вот и
июль-1990. Необходимо, это дело долга, приступать к реализации, хотя бы и
собственными силами, своей же анархо-синдикалистской установки о всеобщей
политической стачке. Если не я, то кто?! Если не сейчас, то когда?!
Конечно, вполне реально
оценивая ситуацию, я отдавал себе полный отчет, что попытка включить
Днепропетровск во Всесоюзную политическую стачку 11-го июля обречена на провал.
Но призывать к политической стачке – это дело принципа, к тому же интересно,
что может сделать один анархист с его сартровской «борьбой без надежды на
успех»?
Составляю текст листовки. Но
кто ее подпишет? Кто возьмет на себя ответственность за призывы к всеобщей
политической стачке – к массовым беспорядкам – в официальной «правоохранительной»
интерпретации? Вспоминается прошлое лето, митинговое лето 1989г. «Мы вас
привлечем к ответственности за организацию массовых беспорядков» - говорил
мне, похлопывая рукой по Уголовному кодексу, знакомый днепропетровским
анархистам старший лейтенант Седлецкий во время «беседы» в здании ГУВД.
Так кто же подпишет? Прежде
всего – это братья-анархисты. В Днепропетровске действуют анархисты,
причисляющие себя к двум организациям всеимперского масштаба – Конфедерации
анархо-синдикалистов (КАС) и Анархо-коммунистическому революционному союзу (АКРС).
Автор этих строк числит себя членом КАС.
Согласовываю текст листовки с
товарищами анархо-синдикалистами и анархо-коммунистами. Под листовкой решил
подписаться и Координационный Совет Укрсоцпрофа. Его представителя я заранее
ознакомил с текстом листовки по телефону.
В итоге получился вот такой
документ:
К
ТРУДЯЩИМСЯ ДНЕПРОПЕТРОВСКА
Граждане!
Шахтерский съезд, шахтерские коллективы Донбасса
призывают Вас встать 11-го июля на Всесоюзную политическую стачку.
Требования всеобщей
политической стачки:
1.
Отставка правительства Рыжкова, планирующего
свои реформы за счет трудящихся.
2.
Имущество
КПСС – Советам народных депутатов.
3.
Убрать парткомы КПСС с предприятий.
11-го июля, откликнувшись
на призыв шахтеров, не приступайте к работе, останавливайте производство,
избирайте стачкомы.
Проявим свою
пролетарскую сознательность и
солидарность! Встанем все, как один, на всеобщую политическую стачку!
Стачка
– главное оружие пролетариата!
Ударим
стачкой по красной диктатуре!
Долой
министров-коммунистов!
Долой
КПСС!
Долой
марксизм-ленинизм!
Координационный
Совет Социалистических профсоюзов (СОЦПРОФ)
Конфедерация
анархистов Украины «НАБАТ»
Анархо-коммунистический
Революционный Союз (АКРС)
Конфедерация
анархо-синдикалистов России и Украины (КАС)
Началась работа, при острейшем
дефиците времени. Я сразу понял, что подготовку к акции нужно было начинать
сразу после решения съезда шахтеров, а не за десять дней. После работы, по
вечерам, на своей печатной машинке (другой множительной техники у днепропетровских
анархистов пока нет) печатаю и печатаю листовки и уже поздним вечером, вернее
ночью, выхожу их расклеивать. До сих пор осталась эта привычка – работать под
прикрытием ночной темноты, - как-то увереннее и спокойнее себя чувствуешь. Где
клеил? Основной объект – промышленные предприятия Индустриального района – на
территориях заводов, у проходных, на столбах и автобусных остановках, на
заборах и стенах зданий. Здесь все знакомо – несколько месяцев, ночью и днем,
поздней осенью и зимой 1989-1990г.г., я здесь раздавал и клеил в массовом
порядке листовки с призывом бойкотировать комедию выборов 4-го марта.
Наступил знаменательный день
6-го июля. К слову сказать – всегда симпатизировал эсерам, особенно левым, и в
этот день решил порадовать КПССовскую администрацию своего предприятия –
Днепропетровского Промэнергоузла известием о том, что начинаю призывать рабочих
остановить производство 11-го июля. Все честь по чести – играем в открытую!
Начал с начальника парокотельного цеха Несмашного. Захожу к нему в кабинет и
сообщаю о решении шахтерского съезда, о требованиях намечаемой стачки и о своих
намерениях, «заранее, чтобы не было потом недоразумений и скандала».
Вижу, что этот хамовитый тип растерялся. Бормочет что-то невнятное об
ответственности и нежелании попасть в тюрьму из-за остановки котлов. Оставляю
его, клею листовку на доску приказов и объявлений, которая висит напротив
дверей в кабинет начальника цеха и направляюсь в административно-бытовой
корпус. Цель – зайти в планово-технический отдел, а затем к директору ДПЭУ
Шакалову. В планово-техническом отделе спокойный, корректный разговор со
старшим экономистом Р. Радченко и инженером по учету энергоресурсов Н.
Давиденко. Они, конечно же, против забастовки. Основной их довод –
недопустимость остановки предприятия в связи со спецификой производства. Ведь
ДПЭУ даже летом обеспечивает паром для технологических нужд многие предприятия,
среди них такие, как кондитерская фабрика, пивобъединение, трикотажная фабрика,
швейная фабрика, очистные сооружения, и самое главное – издательство и
типографию «ЗОРЯ» - предприятие обкома КПСС! Случись чего на ДПЭУ, - и
город, и область останутся без ежедневной порции печатной отравы – красной
идеологической промывки для мозгов граждан! К тому же, говорили наперебой
Радченко и Давиденко, остановка повлечет за собой громадные убытки, которые
обернутся для ДПЭУ такими штрафами, с которыми не рассчитаться и за год. Только
прекращение подачи пара на пивобъединение «ДНЕПР», доказывала Радченко, позволит тому списать все свои недостачи и
неполадки на ДПЭУ и обрушить на наше предприятие санкции.
Я отвечал, что эффективность забастовки как раз и определяется величиной
возможного ущерба, что если бы забастовка не наносила ущерба собственнику
средств производства, она не была бы главным оружием пролетариата. Потери,
издержки, неудобства, неприятности для самих забастовщиков неизбежны, войны без
потерь не бывает, на это надо идти совершенно сознательно. Заканчивая разговор,
Р. Радченко сказала: «Если
призываете к забастовке, то должны честно сказать рабочим, что
у них есть риск за один этот день сидеть потом год без
зарплаты».
Теперь к директору. В прохладном – работал кондиционер – кабинете
гражданин Шакалов за совершенно пустым рабочим столом изучал газету «Комсомольское Знамя». Обращается на «ты», сесть не предлагает.
Стоя излагаю ему свои соображения. Первая реакция ультимативного характера - если тебя не поддержат, ты должен будешь
покинуть предприятие. Затем последовали как будто надерганные из КПССовской
прессы фразы-клише о недопустимости забастовок, тем более политических, об их
бесперспективности, об экономическом ущербе, о законности – незаконности и т.д.
Я решил на этот раз ни в коем случае в скандал не сползать и отвечал очень
коротко и спокойно. Под конец Шакалов с усмешкой выражает надежду, что «трудовой коллектив» ДПЭУ не поддастся на провокацию и за мной
не пойдет. Я не отрицал, возможно так оно и будет.
«Но есть ли у нас вообще
люди, которые тебя поддерживают?» -
опять и опять звучит этот вопрос.
«Есть – отвечаю – но они пока не готовы идти так далеко, как я…»
Возвращаюсь в цех. У листовки уже стоят рабочие. Почти сразу по громкой
связи меня приглашают в кабинет начальника цеха. Захожу. По прежнему с весьма
растерянным видом, Несмашный выражает надежду, что созданный перед акцией
стачком даст ему письменное распоряжение об остановке котлов, и хотя он вне
партий и вне политики, но требования будущей всеобщей политической стачки
понимает и поддерживает, однако в тюрьму идти не хочет (и это тот фрукт,
который осенью 1987г. пытался устроить политическое судилище надо мной прямо на
профсоюзном собрании, который не раз на различных собраниях повторял: были
партии анархистов, эсеров, меньшевиков, но наша партия потому большевистская,
потому что за ней всегда шло и идет
большинство народа…). Я заверил его, что если
рабочий коллектив поддержит предложение об однодневной политической
стачке, то тут же будет создан стачком, который и возьмет на себя всю
ответственность за остановку производства пара.
Прошло совсем немного времени, и администрация начинает развивать
лихорадочную активность. Сначала директор
с самым мрачным видом засновал по территории, затем громкая связь
вызвала в его кабинет начальника парокотельного цеха Несмашного и председателя
марионеточного СТК, токаря ремонтной службы того же цеха В. Жилу. Затем в
механической мастерской, где я в это
время работал, появился главный инженер
ДПЭУ Никаноров, он же член профкома, член СТК и член КПССовского
партбюро, - один из моих наиболее злобных коммунистических оппонентов. Никаноров
обрушился на меня со всей силой «праведного» партийно-административного
гнева. Обвинения в наглости, в нежелании работать, в призывах к дезорганизации
производства, к истреблению коммунистов, чередовались с угрозами
административной и даже физической расправы. Пришлось ответить должным образом,
называя этого разошедшегося босса не иначе, как «красный». Кучка рабочих
молча слушала эту ругань. Как не раз уже бывало, я отверг приписываемые мне
призывы резать коммунистов и вновь заявил, что их, - «красных»
достаточно вышвырнуть с производства и лишить власти. После этой отвратительной
перебранки выхожу из механической мастерской к доске приказов и объявлений. Так
и есть, Никаноров листовку сорвал. Клею новую, и очень тщательно. Но проходит, наверное, всего пять минут, как
выглянув из мастерской, я вижу, как начальник цеха Несмашный, в присутствии
председателя СТК Жилы, электродом сдирает с доски листовку. Резкий разговор.
Несмашный: «У меня приказ
директора – сдирать призыв к забастовке в цехе!».
Жила: «Директор поставил
нам ультиматум – или эта листовка или нас не будет в цехе!».
Я: «Клеил и буду клеить!».
Затем, в течение двух часов я
клеил листовку, а начальник цеха ее отчаянно сдирал. Неужели он не понимал, что
листовка уже давно распространена мною по всем подразделениям парокотельного
цеха?! Или для него важно, чтобы ее не было здесь – на доске приказов, перед
дверью его кабинета?! Кончилось это
комедией – огромная доска приказов и объявлений снята со стены и спрятана в
кабинете начальника! А тем временем, громкая связь объявляет общий сбор рабочих
парокотельного цеха во дворе, у беседки, за помещением механической мастерской.
Собрались ремонтники, слесаря КИПиА, электрики, несколько человек из
оперативного персонала, работающего в первую смену. Из администрации
присутствуют начальник цеха и главный энергетик ДПЭУ Нафанец, тоже, как и
Никаноров, одновременно член профкома, СТК и КПССовского партбюро. Нафанец
вполне достойно конкурирует с директором и главным инженером в своем стремлении
подавить меня, как анархо-синдикалиста, инициирующего рабочее сопротивление их
административно-партийному произволу. Именно он полтора года назад, в феврале
–1989, добился от профкома ДПЭУ совершенно одиозного (для общей политической
обстановки начала 1989г.) решения апеллировать к райотделу КГБ, для того, чтобы
нейтрализовать меня – члена одного с ним профсоюза, вновь избранного рабочими
профгруппорга ремонтной службы и члена цехкома парокотельного цеха. Впрочем,
решение это выглядело одиозным только для социально-политической ситуации
1989г., ведь расправляться со своими оппонентами в профсоюзах с помощью
политической полиции – это обычная большевистская практика…
Но вернемся к рабочему
собранию парокотельного цеха ДПЭУ жарким летним днем 6-го июля 1990г.
Первым слово взял начальник
цеха Несмашный. Уже в агрессивном тоне он заявил, что котлы смогут быть
погашены только через его труп. В свою очередь, я призвал рабочих проявить
пролетарскую солидарность и остановить производство пара 11-го июля, не
считаясь с угрозами начальников и возможным ущербом.
Началось бурное
обсуждение. Все высказанные мнения можно
объединить в три: первое, наиболее распространенное, - мы все понимаем и
поддерживаем, но вот когда другие забастуют, тогда и мы, а высовываться и
первыми попадать под удар мы не хотим; второе, – бастовать не стоит, так как мы
этой забастовкой только поможем шахтерам вырвать себе за счет других новые льготы. Общее у этих двух мнений: мы не
хотим за один день забастовки потом несколько месяцев быть без зарплаты. Третье
мнение имело меньше всего сторонников, но выражали они его наиболее шумно, так
как оно вполне совпадало с позицией начальства – бастовать нельзя ни в коем
случае, забастовки являются нарушением закона и вообще это порочный метод… «Сейчас
маленький хаос, а после этой всеобщей
стачки будет большой хаос!» - резюмировала эту точку зрения
временно исполняющая обязанности начальника химводоочистки лаборант Н.
Гончарова. Я выступал несколько раз, пытаясь переломить настроение собрания,
хотя и заранее знал, что пролетарская солидарность для этих людей, увы, пока
еще пустой звук. И вот, уже торжествующий, а
еще недавно такой перепуганный, Несмашный подводит итог: «Я думаю,
товарищи, что можно обойтись и без протокола этого импровизированного собрания.
Ясно, что наш коллектив не поддерживает призыв к политической забастовке 11-го
июля». Но я вижу – люди явно недовольны своей нерешительностью, отсутствием
гражданского мужества у самих себя. Нафанец пытается повернуть это настроение
рабочих против меня: «Товарищи! Он считает вас стадом баранов!». Но этот
выпад не встречает поддержки даже у откровенных прихлебателей администрации.
Собрание закончено. Все
расходятся, а я надолго задерживаюсь в беседке у механической мастерской.
Думаю. Хотя подобный исход представлялся мне очень вероятным, но легкий осадок горечи все равно остался. Наверное, не
все аргументы мною были использованы. Может быть, стоило предлагать не
радикальный вариант полного прекращения производства пара, а более умеренные,
но в условиях Днепропетровска все равно очень эффектные и имевшие бы весьма
большой резонанс действия: провести, к примеру, активную забастовку, то есть,
работу не прекращать, но утром 11-го июля выставить у ворот пикет с
соответствующими лозунгами и не пустить на предприятие всех этих
партийно-административных барбосов. Как дополнение к активной забастовке, но,
может быть, и в качестве совершенно самостоятельной политической акции в рамках
Всесоюзной стачки 11-го июля, можно было бы работу не прекращать, пар его
потребителям поставлять, но перекрыть подачу пара только «предприятию обкома
КПСС» - издательству и типографии «ЗОРЯ». Но вряд ли
в оставшиеся до стачки дни я сумею вдохновить рабочих ДПЭУ на такие
действия, тем более, что я сам предупредил врага и он будет начеку… Ошибки,
ошибки и еще раз ошибки…
Клею листовки на пустующие с начала 1990г. металлические стенды вдоль
здания цеха, где раньше постоянно размещалась политическая агитация КПСС.
Несмашный привлек двух рабочих, и они вытаскивают из его кабинета и водворяют на свое место доску приказов и
объявлений. Рабочий день 6-го июля 1990г. заканчивается…
На следующий день утром упомянутые стенды поверх листовок уже оказались
заклеены плакатами по технике безопасности. Моя агитация (которой надо было
заниматься заранее и только потом оповещать, если вообще оповещать, «красных» о своих намерениях) вполне безуспешна. Очевидно, что свой выбор рабочие
ДПЭУ сделали 6-го июля…
После работы продолжаю печатать и по ночам клеить листовки. Что интересно
– большинство из них цело уже несколько дней даже в самых многолюдных местах.
10-го июля изменяю своей ночной привычке и в обеденный перерыв с пузырьком клея
и пачкой листовок выхожу за территорию ДПЭУ. Столбы, заборы, стены – забелели
листовки. Никто не мешает. На автобусной остановке у трикотажной фабрики женщины интересуются: «Что это? Прием на работу?». «Нет – говорю – это призыв завтра бросать работу!». Уходя, оглянулся – бывшие на остановке
люди вышли из под навеса и почему-то испуганно смотрят мне вслед.
11-е июля. Очень много листовок уничтожено. На некоторых, приклеенных
мною очень тщательно, так, что оторвать нельзя, стерты все строчки, другие,
видно, с яростью сдирались чем-то острым.
Днепропетровск так и не поднялся, ни одно предприятие. Узнаю, что на
Правобережье наши товарищи-анархисты тоже клеили эту листовку и Укрсоцпроф три
дня выставлял в центре города пикет, призывающий к участию во Всесоюзной
политической стачке. Мне ничего не известно о какой-либо работе на стачку
других сил антиКПССовской оппозиции. Характерный штрих – ни одно предприятие
огромного миллионного города не поддержало акцию 11-го июля, а 13-го июля в
самом центре Днепропетровска, у табачной лавки имел место маленький «табачный бунт» из за отсутствия в продаже этого зелья, - и даже с перекрытием
автомобильного движения по центральному проспекту им. К. Маркса…
Что можно сказать по этому поводу? До тех пор, пока колбасно-табачные
интересы будут преобладать в сознании рабочих над стремлением к социальному
освобождению, пока столь примитивно понимаемое материальное благополучие будет
дороже свободы, они и будут тем стадом баранов, которые идут туда, куда их
гонит власть. «Мы как стадо
баранов, куда нас гонят, туда и идем»
- сказал мне после собрания 6-го июля один из моих коллег-рабочих ДПЭУ…
Вот что смог сделать один «отдельно
взятый» анархо-синдикалист по
организации Всесоюзной политической стачки на Левобережье Днепропетровска в
обстановке лета 1990г.
ДУБРОВСКИЙ
О.
Август-1990
СТАЛИНИСТСКИЙ ПУТЧ
И
ДНЕПРОПЕТРОВСКИЕ АНАРХИСТЫ.
(хроника трех дней)
19-е августа 1991г., понедельник.
Около 6.30 утра. Собираюсь на работу, а диктор по радио нагнетает и
нагнетает страсти: «Родина в
смертельной опасности…» и т.д.
Постепенно начинаю соображать, что это, очевидно, именно то, что произошло.
Сомнения окончательно развеялись, когда где-то в 6.45 услышал: «Мы передавали «Обращение … ГКЧП».
На работе, в парокотельном цехе Днепропетровского Промэнергоузла, уже
идет живое обсуждение обрушившихся новостей. Многие рабочие выражают свое
удовлетворение устранением Горбачева, но никто не верит в официальную версию: «… по состоянию здоровья». «Может оно и к лучшему, что кончилась эта гласность» - говорит рабочим, во время распределения
работ ремонтной службе, начальник парокотельного цеха В. Несмашный.
В свою очередь, я стараюсь как можно убедительнее разъяснить братьям по
классу, что дело не в Горбачеве, а в том, что КПССовская сволочь снова загоняет
всех в сталинистскую клетку.
8.30. Бросаю рабочее место, даже не задумываясь о том, смогут ли товарищи
по бригаде прикрыть мое отсутствие, и мчусь домой, - готовить к эвакуации архив днепропетровской
секции, который уже довольно давно хранится у меня. Он не должен попасть в руки
красных путчистов! За полчаса папки с документами подписаны, пронумерованы и
упакованы в рюкзак. Возвращаюсь на работу. А там уже поднял голову классовый
враг в лице всех этих партийно-административных барбосов, так притихших в этом
году. Директор ДПЭУ Шакалов, как всегда
в августе в отпуске, и в его отсутствие всем заправляет тандем, - главный инженер Никаноров – главный
энергетик Нафанец, которые на уровне предприятия воплощают советскую власть,
т.е. КПССовский режим, во всей его тоталитарной совокупности: они одновременно
члены партбюро, члены профкома (Нафанец большую часть 80-х годов вообще был председателем
профкома) и члены СТК… Именно эта камарилья: директор - главный инженер –
главный энергетик, изо всех сил душила ростки анархо-синдикализма на ДПЭУ в
течение 1987 – 1989г.г. В условиях развивающейся «перестройки», то есть,
дестабилизации и дезинтеграции КПССовского режима, своих административных
возможностей им для этого уже явно не
хватало и чтобы нейтрализовать меня и результаты моей пропаганды и агитации,
они привлекали партийный аппарат Индустриального райкома КПСС, профсоюзный
аппарат облсовпрофа, районную прокуратуру и райотдел КГБ (практически перед
самым его упразднением). Прогрессирующее разложение режима привело к тому, что
этой весной даже Нафанец покинул ряды «родной партии», но уже сегодня мне передают разговоры этих деятелей с нижестоящими
начальниками: «Допрыгался
Дубровский, теперь ему прижмут хвост!»…
Урывками в рабочее время и весь обеденный перерыв пишу и пишу
карандашом листовки: «НЕТ ЧРЕЗВЫЧАЙЩИНЕ! НЕТ ПУТЧУ ГЕНЕРАЛОВ!
УКРАИНЕ НЕЗАВИСИМОСТЬ!».
В обеденный перерыв во всех кабинетах начальства и в «красном уголке» административно-бытового корпуса сняты портреты Горбачева. Начальник
парокотельного цеха Несмашный ходит по цеховому двору, и дурашливо смеясь, приговаривает, размахивая
таким портретом: «Кому продать?!
Кому продать?!…».
После обеда расклеиваю написанные карандашом листовки по всей территории
ДПЭУ. При многочисленных свидетелях происходит стычка с Никаноровым, который
сейчас исполняет обязанности директора. Кричит, срывая такую листовку с доски
приказов и объявлений в помещении цеха: «Все! Завтра же приказом по предприятию будешь уволен! В стране
чрезвычайное положение! Хватит баламутить коллектив! Не позволю вести эту
агитацию!». Отвечаю, не сдерживая
эмоций: «Контра недобитая, прихвостень генеральский, что, обрадовался?!» и т.п. На территории ДПЭУ все сорванные
листовки восстановлены. К концу рабочего дня еще одна стычка с Никаноровым.
Зайдя в механическую мастерскую, он обращается к председателю фиктивного СТК,
токарю В. Жиле: «Валерий Иванович,
надо собраться и обсудить действия Дубровского и его агитацию». Ко мне: «Убирайся в свою независимую Украину, здесь
пока еще зависимая Украина!». Отвечаю ему в том же тоне, что и несколько часов назад.
С работы по телефону договариваюсь о встрече с А.. Он будет сопровождать
меня во время транспортировки архива секции на место нелегального хранения.
Надо спешить. За время «перестройки»
представители «правоохранительных органов» были у меня дома, наверное, раза четыре.
Сегодня, когда «перестройка» перечеркнута «чрезвычайным положением»,
их можно ждать «в гости» в любой момент…
18.00. Встреча с А. У меня за спиной рюкзак с архивом. А. делает мне
замечание, которое кажется мне сейчас
неуместным. – почему я без «партийного» значка? По его мнению, сейчас, когда
путчисты запретили все партии и организации, надо демонстративно носить наши
значки. У самого А. на груди большой КАСовский значок. На наш
непрофессиональный взгляд, слежки нет.
Транспортируем рюкзак с архивом на один промежуточный адрес и расстаемся. Около
20.00, в другом конце города, захожу к сочувствующему В., у которого еще с
осени 1989г. хранится важная часть архива. Выясняю: не отягощает ли его в
нынешней ситуации хранение «подрывных
материалов»? Нет, все в порядке!
Слушая по радио указы хунты и одобрение ее действий «советскими гражданами», пьем водку за победу над путчистами…
Ночь с 19-го на 20-е августа 1991г.
Сработана следующая листовка и начато ее тиражирование.
Г Р А Ж Д А Н Е !
В стране произошел контрреволюционный антисоветский переворот.
Генеральско-аппаратная хунта, прикрываясь разнузданной демагогией,
душит гласность, топчет демократию, уничтожает все достижения Украины на пути к
независимости и самые принципы Советской власти – власти Советов рабочих и
крестьян.
Воле народов
противопоставлена сила. Силой имперской армии, КГБ и МВД, генералы и их
марионетки вновь намереваются загнать народы в свой загон – в свою «великую
державу».
Хунта выражает интересы партийно-государственно-военного аппарата –
этого класса эксплуататоров, который жизненно заинтересован в сохранении
Российской империи, в сохранении порядков государственного произвола и насилия
над обществом.
Граждане! Бойкотируйте и саботируйте все указы и распоряжения хунты и
ее представителей, останавливайте производство, выходите на улицы!
Скажем:
НЕТ диктатуре генералов и партаппаратчиков!
НЕТ кремлевским заговорщикам!
НЕТ генеральскому перевороту!
Украине – Независимость!
Народам
- Волю!
БУДЕМ СОЛИДАРНЫ В БОРЬБЕ ЗА СВОБОДУ!
Анархо-коммунистический Революционный Союз
(АКРС)
Конфедерация Анархо-синдикалистов(КАС)
Днепропетровск.
Тиражирование, если это можно так назвать, продолжается всю ночь. Это я
печатаю и печатаю листовку на своей старенькой механической печатной машинке
(одна закладка – не более четырех разборчивых экземпляров), на которой печатал
все наши документы и листовки, весь тираж «Дела Труда» и год, и два
назад… Другой множительной техники днепропетровские анархисты так и не
приобрели.
20-е августа 1991г., вторник.
В течение рабочего дня листовка расклеена мною на территории ДПЭУ и на
заводе «Стройдеталь».
18.00. «РУХ» проводит митинг на центральной площади
города.
Перед митингом разговариваю с лидером ДДД («Демократического движения Днепропетровска») В. Рыжковым, моим идейным
оппонентом еще по ДАМИ(Днепропетровской ассоциации молодых историков), где я
был единственным во всех отношениях: самый старший по возрасту, единственный
историк-любитель, единственный рабочий, единственный анархо-синдикалист в этой
компании молодых интеллигентов; записные демократы сегодня, тогда, в 1989г..
они все еще были, как положено, членами правящей партии… Знакомлю Рыжкова с
текстом нашей листовки. Политсовет ДДД, оказывается, свой документ еще не
выработал! Чего они выжидают, эти буржуазные демократы?! После разговора со
мной, Рыжков и другие члены Политсовета ДДД начинают тут же, на ходу, тезисно
определять содержание своей листовки…
Краткий разговор с И. Шулыком, председателем местного «РУХа», - на митинге слово будет дано и мне, как представителю днепропетровских
анархистов.
Идет митинг. По сравнению с жрущими мороженое и фланирующими мимо толпами
равнодушных обывателей, митинг очень и очень небольшой. По моим оценкам в нем
участвует не более 500 человек (на более чем миллионный город!). Выступает И.
Шулык. Оглашается вся известная к этому времени информация о путче, в том числе
и то, что в ночь с 19-е на 20-е августа в Днепропетровск прибыл полк
воздушно-десантных войск с техникой. Зачитываются заявления по поводу путча от
«РУХа», Республиканской партии Украины, Народный Рады Верховного Совета.
Стою рядом с Шулыком. Сзади, через толпу участников митинга, к нему
начинает прорываться милицейский подполковник и какой-то тип в штатском.
Громогласно требуют прекратить выступление и сам митинг. Действуют довольно
бесцеремонно и вскоре почти достигают цели, - Шулык стоит на бетонной тумбе и
подполковник тянется схватить его за брюки. Несколько руховцев и я вместе с ними не даем ему продвинуться
дальше. Какой-то молодой руховец стоит
лицом к лицу с подполковником и не
пускает его. Тогда тот резко тычет торцом ладони руховцу под ребра. Толкаю его
сбоку, говоря: «Ведите себя
прилично, господин подполковник!».
Смотрит волком, косится на значки (С сегодняшнего утра я, вняв вчерашнему
замечанию А., нацепил все «регалии» - большой круглый значок КАС и украинский
националистический «ВОЛЯ АБО
СМЕРТЬ!»), но больше не дергается,
ведь их, функционеров режима, здесь всего двое, а вокруг весьма решительно
настроенные граждане. Выступает пан Заремба, председатель ТУМ (Товарыства украинськои
мовы), а затем слово все-таки дается милицейскому подполковнику, который есть
подполковник Веревкин, начальник отдела по охране общественного порядка ГУВД.
Взобравшись на бетонную тумбу, он сразу требует митинг, как несанкционированный
городской властью, прекратить и разойтись.
Участники митинга встречают это требование возмущенным ревом и свистом.
Время 18.50. Подполковник объявляет, что в 19.00 по телевидению будет выступать
Кравчук и слезает с бетонной тумбы. Вновь выступает И. Шулык. Он отказывается
прекращать митинег и опровергает дезинформацию подполковника Веревкина по
поводу предстоящего выступления Кравчука по телевидению. Сейчас моя очередь
выступать, но за спиной вдруг оказывается Стрелковский, наш анархистский
трибун, только что прибывший из Москвы. Уступаю выступление от анархистов ему,
тем более, что у него это получается гораздо лучше. На этот раз Стрелковский
предельно краток. В двух словах передает обстановку в Москве 19-го августа,
зачитывает нашу листовку-обращение, призывает рабочих к захвату предприятий, к
изгнанию оттуда государственной администрации, к охране заводов рабочими
отрядами.
Завершает митинг Шулык, а Стрелковский уходит в гущу митингующих.
Буквально через две минуты при мне маленький человек с совершенно невзрачной
внешностью (классический шпик!) докладывает Веревкину о том, где в толпе
находится Стрелковский. Подполковник и его напарник в штатском направляются
туда, я и А. – за ними. Следует разговор между анархистами и полицейскими
чинами. Они допытываются у Стрелковского, - кто он такой и является ли он
лидером местных анархистов? Стрелковский отвечает: у нас нет руководителей и
подчиненных, есть активисты. Чинам это непонятно. Стрелковский поясняет: вот
он, к примеру, занимается финансово-экономической деятельностью в
Интернациональной Рабочей Ассоциации, а меня представляет как идеолога
днепропетровских анархистов. Тип в штатском просит нас назвать свои имена и
фамилии: «Может придется общаться». Может и придется… Говорю ему, что люди
культурные, тем более, находящиеся «при
исполнении», в начале
представляются сами, а лишь затем обращаются с подобной просьбой к собеседнику.
Показывает удостоверение, - оказывается, это старший лейтенант Логвиненко из
отдела Веревкина. Называюсь в свою очередь и говорю, что у анархистов
Днепропетровска уже есть «знакомый» из этого отдела, старший лейтенант
Седлецкий. В 1989г. бывали у него в «гостях» несколько раз.
Вокруг собирается около 15 человек из числа участников митинга.
Начинается бурная дискуссия об анархии, анархизме и анархистах. Чины куда-то
растворяются, это им, видимо, уже не интересно. Раздаю всем присутствующим
тверскую газету «БУНТАРЬ»(это не лучший вариант, но другой
анархистской прессы у нас сейчас нет). Наконец уходим с площади. Темнеет. Еще
некоторое время обсуждаем проблемы нашей секции и Интернациональной Рабочей
Ассоциации в свете сталинистского путча.
Стрелковский едет домой. Возможно, что уже завтра он уедет из города. Я,
в компании с А., направляюсь в противоположную сторону – надо перебросить архив
секции с промежуточного адреса в место постоянного нелегального хранения.
Трамвай, затем пешком по темным, практически безлюдным переулкам. Убеждаемся –
хвоста нет. Проходили, кстати, мимо зенитно-ракетного училища и городской
комендатуры – никакой активности не заметно. Вновь долго едем на троллейбусе и
вот мы у цели. Все сделано и около 23.00 я возвращаюсь через центр города
домой, на левый берег Днепра. Центральный проспект им. Карла Маркса почему-то
очень плохо освещен. Тихо и почти безлюдно. Пройдя полтора километра по центру
Днепропетровска, не встретил ни ОМОНА, ни даже нарядов обычной милиции.
21-е августа, среда.
В Москве пролилась кровь. Танки и баррикады. Информация поступает весьма
противоречивая, множество слухов. Ремонтная служба парокотельного цеха ДПЭУ
почти ничего не делает – люди явно напуганы развитием событий. Во дворе, за
цехом, рабочие либо сидят в тени, либо стоят кучками и все обсуждают события в
Москве. Идут споры, подчас весьма острые. Доминирующие в советском рабочем
классе реакционно-консервативные настроения (которые интересным образом
сочетаются со стремлением посадить себе на шею
частного капиталиста – «хозяина») в эти дни получили дополнительный импульс.
Сегодня чаще, чем обычно, слышится: «Ведь при Пиночете порядок был!»; «Не надо …, при Сталине
каждый год цены снижали!» и т.п. мерзость.
Уже третий день впечатление такое, что тихо издыхавший дракон сталинизма
вдруг поднял голову и зашевелил хвостом. От оставшихся в коллективе членов КПСС
узнаем, что некоторые из бросивших за последние полтора года «родную партию», уже вчера побежали восстанавливаться в ней. В течение рабочего дня
становится известно, что в Индустриальном райкоме КПСС 19-го августа на 16.00
был собран «партхозактив» района. Совещание партаппаратчиков с директоратом шло до 20.00. На следующий
день, то есть вчера, сбор в райкоме секретарей парторганизаций промышленных
предприятий, вновь на 16.00, и вновь совещаются несколько часов. Проходит
информация о том, что из райкома на предприятия направляются полномочные «тройки» коммунистов «для укрепления трудовой и
производственной дисциплины и проведения в жизнь решений ГКЧП». Одна из наших листовок, размещенная под
стеклом на стенде в административно-бытовом корпусе ДПЭУ, была снята и возилась
Никаноровым на совещание в райком для иллюстрации подрывной деятельности
анархо-синдикалистов.
11.00. Обеденный перерыв. В буфете административно-бытового корпуса ДПЭУ
главный энергетик Нафанец возмущается тем, что в Москве экстремисты оказывают
армии сопротивление, поднимают руку на родных советских солдат и поэтому там
льется кровь. Никаноров перед рабочими классифицирует: Ельцин и его окружение –
это белые; ГКЧП – это красные, спасающие СССР и социализм. Между ними –
гражданская война…
Я в этот день тоже практически не работаю – мотаюсь по соседним
предприятиям и, где только можно, мелом: «Хунта не пройдет! Нет генеральскому перевороту!». На заводе «Стройдеталь» все наши
листовки уничтожены, а на ДПЭУ, как ни странно, на них уже никто не покушается.
После работы скорее домой, - печатать и печатать листовки. Однако, около 17.30,
включив телевизор, услышал фразу и в ней
- «бывший ГКЧП». Затем объявление о пресс-конференции
группы Вольского-Бакатина. Все ясно. Хунта НЕ ПРОШЛА! Горячка кончилась.
Подполье пока откладывается…
О.Дубровский.
Днепропетровск
26.08.1991
.
Немає коментарів:
Дописати коментар