Против Русской армии Врангеля: союз махновцев с большевиками в изображении апологетов махновщины. Ч.2

 Начало читайте здесь.

Махно в Старобельске в госпитале (второй слева сверху)

Версия Дубовика 

(А. Дубовик - «Требуем предоставления нам участка фронта против Врангеля» -заключение союза между красными и махновцами. Оригинальный текст. 29.09.2020)

Дубовик не аккумулирует, критически пересматривая, наработки своих предшественников по апологетике Махно и махновщины. За основу своей версии он берет самый сомнительный источник – «историческое повествование» «Дороги Нестора Махно». Отношение Дубовика к этому источнику весьма избирательное. Как только в тексте «Дорог…» появляется какой-то негатив в адрес Махно, то В. Белаш сразу превращается в провокатора, в агента ГПУ, целью которого было опорочить «Батька», но когда Белаш придумывает целые сражения или сообщает фантастические данные о численности войск, в том числе таких частей и соединений, которых не существовало вообще, - «Дороги…» становятся для Дубовика «ценным источником».

Но прежде, чем приступить к конкретному рассмотрению его версии, необходимо остановится на одном концептуальном моменте.

Сомкнувшись с современной буржуазной историографией, этот  апологет Махно и махновщины изображает большевизм в качестве абсолютного зла. В тексте данной «юбилейной» статьи он определяет большевиков, как «красную контрреволюцию», которая к осени 1920г. «уже три года демонстрировала свою антирабочую и антикрестьянскую сущность» и выражает недоумение по поводу того, что после всего, что было за эти три года(1917-1920), среди махновцев еще оставались люди, считавшие большевиков «заблуждающимися товарищами».

 Возникает вопрос: если большевики были «красной контрреволюцией», то на какие классы они опирались; интересы каких классов они своей политикой  выражали? И в чем тогда состояли антагонистические противоречия между «красной» и белой контрреволюцией? Ведь по Дубовику (по эмигранту Аршинову в начале его эмиграции, по  резолюции третьей «Набатовской» конференции в сентябре 1920г.), большевики были такими же врагами освобождения трудящихся, как и Врангель. Дубовик даже усугубил это определение, когда солидаризовался с высказыванием одного из персонажей своей статьи о харьковских анархистах в 1920г. – «набатовской» активистки Лии Готман о том, что «большевики – злейшие враги социалистической революции».  

К этим вопросам вплотную примыкает вопрос: почему победили большевики? Ведь на огромной территории распавшейся в 1917-м Российской империи, несмотря на чудовищные трудности, большевики к 1923-му году победили всех или почти всех (за исключением Финляндии, Прибалтики и Польши) своих идейно-политических и военно-политических противников. Дубовику уже приходилось отвечать на этот вопрос, несколько раз изменяя свой ответ. Защищая «народного героя» Махно в полемике с нами, он первоначально видел причину победы большевиков в терроре ЧК. Этот ответ был совершенно идентичен ответу белогвардейских историографов. Размышляя о причинах своего поражения, они писали: у большевиков была «звероподобная ЧК», а у нас, у «белых рыцарей», такого учреждения быть не могло в принципе; мы опирались на закон, а большевики – на разнузданное насилие и потому, мол, они победили.

Очевидно, Дубовик понял несостоятельность такого ответа (ведь по части разнузданного, никакими законами не ограниченного насилия махновцы вполне могли составить конкуренцию большевикам), ибо через какое-то время он сформулировал свой ответ по иному (по Аршинову): большевики обманывали массы рабочих и крестьян, с помощью обмана вели их за собой и поэтому победили.

Но вскоре Дубовик, так сказать, уточнил свой ответ. Оказывается, не все большевики обманывали массы. Рядовые партийцы и партийные функционеры среднего звена тоже ходили в обманутых. Оказывается, обманывала свою партию и шедшие за ней рабоче-крестьянские массы и тем самым обеспечила большевикам победу кучка гениальных обманщиков, - где-то полтора десятка человек, то есть, надо думать, состав большевистского ЦК, избранного очередным съездом партии, и конечно, во главе с Лениным, по отношению к которому Дубовик опускается до вульгарщины, потакая господствующему сейчас обывательскому общественному мнению.

Несостоятельность этих ответов совершенно очевидна. Подвизающийся на ниве истории революции анархистский идеолог продемонстрировал свою неспособность понять, почему большевики оказались именно той политической силой, которая возглавила и довела до успешного завершения Российскую буржуазно-демократическую революцию 1917-1921 г.г.

Боевые действия Красной Армии в 1920 г.

Но вернемся к определяющему тезису Дубовика о «красной контрреволюции». В соответствии с этим тезисом острие фальсификаций на этот раз направлено на то, чтобы отмежевать Махно от заключения мира и очередного союза РПАУ с большевиками.

Но как же тогда, по версии Дубовика, махновцы попались в «ловушку» военно-политического соглашения с «красной контрреволюцией»?

По его мнению, «к осени 1920г. лидерами «примиренцев» в РПАУ были начальник штаба армии В. Белаш и секретарь СРП Дм. Попов». Эта фраза Дубовика рождает вопросы, на которые он ответа не дает: из кого состояла фракция «примиренцев» и кто ее возглавлял до того, как ее лидерами стали Белаш и Попов?  

Опять же, опираясь на наиболее сомнительный источник, - книгу «Дороги Нестора Махно» и не приводя никаких, даже ориентировочных, дат, Дубовик отмечает, что «ранее Белаш дважды предлагал совещаниям штаба и комсостава РПАУ вступить с большевиками в мирные переговоры», но, якобы, Махно всякий раз давал «жесткую отповедь» этим примиренческим инициативам.

В свою очередь, Аршинов, Волин и Литвинов утверждали, что именно Махно в июле и в августе 1920г.  посылал большевистскому руководству  примиренческие телеграммы с предложениями заключить союз против Русской армии. Дубовик обходит молчанием эти утверждения, хотя, если работа Литвинова ему может быть и неизвестна, то с книгами Аршинова и Волина он знаком, так сказать, в обязательном порядке.  По его версии, «примиренцы» решили воспользоваться ситуацией, сложившейся в сентябре 1920г. по причине ранения Махно и Куриленко: «у «примиренцев» появился шанс», что означает, - не будь Махно ранен, не отошел бы он по этой причине от «военного дела», не было бы и таких политических последствий -  он никогда бы не допустил соглашения с большевиками. Это антиисторический тезис.  

Совершенно невозможно представить, чтобы в таком авторитарном по своему характеру крестьянском движении, как махновщина, где царил несовместимый с анархистскими идеями, типично патриархальный культ «Батько», где все было «имени Махно», где он был полновластным  хозяином жизни и смерти своих «синків», сам «Батько», будучи при здравом рассудке и ясном уме, самоустранился от решения важнейшего военно-политического вопроса, от которого зависели дальнейшие перспективы движения, носящего его имя.

Поэтому, пытающаяся отвести от Махно ответственность за заключение соглашения, изображающая, будто пользуясь нездоровьем этого «естественного вождя», «примиренцы» могли за его спиной предложить большевикам мир и союз, версия  Дубовика выглядит совершенно несостоятельной, а если при этом  учесть замалчивание Дубовиком ряда известных ему документов, то перед нами очередная промахновская фальсификация истории украинской революции от наиболее активного современного апологета Махно и махновщины.

Фальсификации начинаются сразу. К концу сентября 1920г. Махно, получивший 29.08.1920 ранение в ногу  («пуля раздробила щиколотку», – как нам уже сообщил Литвинов), если и не мог ездить верхом, то был вполне интеллектуально дееспособен. Об этом свидетельствуют, в частности, фотографии, изображающие его на лечении в Старобельске, – то в одиночку, то в окружении соратников. Поэтому версия Дубовика, предлагающая считать, что в сентябре 1920г. Махно не было  среди «лидеров повстанчества», искажает происходившие события, да и о каких лидерах махновщины можно было вообще говорить рядом с  самим Махно?! Рядом с ним были его сподвижники, но никак не лидеры…

Далее Дубовик, без каких-либо комментариев, цитирует измышления Белаша, проанализированные нами при рассмотрении версии последнего: о численности РПАУ в двадцатых числах сентября 1920г. (35 тысяч, из них 20 тысяч «в одном армейском кулаке»); о том, что «армии становилось не под силу передвигаться с места на место» и о беседе Белаша «со многими старыми командирами», во время продвижения РПАУ к Беловодску 27.09.1920, по итогам которой они «сдались» и согласились «выйти на Врангеля».

По версии Дубовика, 27.09.1920г., после того, как махновцы заняли Беловодск, там «прошло расширенное заседание штаба и командиров РПАУ», с основным докладом на котором выступил Белаш. Сам Белаш в «Дорогах Нестора Махно» об этом заседании ничего не сообщает, но Дубовик цитирует его высказывание о мотивах, толкавших махновскую верхушку к миру и очередному союзу с «красной контрреволюцией», на размытость которых нам уже приходилось указывать при анализе версии Белаша: «Идея нашего союза с Соввластью заключалась в том, что мы стремились получить автономию в Гуляйпольском районе. Кроме того, устраняли бесконечную борьбу, плодами которой, в конце концов, пользовались и Врангель и шляхетская Польша. Мы получали свободную советскую трибуну для проповеди своих анархических идей и вырывали из советских тюрем анархистов и махновцев. Это была основная причина, толкнувшая Совет, штарм и «союзную организацию» к миру с большевиками».

Так что было «основной причиной»? Стремление к Гуляй-Польской автономии? Или желание получить «свободную советскую трибуну»(где только анархо-махновцы таковую нашли при большевистском режиме?!) «для проповеди своих анархических идей» и вырвать из советских тюрем своих идейных и боевых товарищей? Надо также отметить, что в этом пассаже Белаша присутствует временная аберрация, мимо которой, скорее всего, умышленно проходит Дубовик: махновцам еще только предстояло предложить большевикам перемирие, а затем мир, еще было неизвестно, на каких условиях большевики пойдут и пойдут ли вообще на военно-политический союз с «армией Махно», а Белаш пишет так, как будто соглашение уже состоялось или как будто он заранее знал, каким будет его содержание: мы «устраняли бесконечную борьбу»; мы получали свободную трибуну; мы вырывали из тюрем…

Дубовик предлагает считать, что эта размытая и принципиально ошибочная из-за смещения по времени формулировка есть суть предложений Белаша, сделанных им в своем основном докладе. Но все это выглядит довольно сомнительно. Было ли вообще такое «расширенное заседание штаба и командиров РПАУ» в Беловодске 27.09.1920 г.? Или это фактоид, то есть, домыслы Дубовика, сделанные по принципу: это заседание могло быть, ведь оно должно было быть перед тем, как предложить большевикам мир, значит, оно было…

Но цитируя само по себе совершенно неубедительное сообщение Белаша о его беседе со многими старыми командирами во время движения РПАУ на Беловодск, Дубовик даже не пытается объяснить, почему тот же Белаш ни словом не обмолвился о подобном расширенном заседании, на котором, казалось бы, решалась судьба его инициативы по заключению мира с большевиками.

Дубовик также предпочел не комментировать абсурдный рассказ Белаша о том, как он, приехав в Беловодск и не имея никаких полномочий, подпираемый только устным согласием многих старых командиров «выйти на Врангеля», на свой страх и риск, по телеграфу «вызвал Харьков» и переговорив с Манцевым, заключил перемирие с большевиками. К тому же, у Дубовика в этом сюжете странным образом куда-то проваливается Совет Революционных Повстанцев, который, по Белашу,  вообще был главным коллективным действующим лицом во всей этой истории.

Так или иначе, но «большинством голосов заседание постановило: прекратить боевые действия против советской власти и обратиться к ней с предложением о заключении военно-политического союза против Врангеля». Махно (по версии Дубовика) на этом расширенном заседании не было по причине плохого самочувствия, но против союза с большевиками «высказался командарм Каретников, но переубедить товарищей ему не удалось» и «в ночь с 27 на 28 сентября из Беловодска в Харьков ушла телеграмма», полный текст которой уже приводился нами при анализе версии Белаша.

Телеграмма  отправлена в ночь с 27 на 28 сентября 1920г. и  хотя точное время ее отправления неизвестно, но именно с ее получения в Харькове, начинаются телеграфные переговоры Попова с Манцевым, датированные 28.09.1920. Данная телеграмма, – это факт, зафиксированный документально. Он опровергает и без того крайне сомнительную версию Белаша, но и не подтверждает версию Дубовика относительно того, что перед отправлением этой телеграммы 27.09.1920 состоялось «расширенное заседание штаба и командиров РПАУ».  

На примере описания отправления этой телеграммы можно видеть, как выстраивается фальсификаторская версия Дубовика. Кому была адресована телеграмма? Дубовик об этом умалчивает. Кто подписал телеграмму? Дубовик вновь об этом предпочитает не упоминать.

Ведь телеграмма подписана Советом РПАУ(м), самим Махно, Каретниковым, Белашом и Поповым и адресована, кроме «Предсовнаркома (УССР) Раковского»,  в Москву, в Кремль, главному «красному контрреволюционеру» Ленину, к авторитету которого Махно  апеллировал еще в 1919 г., - в своих оправдательных телеграммах, которому слал телеграмму об убийстве им командующего Повстанческой армией атамана Григорьева, а также «всем совдепам Украины» (текст этой телеграммы, встроенный в махновский «Ответ всему трудовому народу Украины» имеет в данном случае несколько иной адресат: «всем Советам Украины и России»), тем самым большевизированным Советам, власть которых махновцы, якобы, не признавали и признавать не собирались.

Эти факты не укладываются в выстраиваемую Дубовиком версию о том, что большевизм уже три года, как «демонстрировал свою антирабочую и антикрестьянскую сущность», а его «народный герой», ненавидящий большевизм крестьянский «Батько», только потому допустил мир и союз с красными, что еще не оправился после ранения и  на «расширенном заседании штаба и командиров» присутствовать  не мог. Поэтому эти факты надо замолчать. Между тем, телеграмма подписана, так сказать, по полной форме: Советом Революционной Повстанческой армии Украины (махновцев) (который у Дубовика, как мы уже отмечали,  на время такого важнейшего заседания куда-то проваливается); «Предсовета Батько Махно»; секретарем  Поповым, «врид. обяз. комармии» Каретниковым и начальником штаба Белашом. Уже только этот факт опрокидывает главный посыл Дубовика о непричастности Махно к сделанному  большевикам предложению заключить мир и союз.  Более того, копия телеграммы идет Ленину, идейно-политическому лидеру столь ненавистного для апологетов махновщины большевизма!

Обращает на себя внимание и такой, опровергающий фальсификации Дубовика, факт, что Махно включает текст этой телеграммы в свой, датированный 10-м октября 1920г. «Ответ всему трудовому народу Украины», оставляя при этом под ней только свою подпись и подпись Попова. Конечно же,  Дубовик о существовании этого чрезвычайно важного документа так же предпочел умолчать…

 Но даже вне этих обстоятельств совершенно невозможно представить, чтобы телеграмма на адрес Раковского и Ленина с предложением мира и союза против Врангеля, ушла в Харьков и Москву с подписями Махно и Каретникова против их  воли, без их согласия на переговоры с большевиками.

Здесь уместен вопрос: а была ли вообще  в махновщине некая фракция «примиренцев», лидерами которых к осени 1920г., как утверждает Дубовик, были Белаш и Попов?  Излагая свои версии заключения соглашения, Аршинов, Волин, Литвинов и Тимощук о такой группировке примиренцев во главе с Белашом и Поповым ничего не говорят, ни  в коей мере не отмежевывая    Махно от инициативы по заключению соглашения с большевиками и не снимая с него ответственности за  его последствия.

 И только Белаш, в своей насквозь лживой  версии, упоминает о том, что его личная инициатива по заключению перемирия с красными была поддержана «многими старыми командирами», которые сдавшись под напором его аргументов, согласились «выйти на Врангеля». В свою очередь, Дм. Попов, к версии которого мы еще обратимся, выдвигал в качестве инициатора замирения и соглашения с большевиками  только себя и никого больше.

Но были ли действительно Белаш и Попов примиренцами летом 1920г.? Тот факт, что именно Попов вел телеграфные переговоры с Манцевым, этого не подтверждает. Махно мог просто поручить ему вести переговоры за способность более грамотно формулировать необходимые тезисы, диктуя их телеграфисту, чем это могла бы делать остальная махновская верхушка (ведь ни Волина, ни Аршинова на тот момент рядом с Махно не было).

Но когда в одном из «Предписаний» оперативного отдела Совета Рев. Повстанцев тем же летом 1920г. встречается указание: «Рубить всех, и рядовых, и комиссаров, чтобы мы для них были страшилищами» или когда  в ноябре 1920г., во время еще действующего соглашения с большевиками, Попов в харьковском клубе анархистов публично призывает к вооруженному свержению советской власти, то в их примиренческих настроениях летом-осенью 1920г. можно и нужно сомневаться. Ведь не может не обратить на себя внимание то обстоятельство, что проводниками примиренческой инициативы (лидерами «примиренцев» - по Дубовику) эти деятели объявили себя, уже находясь в руках у чекистов. И Белашу, и Попову,  в попытках собственной реабилитации, необходимо было представлять себя таковыми…  

Текст телеграммы, - Дубовик приводит только несколько последних строк. Почему? Потому, что публикация полного текста этой телеграммы нарушала бы стройность его апологетической и соответственно, фальсификаторской версии.

Опущенное Дубовиком начало телеграммы, в котором говорится, что «неоднократно командование Рев. Повстан. Армии Украины в целях активной борьбы за интересы тружеников, за социальную революцию, направляло свои боевые части на наступающего Врангеля … но сильные враждебные отряды частей вашей армии в ущерб тружеников, в ущерб интересов революции, направляемые вашей рукой, преступно мешали Рев. Повст. Армии Украины нанести должный удар наступающей белой своре…» представляет собой откровенную ложь, разоблачить которую очень легко и апологет махновщины считает за лучшее его опустить.

Опубликованные «Предписания» оперативного отдела Совета Революционных Повстанцев боевым частям РПАУ за июнь-сентябрь 1920г.  и его «Военный дневник»  за тот же период времени, свидетельствуют о том, что летом 1920г. махновские  боевые части направлялись только на красных (против частей РККА, ВОХР, Продармии и Трудармии, против отрядов ЧК и т.д.) и ни в одном из этих документов войскам не ставится задача «нанести должный удар наступающей белой своре» и не описывается, как же красные помешали махновцам это сделать. Изданные в СССР в 1969г. и мощно цитированные по этому поводу в «Дорогах Нестора Махно» байки Марка Спектора «В логове Махно» - это такой источник, который нельзя серьезно воспринимать. Дубовик также опускает упомянутые в телеграмме жалобы «Совета и Командования Рев. Повст. Армии Украины» Раковскому на то, что красные мешают махновцам повоевать с белыми. Это лишний раз указывает на то, что летом 1920г. Махно телеграфом извещал Раковского о своей  готовности «замириться» с красными, что также противоречит фальсификаторской версии Дубовика о непримиримости Махно по отношению к большевикам.

Отдельно стоит остановиться на роли Каретникова, который целый месяц исполнял обязанности командующего РПАУ в войне с красными после ранения Махно 29.08.1920, а после заключения соглашения с большевиками, возглавил махновские части, выделенные для боевых действий против Русской армии.

Дубовик пишет, что Каретников высказался против союза с большевиками. Статья в Википедии о Каретникове, не ссылаясь на источники, даже утверждает, что он был  категорически против этого союза. Однако все документально зафиксированное поведение Каретникова свидетельствует об обратном. Он подписал столь урезанно цитированную Дубовиком телеграмму, с которой, собственно, и начались переговоры о мире и союзе. То, что он   был «свадебным генералом», подпись которого можно было получить независимо от его отношения к содержанию подписываемого документа, наверняка не решится утверждать даже Дубовик.

Если бы Каретников был против союза с большевиками, то логично предположить его отказ подписать телеграмму и уход с поста командарма (тем более, что в окружении Махно были талантливые командиры, обладавшие значительно большим боевым опытом, чем Каретников), с заменой его кем-то более лояльно относящимся к большевикам, например, тем же Белашом, который в «Дорогах Нестора Махно» постоянно претендовал на то, что именно он руководил боевыми действиями РПАУ обеих формирований. Но этого не происходит.

По этому поводу можно провести аналогию с историей, произошедшей в РККА: красный командарм-13 Уборевич, которому Фрунзе подчинил Повстанческую армию, через некоторое время, когда красные и махновцы уже вышли на подступы к Крыму, обратился к Фрунзе с рапортом, в котором просил освободить его от командования махновцами, так как он в свое время руководил ликвидацией РПАУ первого формирования и враждебно относится к махновцам. Фрунзе удовлетворил его просьбу и переподчинил махновские войска сначала командованию 4-й Красной армии, затем 6-й и, в конце концов, 2-й Конной.

Примерно то же самое могло, в принципе, произойти и в РПАУ с Каретниковым, но не произошло, - он остался на посту командарма РПАУ и после заключения союза с красными. Начиная с 8.10.1920, когда  Повстанческая армия (точнее, отряд Каретникова) начала выдвигаться  из Старобельска на фронт против белогвардейцев и до своего ареста в Джанкое 26.11.1920, Каретников, судя по опубликованным документам, демонстрировал вполне лояльное и дисциплинированное поведение по отношению к красным военачальникам, регулярно докладывая о передвижениях, потребностях и боеспособности своих частей. Исключение составили, пожалуй, только продолжавшиеся несколько часов препирательства перед форсированием Сиваша во время прорыва красных и махновцев в Крым.

Но вот телеграмма отправлена, сопровождаемая отчаянным призывом не к «красным контрреволюционерам», но к «потенциальным союзникам по «единому революционному фронту» против белой реакции»: «Слагая с себя ответственность за междоусобицу при неполучении ответа на настоящую телеграмму, требуем срочным порядком, если вам дороги интересы революции, отвечать в Беловодск. Ждем. Звоните  к т. Раковскому, Затонскому и Терлецкому».

Христиан Раковский

Если Раковский (член Политбюро ЦК КП(б)У, председатель Совнаркома УССР) был центральной фигурой большевистской власти в Украине, то не вполне понятна мотивация обращения махновцев именно к Затонскому и Терлецкому, которые ключевыми фигурами в тогдашней партийной иерархии КП(б)У явно не являлись. В описываемое время Затонский был членом ЦК КП(б)У, членом формально высшего органа государственной власти УССР -  Президиума ВУЦИК, членом Реввоенсовета Юго-Западного фронта и летом 1920г. возглавлял Галицкий ревком, бывший борьбист Терлецкий, только в 1920г. ставший членом большевистской партии, тоже был членом ЦК КП(б)У и наркомом юстиции УССР.

Однако, по версии Дубовика, «несмотря на позднее время, на телеграфные переговоры немедленно прибыли высшие руководители УССР». Так он изображает  начало переговорного процесса, стремясь тем самым подчеркнуть чрезвычайную важность для большевиков этих переговоров с махновцами.

Но это, так сказать, сугубо промахновская интерпретация происходившего. «Позднее время»?  Наверняка, в тех чрезвычайных условиях, в которых находилась УССР в сентябре 1920г. (война на несколько фронтов, повстанческое движение различной политической ориентации по всей территории, топливный, транспортный и продовольственный кризис, разрушенная промышленность), ее большевистским «высшим руководителям» приходилось работать ночами напролет, а телеграфная аппаратная, надо думать, в Совнаркоме УССР находилась где-то рядом с рабочим кабинетом Раковского. К тому же, мы не знаем, какие еще, кроме Раковского, «высшие руководители УССР» прибыли на эти телеграфные переговоры. Нет никаких данных о том, что в них участвовали те же Затонский и Терлецкий. Скорее всего, это промахновские фантазии Дубовика. Ведь он, противореча сам себе, указывает, что фактической верховной властью в УССР были не Манцев и Раковский, но «верхушка большевистской партии на территории Украины», то есть, состоявшее из пяти членов Политбюро ЦК КП(б)У (на сентябрь 1920г. это: Косиор; Раковский; Шумский; Яковлев; Петровский). Но нет также каких-либо данных о том, чтобы кто-нибудь из членов Политбюро, кроме Раковского, присутствовал при телеграфных переговорах Манцева с Поповым ночью на 28.09.1920г.

Дубовик дает совершенно превратную интерпретацию этим переговорам, которые начинаются с отклика на отчаянный призыв махновцев (опущенный Дубовиком, как нарушающий стройность его версии) красного военного чиновника Синявского, занимающего совершенно правильную позицию: зная Попова, очевидно, по Москве в 1918г., он отклоняет предложение последнего «переговорить лично» при отсутствии соответствующих полномочий. На слова Синявского: «Ну, зовите Махно, с ним будет говорить Раковский», последовал ответ: «Махно ранен, от его имени говорит секретарь Совета армии Попов и начштаба армии Белаш».

При этом Дубовик даже не задается вопросом: могли ли лидеры «примиренцев», каковыми он изображает Попова и Белаша, говорить от имени Махно, без его санкции на это?!

Далее: нам неизвестно, по какой причине Раковский не стал напрямую разговаривать с Поповым и Белашом, но апологеты махновщины об этом знают. У Литвинова, это ниже «бюрократического достоинства» Раковского, у Дубовика Раковский считает, «что махновские представители не равны ему по рангу». С этого момента большевистскую сторону на переговорах представлял начальник ЦУПЧРЕЗКОМа при СНК УССР и по совместительству начальник особых отделов штабов Юго-Западного и Южного фронта, начальник тыла Южного фронта Манцев.

По Дубовику, «разговор шел тяжело», что не удивительно, ведь даже военные действия между переговаривающимися сторонами еще не были прекращены. При этом Дубовик опять опускает чрезвычайно важный фрагмент, который тоже никак не укладывается в его фальсификаторскую версию: Махно и его окружение настолько заинтересованы в мире и союзе с красными, что Попов пытается шантажировать большевистскую сторону переговоров угрозой «полной возможности занять Луганск и тем самым лишить вас снабжения патронами и углями, чтобы воздействовать на вас на получение от вас скорейшего и вполне благоразумного ответа на нашу телеграмму».

Но не махновцы, а большевики были господами положения на этих переговорах, и Манцев спокойно и достойно отвечает на этот шантаж: «Если вы займете Луганск, республика не погибнет, а вы еще раз покажете, что являетесь пособниками Врангеля». После этого Попов больше не пытался угрожать Манцеву. Дубовик не только опускает этот фрагмент, но и полностью искажает смысл эпизода, чуть было не приведшего к срыву переговоров, что было бы трудно сделать, если бы этот фрагмент не был бы им опущен. Попробуем воспроизвести упомянутый эпизод.

Итак, в ответ на требование Попова о предоставлении махновцам участка фронта против Врангеля, Манцев ответил, что это возможно только при условии полного подчинения красному командованию. Попов пытается ёрничать: «Кому? Генералу Брусилову?». И  вопреки тому, что уже было сказано сторонами на этих переговорах, то есть, совершенно безосновательно, Дубовик предлагает следующую интерпретацию того, что произошло дальше.

По его мнению, Манцев не выдерживает напряжения: «Ввиду того, что разговор принимает несерьезный характер, я его прекращаю». Попов: «Как, совсем?». Манцев: «Да, совсем». Дубовик продолжает: «Но это «совсем» продолжалось всего один час, после чего Манцев вернулся на телеграф, и как ни в чем не бывало, продолжил переговоры».

Это совершенно неадекватная трактовка происходившего. Чтобы она выглядела убедительной, Дубовик опустил не только те неудобные для своей версии фрагменты текста переговоров, на которые указывалось выше, но и то, что происходило на переговорах после этого эпизода. Но если этот эпизод вставить в контекст того, что было сказано Манцевым и Поповым до и после него, то выстраивается совершенно иная картина.

После заклинаний телеграммы и отчаянного призыва откликнутся на нее, после неуклюжих угроз занять Луганск для стимуляции «скорейшего и вполне благоразумного ответа на нашу телеграмму», Попову вздумалось поёрничать по поводу «генерала Брусилова» и тем самым   чуть не сорвать переговоры.

Не Манцев не выдерживает напряжения, а наоборот, Попов пугается последствий своей глупой выходки, которая может сорвать столь важные для махновцев переговоры, когда после слов Манцева о прекращении разговора, принявшего несерьезный характер, испуганно спрашивает: «Как, совсем?». Манцев подтверждает: «Да, совсем». Попов растерян, он не успокаивается: «Вы на это уполномочены или вы находите, что поставленные вопросы требуют окончательного решения?» Манцев спокойно отвечает: «До сих пор мы ни к чему конкретному не пришли, я думал, что веду разговор с политически грамотными людьми, которым известно, что генерал Брусилов не командует Красной армией. Я уполномочен вести серьезный разговор, а также имею полномочия прекратить его, если он принимает несерьезный характер (уже только поэтому у Манцева не было причин «не выдерживать напряжения»). Если желаете  серьезно разговаривать и если у вас нет конкретного ответа Махно на поставленные вопросы, запросите его и ответьте, когда получите. Все. Манцев.»

Василий Манцев

Лаконичная и стройная речь Манцева хорошо контрастирует с весьма беспорядочными, невразумительными выражениями взволнованного Попова: «Вполне согласен, что данные переговоры ввиду его несомненной важности конкретного разрешения мы предлагаем вам дать ответ перед соответствующими инстанциями. Все записано на ленте точно так же, как и мы, посоветовавшись, можем через час дать исчерпывающий ответ. Все. Попов.»

Манцев: «Будете через час у аппарата? Жду ответ. Манцев.»

Но Попов, очевидно, пытаясь загладить негативное впечатление от своей глупой выходки, тут же изменяет сроки формулировки махновского «исчерпывающего ответа». И если, по версии Дубовика, Раковский «не отходил далеко от аппарата», по которому Манцев вел переговоры с Поповым, то и мы можем сказать, что Махно был где-то рядом с аппаратом, настолько сократились сроки  совещания махновцев для формулировки того самого «исчерпывающего ответа». Попов: «В таком случае благоволите не отходить от аппарата. Не позже, как через 15 минут мы сможем дать ответ. Попов.»

Однако, Манцев непреклонен, - через час, значит через час. Он коротко и сухо отвечает: «Через час будет у аппарата товарищ Манцев».

Вот так выглядит история с «не выдерживающим напряжения» Манцевым, который, якобы, совсем прервал переговоры, а затем, через час, «как ни в чем не бывало» их продолжил. Дубовик полностью извращает ее при помощи соответствующих умолчаний.

 По его версии, уже к исходу 28.09.1920 «основные положения будущего союза были в целом согласованы». Однако это не совсем так. Дубовик опять сам себе противоречит.

Без комментариев воспроизведя слова Белаша о том, что «идея нашего союза с Соввластью заключалась в том, что мы стремились получить автономию в Гуляй-Польском районе», он предпочел не отметить, что ни в телеграмме, с  получения которой в Совнаркоме УССР, начались переговоры, ни во время самих переговоров Попова с Манцевым, об этой «идее», об этой «основной причине» не было сказано ни слова.

И в тексте телеграммы, и в ходе переговоров махновская верхушка предъявляла большевикам различные требования, но вопрос о будущей «Гуляй-Польской автономии» махновцами даже не формулируется и, соответственно, не обсуждается. Дубовик предпочел этот факт проигнорировать и перейти к довольно вольному рассказу о том, что  29.09.1920г. «вопрос о переговорах с Махно» обсуждался в Политбюро ЦК КП(б)У». Опубликованное в «Дорогах Нестора Махно» постановление по этому поводу (по второму пункту повестки дня) заседания Политбюро не дает оснований для утверждений о том, что против союза с Махно в Политбюро «никто не выступил», как и о том, насколько быстро было принято «положительное решение». Все это домыслы Дубовика, все это фактоиды и не более того.

«Среди нескольких деловых пунктов протокола», по его мнению, «кажется очень примечательным следующий: «Соглашение не оглашать, ограничиваясь сообщением  (в прессе) после перехода Махно в тыл Врангеля».

Если Аршинов и Литвинов, излагая свои версии, уделили большое внимание вопросу публикации-непубликации или публикации по частям текста соглашения в большевистской прессе, полностью умалчивая при этом о махновском «Ответе всему трудовому народу Украины», который никак не вписывался в их промахновские фальсификации, то Дубовик совершенно обходит эту проблему и никак не комментирует показавшийся ему столь примечательным пункт постановления заседания Политбюро ЦК КП(б)У.

В то же время он не обращает внимания  на еще один примечательный пункт постановления, - пункт «б»: «Дать подпольной организации директивы оказывать содействие Махно, обращая главное внимание на усиление в его отрядах дисциплины, революционной спайки.», который дает понять, что в частях РПАУ второго формирования существовали подпольные большевистские ячейки. Но в этом нет ничего экстраординарного. Если РПАУ в сентябре 1920г. почти наполовину состояла из добровольно присоединившихся к махновцам пленных красноармейцев, то в их числе в обязательном порядке были целенаправленно внедренные в махновщину большевистские партийные активисты и агенты ЦУПЧРЕЗКОМа.

Из перечисленных Дубовиком преференций, которые получали большевики в случае соглашения с  Махно и благодаря которым Политбюро ЦК КП(б)У, якобы, очень быстро приняло положительное решение, санкционировав продолжение переговоров, убедительно выглядит лишь одно. Это соглашение действительно позволяло относительно «успокоить тыл». Но почему только относительно? Потому, что ориентированные на УНР повстанцы продолжали свою борьбу, позиция Махно не являлась для них идейно-политическим ориентиром, к тому же у них был свой организационный центр – ЦУПКОМ; потому, что диктатура Наркомпрода с ее продразверсткой и  т. д. никуда не исчезла и, соответственно, продолжались стихийные крестьянские выступления против этих необходимых составляющих политики «военного коммунизма».

Далее: РПАУ для красных не была «сильным союзником», учитывая, что отряд Каретникова, то есть, та часть РПАУ, которая была направлена на фронт против белой Русской армии, как и сама РПАУ второго формирования в целом, тот самый «один армейский кулак», о котором пишет Белаш, представляла собой очень малую величину по сравнению с массой войск РККА, развернутых на Южном фронте в октябре 1920г. для «ликвидации Врангеля».  

Рассматривая версию Белаша, мы уже проводили сравнительный анализ его фантазий относительно численности РПАУ в конце сентября 1920г.: 15 000 «в разных группах и отрядах на Екатеринославщине, Полтавщине, Черниговщине и Донщине. 20 000 было в одном армейском кулаке…». Дубовик  эти фантазии повторил. Поэтому сейчас, вместо сравнительного анализа, обратимся к опубликованным документам.

15 000 «в разных группах и отрядах» на огромном пространстве от Дона до Днепра, - это цифра не поддается никакой проверке, однако мы видели, что к таким отрядам Белаш причисляет даже повстанцев УНРовской ориентации. Учитывая это и тем более, постоянную склонность Белаша сообщать совершенно фантастические количественные характеристики махновских формирований, к подобной цифре можно и нужно относиться с большим сомнением.

Теперь обратимся к численности «одного армейского кулака», к тем 20 000 человек (по Белашу и Дубовику). В сборнике документов и материалов «Нестор Махно. Крестьянское движение на Украине. 1918-1921», Москва, Росспэн, 2006, под №274 опубликован документ, - это направленная 3.10.1920г. в штаб Южного фронта информация Белаша о боевом составе главной группы РПАУ, того самого «армейкого кулака», с запросом под эту численность  необходимого материально-технического обеспечения: «вполне боеспособных войск», - кавалерии 800 сабель, пехоты – 3500 штыков, пулеметный полк – 700 человек; «не вполне боеспособных» - кавалерийский дивизион без седел – 300 сабель, пехоты – 1600 штыков. Большевистские и белогвардейские источники одинаково оценивают численность отряда Каретникова, начавшего боевые действия против Русской армии 22.10.1920 – 800 сабель и 1200 штыков. Поэтому никаким  «сильным союзником» махновцы для красных в кампании по «ликвидации Врангеля» быть не могли.

«Переброска дополнительных войск на внешние фронты»? Нет никаких данных о том, что перед генеральным наступлением на Врангеля в октябре 1920г. группировка войск РККА на Южном фронте усиливалась за счет войск внутренней службы фронта, то есть, частей ВНУС, не говоря уже о частях Продармии и Трудармии и тем более, отрядах ЧК и комнезамов. Боевые части, предназначенные для военных действий против регулярной армии и части  войск ВОХР (преобразованные в войска ВНУС с 1.09.1920), которые в основном воевали с махновцами летом 1920г., отличались по своим задачам и, соответственно, по боевой подготовке. Посылать части ВНУС против Русской армии, -  против ударников-корниловцев, против кубанской конницы Бабиева или регулярной кавалерии Барбовича – осенью 1920г. так неадекватно применять ВНУС у красного командования не было никакой нужды. В конце концов, бои шли не на подступах к Москве.

Даже осенью 1919г., во время решающего (Орловско-Кромского) сражения гражданской войны между красными и белыми россиянами, когда те же ударники-корниловцы взяли Орел и продолжили наступление в сторону Тулы, красное командование не бросало в бой против белогвардейцев части ВОХР, чтобы усилить ими сопротивляемость потрепанных 13-й и 14-й Красных армий. Группировка красных войск была усилена снятыми с Западного фронта отборными боевыми частями: Латышской стрелковой дивизией; Эстонской стрелковой дивизией и  Червоного козацтва кавалерийской бригадой, уже по прибытию на Южный фронт развернутой в 8-ю Червоного козацтва кавалерийскую дивизию. Именно участие  этих частей позволило красным перейти в контрнаступление и в итоге решило исход сражения в их пользу.

1.10.1920 датируется уже упоминавшийся нами очень интересный документ (опубликованный в «Дорогах Нестора Махно» и в сборнике документов и материалов «Нестор Махно. Крестьянское движение на Украине. 1918-1921»), который замолчан Дубовиком, как разрушающий его фальсификаторскую версию о нежелании Махно и Каретникова  заключать мир и союз с большевиками. Речь идет о воззвании «Всем отдельным отрядам и группам революционных повстанцев, действующих на Украине» за подписями последних. Содержание этого документа заслуживает отдельного комментария.

Прежде всего, обращает на себя внимание тождественная тону большевистской пропаганды социал-патриотическая риторика: «С запада идет ненавистный каждому украинцу исторический враг – польская шляхта. С  юга неудержимо врезается все глубже и глубже в сердце Украины душитель народа немецкий барон Врангель. …  …Совет Революционной Повстанческой Армии Украины (махновцев) пришел к заключению, что оставаясь в настоящее время безучастным зрителем, украинские повстанцы помогли бы воцарению на Украине либо исторического врага – польского пана, либо опять царской власти, возглавляемой германским бароном (прямо по разухабистым, ёрническим виршам Демьяна Бедного с большевистских агиток: «Их бин барон. … Я самый лютший, самый шестный есть кандидат на царский трон»). Как одно, так и другое – смерти подобно для селянства Украины».    

В связи с этим фрагментом текста воззвания нельзя не отметить, что когда на советскую Украину наступали войска Польской республики, то большевистская пропаганда, а в данном воззвании, вслед за ней и  махновская, трубила о том, что это наступает польская шляхта –  и никак иначе. Когда наступали русские белогвардейцы, то эта же пропаганда указывала на  угрозу реставрации царской монархии, на угрозу возвращения помещиков и капиталистов,  но без обозначения национальной принадлежности этих сил «старого порядка».     И нигде, - ни в большевистской, ни в махновской пропаганде, мы не встретим определений, что наступающие белогвардейцы, - это наступление русского дворянства,  - «ненавистного каждому украинцу исторического врага». Напрашивается вывод, что махновская пропаганда, в унисон с большевистской, не считала русское дворянство «историческим врагом», то есть, русские помещики определялись  только врагом классовым, но никак не национальным. По смыслу этих пропагандистских изысков получается, что царская Россия, в отличие от Польши, все-таки не была «историческим врагом» Украины, а русский помещик для украинского селянства все-таки не был таким же лютым врагом, как польский пан…

Далее махновское воззвание сообщает, что Совет РПАУ принял решение «временно(!), до разгрома наседающих внешних врагов и панских наймитов (у Тимощука – «царских наймитов») идти в союзе и рука об руку с Советской Красной Армией. Для исполнения этого постановления Совета Революционных Повстанцев (махновцев) предлагает всем без исключения(!)  отдельным группам и отрядам (повстанцев), действующих на Украине», то есть, тем самым    15-ти тысячам, которые, якобы, по Белашу, в этих отрядах и группах состояли, не только  прекратить всякие враждебные действия против «Советской красной Армии, а также против каких бы то ни было советских учреждений и их работников», но и предпринять меры, совершенно неадекватные обозначенному временному союзу с красными: «2. Все живые и здоровые силы вольного повстанчества должны влиться в ряды Красной Армии, войдя в подчинение и под командование командиров последней. Соглашение на этой почве Совета Революционных Повстанцев Украины (махновцев) с Реввоенсоветом Украинской республики(?!) достигнуто (?!?!).

На основании этого соглашения все раненые и больные, имеющиеся при отдельных повстанческих отрядах, поступают на обеспечение и лечение советских лазаретов. Весь личный состав повстанческих групп и отрядов, а также и их командиры при поступлении в Красную Армию (условно до 1 ноября 1920г.) никаким репрессиям, наказаниям или преследованиям за их прошлые деяния не подлежат. Переход повстанческих групп и отдельных отрядов в ряды Красной Армии должен произойти организованно через местных, уездных или губернских начтылов или специальных уполномоченных Реввоенсовета Республики».

Совершенно непонятно, о каком, достигнутом к 1.10.1920 соглашении  с таким содержанием, говорят Махно и Каретников в этом воззвании, тем более, что в структуре украинской большевистской власти, такого органа, как «Реввоенсовет Украинской республики», не существовало. Промахновская историография сохраняет полное молчание по этому вопросу.          В опубликованных источниках (в документах и материалах по истории союза махновцев с большевиками осенью 1920г.) нет  больше никаких следов  предварительного соглашения с таким содержанием, никакой, даже опосредованной информации о нем.

Более того, «переход  повстанческих групп и отдельных отрядов в ряды Красной армии» прямо противоречил жесткой и однозначной инструкции Троцкого, введенной в действие еще в декабре 1919г. Эта инструкция категорически запрещала включение в состав регулярной Красной армии в качестве отдельных частей любых повстанческих отрядов, даже большевистской ориентации. При соприкосновении с частями Красной армии или оказавшись в ее тылу, любые, без исключения, повстанческие отряды подлежали разоружению и расформированию; их рядовой состав подлежал распылению по красным запасным частям (по частям Запасной армии), а командный состав – фильтрации особыми отделами. Всех повстанцев, сопротивляющихся подобным мероприятиям, инструкция предписывала расстреливать.

Неужели Махно и Каретников в своем воззвании выдавали желаемое за действительное?! Неужели  в сентябре 1920г. они еще не знали об этой инструкции Троцкого?! Но как настойчиво, переходя на язык угроз, они стремились встроить повстанцев из «отдельных отрядов и групп» в ряды регулярной армии «красной контрреволюции»: «Совет Революционной Повстанческой Украины (махновцев), признавая, что повстанцы, оставшиеся после прочтения настоящего извещения пассивными или продолжающие враждебные действия или нападения на советских работников и чинов Красной Армии, будут считаться как изменники повстанческому делу и враги повстанческого движения. С такими, как борющимися против своих братьев-повстанцев (махновцев), находящихся в рядах Красной Армии, Совет Революционной Повстанческой Армии Украины (махновцев) будет расправляться как с простыми бандитами».

Это значит, что «братья-повстанцы», по «набатовски» честные революционеры, оставшиеся верными «набатовским» установкам о том, что война большевиков с «панской Польшей» и с Врангелем не может быть оправданием для прекращения борьбы против «красной контрреволюции», Махно и Каретниковым объявляются «изменниками», «врагами», с которыми расправа будет короткой – «как с простыми бандитами». Здесь полностью заимствован большевистский подход, большевистский лексикон. Если следовать этой логике, то не пройдет и двух месяцев, как сам Махно превратится в «простого бандита»…  

Заканчивает он свое воззвание выражением «твердой уверенности», что «вольное повстанчество Украины не пойдет по двум разным дорогам, но сплоченно, как в 1918 и 1919г.г., последует на зов испытанных революционных вождей батьки Махно и Совета Революционных Повстанцев Украины (махновцев). Последует куда? По логике измышлений Дубовика, Махно и Каретников зовут «вольное повстанчество» в ряды регулярной армии «красной контрреволюции»…  

И наверное, даже такой записной  промахновский фальсификатор истории украинской революции, как Дубовик, не решится утверждать, что Махно осенью 1920г. не знал, какие порядки царят в регулярной Красной армии: жесткая дисциплина;  назначенные сверху и ненавистные махновцам бывшие царские офицеры на командных должностях; всепроникающее «комиссародержавие»; политические и особые отделы при штабах частей и соединений, то есть, большевистский  политический надзор и политический сыск, реввоентрибуналы…

Подписи под воззванием: «Председатель Революционной Повстанческой Армии Украины  (махновцев) батько Махно; Командарм С. Каретников».  

Для основного ядра  махновщины,  то есть, для, собственно, РПАУ, они, заключая соглашение с большевиками, выторговали  статус партизанской армии, где «где не проводятся основы и начала регулярных частей Красной армии», остальных же «братьев-повстанцев» махновской ориентации они видели в рядах этих регулярных частей и прямо приказывали им (содержание воззвания дает все основания расценивать его как приказ) вступать туда.

Остается только неясным, почему местом издания этого воззвания обозначен Изюм, ведь  согласно записям в «Военном дневнике» оперативного отдела СРП, 1.10.1920г. РПАУ еще находилась в Беловодске.

Дальнейшее изложение Дубовика  представляет собой препарированную версию Белаша. При этом Дубовик не анализирует эту версию в целом, но просто выдергивает оттуда отдельные фрагменты, отдельные фразы и компонует из них свою версию.

Дубовик: 2.10.1920 «махновцы повторно вошли в Старобельск – уже как союзники красных».

Белаш: «29 сентября как союзники, а не как враги, мы входили в Старобельск»

В своей датировке этого события Дубовик, очевидно, опирается на запись в «Военном дневнике» оперативного отдела СРП, где действительно указано, что махновцы заняли Старобельск 2.10.1920.  Затем вновь почти по Белашу: «вечером прошло заседание СРП и командиров частей».

По версии Дубовика получается, что 27-28.09.1920 г. «штаб и командиры РПАУ», без участия СРП, согласовали с большевиками «основные положения будущего союза», а 2.10.1920 на политической сцене махновщины появляется СРП, совместно с которым «командиры частей», но уже без участия штаба РПАУ, «утверждают проект договора с правительством и избирают «дипломатическую комиссию», официальное представительство РПАУ в столице советской Украины. Члены комиссии немедленно выехали в Харьков».  

При этом Дубовик избегает перечислять ее персональный состав, ведь, как мы помним, по версии Белаша, подписавшие соглашение Попов и Куриленко уехали «усиливать» ее состав значительно позднее, во время стоянки РПАУ в Изюме с 8.10  по 13.10.1920 (по  Белашу) или с 11.10 по 13.10.1920(согласно записям «Военного дневника»).  

Избрание этой «дипломатической комиссии», которое, якобы, имело место 2.10.1920, во время вечернего заседания СРП и комсостава, показывает, как Дубовик следует за измышлениями Белаша, не утруждая себя соотнести их с опубликованными документами.

Живо, но неадекватно, изобразив развитие телеграфного общения Попова с Манцевым в ночь на 28.09.1920, он со всей очевидностью, очень невнимательно ознакомился с записью продолжения телеграфных переговоров между Поповым и большевистскими представителями (Манцевым, командующим войсками внутренней службы Юго-Западного фронта Аладжаловым и комиссаром штаба Южного фронта Ивановым) в ночь на 30.09.1920г. В отличие от записи переговоров, происходивших 28.09, на этот раз указано время их начала и окончания. Начало в 3.35, окончание в 5.00) (33).

Из этой записи следует, что большевики   предложили сформировать «официальное представительство РПАУ в столице советской Украины» в количестве  любых четырех человек, - «по желанию», из шести следующих лиц: Аршинов, Тарановский, Белаш, Буданов, Куриленко, Каретников. На что Попов ответил (с мотивировкой, почему большинство указанных большевиками лиц не сможет войти в состав махновского представительства), что делегация РПАУ будет состоять из трех лиц: Буданов, Хохотва, Клейн. Получается, что Махно и его окружение, не прерывая переговоров, моментально определились с составом своей «дипломатической комиссии», - ни о каких ее выборах и речи не шло… Из этого следует, что Дубовик, смещая дату заседания на 2.10.1920, просто повторяет измышления Белаша.

И в тот же день, 2.10.1920, по версии Дубовика, «в Харькове было подписано «Военно-политическое соглашение между правительством УССР и армией Махно»». Попробуем, следуя за версией Дубовика, воспроизвести события немного более детально.

Итак, 2.10.1920 махновцы вступают в Старобельск. Комсостав решил все вопросы охранения, расквартирования и снабжения своих частей и вечером собрался на заседание совместно с Советом Рев. Повстанцев. На заседании разгораются бурные прения. Дубовик воспроизводит фразу Белаша о том, что многие анархисты и командиры нападали на него «за союз с Соввластью», хотя, по насыщенной подобными нестыковками версии Белаша, как мы помним, на момент этого заседания, датированного им 29-м сентября, было заключено только перемирие, но никак не союз.

К тому же напрашиваются следующие интересные сопоставления: на расширенном заседании штаба и комсостава РПАУ, которое, по Дубовику, состоялось 27.09.1920, и о котором Белаш ничего не сообщает, у последнего все прошло  без проблем, – его примиренческая инициатива была поддержана большинством голосов, а 2.10.1920,  уже  не на расширенном заседании, то есть, на заседании с более узким представительством, Совета Рев. Повстанцев и комсостава, он почему-то сталкивается с многочисленной оппозицией.

Почему так получилось? Конечно, ответа от Дубовика мы не дождемся. Можно ожидать, что будучи не в состоянии отвечать по существу своих измышлений, он, как  это уже бывало раньше, просто напишет следующее: «Это мое фальсификаторское дело – как и о чем писать»… Он также обходит молчанием  заключительное слово Белаша с его замечательными, в своем роде, характеристиками Совета Рев. Повстанцев. Таким образом, он нейтрализует возможность задать вопрос о том, что если было заключительное слово, то какой  же доклад на этот раз делал Белаш и цитирует слова Махно, якобы, сказанные им (по версии того же Белаша) на этом заседании, куда он уже смог даже прийти: «Махно сказал примерно следующее…».

Дубовик даже не выбирает формулировок. Это Белаш, вспоминая в 1930г. историю заключения соглашения с большевиками,  именно так выразился о содержании своего заключительного слова после прений по его, так и оставшемуся неизвестным, докладу: «Я сказал примерно следующее…». Теперь «примерно следующее» у Дубовика говорит сам Махно: «Я болен и не работаю в Совете. За соглашение ответственен Белаш со своими приверженцами». Дубовик не только не комментирует такую, более чем странную, ни одним другим источником не подтвержденную, отстраненно-выжидательную позицию «испытанного революционного вождя», но и выдергивает ее формулировку из того контекста, в котором она находится у Белаша. Дубовиком обрезана концовка фразы, которую, якобы сказал Махно. После слов об ответственности Белаша и его приверженцев за соглашение с большевиками,  в «Дорогах Нестора Махно» следуют слова: «мы с них после спросим», которые отсутствуют в тексте Дубовика. Но эта фраза Махно у Белаша вытекает из следующей посылки: « Многие анархисты и командиры нападали на меня за союз с Соввластью. Махно в таких случаях разжигал страсти»,  -  то есть, надо думать, как всякий авторитарный лидер, он стремился стравливать между собой своих сподвижников. Фраза о том, что Махно «разжигал страсти», также срезана Дубовиком.

Совещание утвердило проект договора, который так и остается неизвестным. Далее, по версии Белаша, капитулировавшие противники мира и союза с большевиками в индивидуальном порядке подписывают этот проект, – Дубовик опускает и этот эпизод. По Белашу и Дубовику, тогда же избирается делегация (которую в действительности, в срочном порядке, назначили в ночь на 30.09.1920, во время телеграфных переговоров Попова с большевистскими представителями), немедленно выезжающая в Харьков и в тот же день – 2.10.1920, подписывающая в Харькове «Военно-политическое соглашение между правительством УССР и Армией Махно».

Такое утверждение вызывает очень большое сомнение, ибо здесь Дубовик повторяет одну из хронологических неувязок Белаша, вполне характерную для такого низкокачественного текста, как «Дороги Нестора Махно». Ведь сразу возникает вопрос – как все это можно было успеть за один день, точнее, даже за полдня?

По версии Дубовика, заседание СРП и комсостава РПАУ было вечером 2.10: был доклад Белаша; были бурные прения; было утверждение проекта соглашения с большевиками; были выборы делегации – «дипломатической комиссии». Дубовик утверждает, что «члены комиссии немедленно выехали в Харьков», но от Старобельска до Харькова было 240 километров езды по находящейся в плохом или в очень плохом состоянии железной дороге и, тем более, в зоне только в этот день прекратившихся боевых действий между красными и махновцами (объектом постоянного диверсионного воздействии которых было железнодорожное полотно и связанные с функционированием железной дороги инженерные сооружения – прежде всего мосты) – как мы помним, приказ Фрунзе о прекращении боевых действий против махновцев вышел только 2.10.1920.

А в Харькове надо было еще разместиться, представиться  советским властям, где-то собраться с большевистскими представителями, взаимно ознакомиться с полномочиями, обсудить-согласовать с ними статьи соглашения и наконец, подписать его (как мы помним, по версии Аршинова, только на обсуждение-согласование статей соглашения ушло три недели!...).

И Дубовик (этот «въедливый к фактам» «скрупулезный исследователь», как о нем отзываются современные поклонники Махно), с его обычной небрежностью к деталям происходившего, пытается утверждать, что все это имело место, то есть, успело произойти во вторую половину дня 2.10.1920!!!

Возможно, он исходит из того, что в сборнике документов и материалов «Нестор Махно. Крестьянское движение на Украине. 1918-1921», публикуется документ, который озаглавлен «Военно-политическое соглашение между правительством УССР и армией Махно» и под этим заголовком стоит дата 2.10.1920 (34). Но в примечаниях к этому документу указано, что  оригинальный текст политического соглашения никак не датирован, на нем стоит только дата его регистрации (неясно только – кем?) – 31.10.1920. О датировке военного соглашения в этих примечаниях ничего не сказано.

Ведь мы вполне можем допускать, что политическое и военное соглашение были подписаны не в один день и только позднее сведены в единый текст, как разделы первый и второй. Во всяком случае, варианты текста соглашения, опубликованные Аршиновым, Белашом и в составленном   В. Верстюком сборнике воспоминаний, документов и материалов «Нестор Иванович Махно»(35), никак не датированы. Остается непонятным, на каком основании составители российского сборника «Нестор Махно. Крестьянское движение на Украине. 1918-1921» поместили под заголовком  единого текста соглашения дату 2.10.1920, исходя из которой Дубовик, очевидно, и построил свои хронологические несообразности.

Нестор Махно

Гораздо более убедительной выглядела бы датировка самого Махно. Текст его «Ответа всему трудовому народу Украины» датирован 10.10.1920 и вставленный в этот «Ответ…» текст военного соглашения тоже датирован 10.10.1920. Можно вполне логично предположить, что соглашение полностью или только военное соглашение подписывается в Харькове 10.10.1920, его текст делегация РПАУ по телеграфу передает Махно, который в тот же день составляет свой «Ответ…», разъясняя «трудовому народу Украины» свое понимание заключенного военного соглашения.

Но и здесь есть вопросы. Ведь существует телеграмма Манцева Дзержинскому в Москву от 1.10.1920 (36), в которой он сообщает о заключенном между Махно и фронтовым командованием соглашении; как и телеграмма Троцкого, тоже от 1.10.1920 (37), в которой он запрашивает Фрунзе о гарантиях, «что соглашение с Махно не обратится против нас»; как и ответная телеграмма Фрунзе Троцкому от 5.10.1920 о  заключенном соглашении и о том, что «решающих гарантий у нас нет». Мы также  помним телеграмму Фрунзе Ленину от 6.10. 1920, в которой он сообщал, что «с Махно вопрос решен в смысле соглашения» и что махновская делегация прибыла в Харьков, а делегация от красного командования выехала к Махно.

К тому же, если соглашение, пусть даже только военное, было подписано только 10.10.1920, то как объяснить тот факт, что уже 8.10.1920 Фрунзе отдает приказ «Командарму Повстанческой» на выдвижение из Старобельска,  по определенному им маршруту, в район сосредоточения на фронте против Русской армии. Это только отца и сына Белашей мог не смущать тот казус, что согласно их низкопробной писанине под названием «Дороги Нестора Махно», РПАУ могла подчиняться приказам Фрунзе и двигаться по определенному им маршруту, не заключая с большевиками никакого соглашения.

Не вносят ясности в этот вопрос и записи в «Военном дневнике» оперативного отдела СРП. Они предельно лаконичны. Записи от 30.09 – 1.10.1920 фиксируют стоянку РПАУ в Беловодске и продолжение переговоров. Надо думать, что 1.10.1920  продолжались телеграфные переговоры, так как обмен делегациями еще не произошел. Запись от 2.10.1920, - никакого упоминания о заседании СРП и комсостава, об утверждении проекта соглашения, о выборах делегации и ее отъезде в Харьков. Только: «Выехали из Беловодска, заняли Старобельск. Красный гарнизон встречал наши части с музыкой». Запись от 3.10 сообщает о стоянке РПАУ в Старобельске и о том, что «переговоры продолжаются на нашей стороне». Что такое продолжение переговоров «на нашей стороне» - понять трудно. Запись от 4.10.1920 отмечает отправление в штаб Южного фронта махновского требования о необходимом материально-техническом снабжении РПАУ и продолжение переговоров, которые опять же, скорее всего, проходили по телеграфу.

И только запись от 5.10.1920 отмечает прибытие из Харькова большевистской делегации в составе шести человек во главе с комиссаром штаба Южного фронта Ивановым, хотя во время предварительных телеграфных переговоров в ночь на 30.09.1920, обмен делегациями намечался в 21.00 1.10.1920 на станции Сватово. С этой большевистской делегацией махновцы «говорили о военном договоре, сговорились вполне».  

Итак, записи в «Военном дневнике» оперативного отдела СРП оставляют открытым вопрос о дате отъезда махновской делегации в Харьков, но позволяют сделать вывод о том, что когда, после продолжавшихся несколько дней телеграфных переговоров, в Старобельск приехала делегация большевиков, то с ней в течение одного дня было достигнуто предварительное военное соглашение. Если соотнести запись от 5.10.1920 с телеграммой Фрунзе Ленину от 6.10.1920, то можно с большой долей вероятности предполагать, что обмен делегациями между махновцами и большевиками произошел именно 5.10.1920.

Между тем, Дубовик, поверхностно изучая источники или не сопоставляя их, совершает еще одну фактологическую ошибку. Как мы уже указывали, состав махновской «дипломатической комиссии» был определен прямо в ходе переговоров Попова с большевистскими представителями ночью на 30.09.1920: Буданов, Хохотва, Клейн. Версия Белаша указывает на тот же состав делегации. Дубовик не перечисляет ее персональный состав, но в то же время не возражает против того, что о составе этой делегации написал Белаш. 

Мы уже упоминали, что по несостоятельной версии Белаша – Дубовика, эта махновская  «дипломатическая комиссия» отбыла в Харьков немедленно после ее избрания на заседании СРП и комсостава РПАУ вечером 29.09.1920 (по Белашу) или вечером 2.10.1920  (по Дубовику) и в тот же день подписала соглашение с большевиками. Мы уже разобрали вопрос о том, что махновцы просто физически не могли успеть сделать это за один день ни 29.09.1920, ни 2.10.1920.

Но остается еще один нюанс, дополнительно опровергающий версию Дубовика. Ведь соглашение со стороны «армии Махно» подписано Поповым и Куриленко, которых не было  в первоначальном составе этой делегации. Когда они отправились в Харьков? Аршинов, Волин, Литвинов и Тимощук ничего об этом не говорят. По версии Белаша, Попов и Куриленко были отправлены в Харьков на «усиление» махновской делегации во время стоянки РПАУ в Изюме.

Согласно записи в «Военном дневнике» оперативного отдела СРП, во время выдвижения на фронт против Русской армии, по определенному Фрунзе маршруту, РПАУ стояла в Изюме три дня,  11.10 -  13.10.1920.  Согласно хронологически ошибочному описанию этой передислокации в тексте «Дорог Нестора Махно», стоянка РПАУ в Изюме  продолжалась с 8.10 по 13.10.1920, но, по версии Белаша, и само соглашение было заключено (подписано) только 16.10.1920.

Косвенно и приблизительно дату отъезда Попова в Харьков помогает установить уже неоднократно упоминавшийся махновский «Ответ всему трудовому народу Украины», датированный 10.10.1920 и подписанный, кроме самого Махно, секретарем СРП Рыбиным. Это может означать, что Попов, бывший до Рыбина секретарем СРП, до 10.10.1920 уже отправился в Харьков и произошло это раньше, чем РПАУ передислоцировалась из Старобельска в Изюм.

Совокупность всех этих данных позволяет предполагать, что махновская «дипломатическая комиссия» в своем первоначальном составе отправилась в Харьков 5.10 1920, а до 10.10.1920 по неизвестным причинам она была усилена Поповым и Куриленко (если следовать за версией Белаша). Хотя возможен и такой вариант, что во время продолжавшихся до 5.10.1920 телеграфных переговоров первоначальный состав махновской делегации был доукомплектован Поповым и Куриленко, затем новый состав делегации был согласован с большевиками и 5.10.1920 она выехала в Харьков уже в составе пяти человек.  

Однако сейчас нам важно лишь констатировать, что пытаясь  изложить свою версию истории соглашения  посредством препарирования версии Белаша, Дубовик путается в хронологической последовательности событий и совершает одну фактологическую ошибку за другой…

Но вот, по версии Дубовика, «Военно-политическое соглашение между правительством УССР и армией Махно» заключено (хотя вопрос о конкретной дате его подписания остается открытым).  Дубовик предельно кратко упоминает все три пункта политического соглашения, а также один пункт соглашения военного,  не только избегая анализа содержащихся там положений, но и превратно интерпретируя их содержание.

1-й пункт военного соглашения: по Дубовику, -  «РПАУ входила в оперативное подчинение Южному фронту, но сохраняла принципы своей организации, от черных знамен до выборности всех командиров»; по тексту соглашения, - «Революционная Повстанческая армия Украины   (махновцев) входит в состав вооруженных сил Республики, как партизанская, в оперативном отношении подчиняется высшему командованию Красной армии, сохраняя внутри себя установленный ранее распорядок, не проводя основ и начал регулярных частей Красной армии».

Как видим, упоминание о «черных знаменах» и «выборности всех командиров» сделаны Дубовиком, так сказать, «для красного словца», для «оживления повествования». Однако этому ведущему современному апологету махновщины все-таки не мешало бы проанализировать этот пункт, содержание которого давало высшему командованию Красной армии все основания для ликвидации РПАУ после разгрома Врангеля.

Содержание трех пунктов политического соглашения Дубовик уместил в одной фразе: «Советская власть согласилась на немедленное освобождение всех  махновцев и анархистов, предоставила им возможность участвовать в Советах и право на «полнейшую свободу» агитации – конечно, «без всякого призыва к насильственному ниспровержению советского правительства».

Однако, это искажающая содержание политического соглашения интерпретация, это один из элементов фальсификации истории соглашения махновцев с большевиками. В тексте соглашения (пункт 1-й политического соглашения) сказано о немедленном освобождении всех махновцев и анархистов, «ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ ВООРУЖЕННО ВЫСТУПАЮЩИХ ПРОТИВ СОВЕТСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА» (выделено нами – О.Д.). Таким образом, выделенную нами концовку первого пункта политического соглашения  Дубовик просто опустил, тем самым радикально искажая его содержание. Реализацию этого пункта соглашения большевики проводили посредством циркуляра ВУЦИК, в котором говорилось о «лицах, арестованных за их участие в деятельности анархо-махновских организаций». Пункт второй циркуляра ВУЦИК гласил: «Всех вышеупомянутых лиц, находящихся под арестом, заявивших о своем отказе прибегать к вооруженной силе против власти Украинской Социалистической Советской Республики немедленно освободить и восстановить во всех правах». Это значит, что только такие анархо-махновцы могли избирать и быть избранными в Советы, и только они могли пользоваться «полнейшей свободой агитации и пропаганды».

И конечно же, Дубовик, идейно позиционирующий себя в качестве «антисоветского» анархиста и радикального апологета Махно и махновщины, предпочел не упоминать положение второго пункта политического соглашения, которое говорит о том, что «В деле издания махновцы и анархисты, как революционные организации, признанные советской властью, пользуются техническим аппаратом советского государства, подчиняясь правилам техники издания». Содержание этих строк вступает в конфликт с идейным кредо правоверного анархиста и, к тому же, как их совместить с концепцией «красной контрреволюции»?! Поэтому лучше их просто опустить…

И наконец, как пишет Дубовик, «был еще один пункт соглашения». Речь идет о знаменитом 4-м пункте, о пресловутой «автономии Гуляй-Польского района» или, как официально сформулировала этот пункт махновская верхушка: «организация  в районе действий Махновской армии рабоче-крестьянским населением вольных органов экономического и политического самоуправления, их автономия и федеративная связь с государственными органами Советской республики (в варианте, предложенном Аршиновым - «советских республик», очевидно, УССР и РСФСР).

Вокруг этого пункта апологетами махновщины нагромождено очень много неясностей. Рассматривая версию Дубовика целесообразно остановится на следующем.

Во первых, «пунктом соглашения» этот 4-й пункт никогда не был. Апологеты махновщины выдают желаемое за действительное, называя его таковым. Подписанное Поповым и Куриленко совместно с членом Политбюро ЦК КП(б)У Яковлевым политическое соглашение состояло только из трех пунктов. Пункт об автономии района действий махновской армии мог быть только 4-м пунктом махновского проекта соглашения или мог быть предложен махновцами позднее – дополнительно к уже принятому политическому соглашению из трех пунктов, на что указывают версии Аршинова и Попова.

Во вторых, совершенно неясным остается важный вопрос о том, почему «автономия Гуляй-Польского района», бывшая (по Белашу и Дубовику) «идеей союза» махновцев с большевиками и соответственно,  основной, в крайнем случае, одной из основных причин, толкнувших Махно и его окружение на то, чтобы предложить большевикам мир и союз, не упоминается в важнейших махновских текстах по поводу предстоящего или по поводу уже заключенного соглашения с большевиками.

Почему этого требования  не оказалось в  числе махновских требований, зафиксированных в уже рассматривавшейся нами телеграмме, с которой начались переговоры о мире и союзе? Эта телеграмма выдвигала большевикам три основных  требования, в той или иной степени нашедших свое отражение в тексте соглашения и во время его практической реализации, но требование о предоставлении автономии району действий махновской армии в число эти требований не попало. В последовавших, после отклика большевиков на телеграмму, телеграфных переговорах, Попов озвучил новые дополнительные требования, но опять же, об автономии не было сказано ни слова, хотя, по версии Дубовика, в ходе этих переговоров «основные положения будущего союза были в целом согласованы».

В таких важнейших махновских документах, как воззвания «Всем отдельным отрядам и группам революционных повстанцев, действующих на Украине» и «Ответ всему трудовому народу Украины», в которых, казалось бы, самое место объявить на всю Украину, всем «революционным повстанцам» и «всему трудовому народу», - что вот, мы, махновцы, добиваемся от большевистского правительства предоставления автономии району операций нашей армии, где не будет ни комиссаров, ни чрезвычаек, ни продотрядов, где не будет самой большевизированной Советской власти, но будут только «органы экономического и политического самоуправления»,  - о подобном требовании, о таком пункте своего проекта соглашения Махно вообще не упоминает.

И если остается неизвестной конкретная дата подписания соглашения, то тем более неясно, – когда же махновцы предложили большевикам дополнить  его текст этим 4-м пунктом об автономии.  

Дубовик проходит мимо этих проблем, очевидно, чтобы не усложнять свою задачу выстраивания фальсификаторской версии о том, что Махно не несет ответственности за соглашение с большевиками.  

О несостоятельности анархо-махновских прожектов устроить «строй Вольных Советов», «вольный коммунизм», «территорию Анархии»  в одной, отдельно взятой волости или в одном-двух отдельно взятых уездах на основе аграрного мелкотоварного производства, уже говорилось выше. «Строй Вольных Советов» на такой экономической базе благодаря неумолимому действию законов товарного производства весьма скоро превратился бы во власть «крепких мужиков», не говоря уже о том, что коммунизм в рамках отдельного уезда – это социально-экономический нонсенс. Но в связи с махновским требованием санкционировать образование «территории Анархии» вокруг Гуляй-Поля, то есть, в связи со все тем же  «4-м пунктом», необходимо рассмотреть еще несколько вопросов.

На каком основании Дубовик утверждает, что «вокруг этого пункта шли долгие споры»? Ни одна из рассмотренных версий об этом не говорит. Вариант текста соглашения, опубликованный В. Верстюком (без указания источников) в уже упоминавшемся сборнике «Нестор Иванович Махно. Воспоминания, материалы и документы», содержит заключительную часть, которая отсутствует в вариантах текста соглашения, опубликованных Аршиновым, Белашом и в сборнике документов и материалов «Нестор Махно. Крестьянское движение на Украине. 1918 – 1921». Эта заключительная часть фиксирует, что «Кроме подписанных пунктов военно-политического соглашения повстанческая армия махновцев выдвинула следующий 4-й пункт политического соглашения» (следует известное содержание этого пункта, которое воспроизводит и Дубовик) и далее: «Пункт этот еще не подписан по соглашению обеими сторонами, он лишь в ближайшее время будет обсуждаться договаривающимися сторонами», что в общем, совпадает с тем, что пишут об этом Аршинов, Волин, Белаш и Литвинов. Каждый из них, конечно же, возлагал на большевиков вину за то, что этот дополнительный пункт не был подписан. Каждый из них по своему излагал, якобы, озвученные большевиками причины, по которым они откладывали подписание этого пункта на неопределенное время. Но ни один из них даже не упоминал, что именно «вокруг этого пункта шли долгие споры».  

К тому  же, Дубовик явно не понимает того, чего не понимали и другие апологеты махновщины, в том числе  даже такой интеллектуал, как Волин (который, излагая свою версию, рассказал, как 25.11.1920, накануне собственного ареста, приходил на прием к Раковскому, чтобы узнать, как обстоят дела с подписанием «4-го пункта» большевиками), что даже с формальной стороны махновцы с этим требованием «автономии Гуляй-Польского района» обращались явно не по адресу.

Ни Яковлев, как член Политбюро ЦК КП(б)У, ни Затонский, как член ЦК и Президиума ВУЦИК, ни Терлецкий, тоже как член ЦК и нарком юстиции УССР, ни даже сам Раковский, как член Политбюро и председатель Совнаркома УССР, какими бы они ни были высокопоставленными партийно-государственными большевистскими функционерами, подписать этот пункт не могли по соображениям принципиального характера. Они могли в благоприятном для махновцев духе обсуждать и обсуждать его, создавая и укрепляя иллюзию у таких инфантильных политиков, как махновская делегация, как тот же Попов, или даже как Волин, что  подписание вот-вот состоится.

Но это был вопрос конституционный и его положительное решение потребовало бы предварительного изменения Конституции УССР. Поэтому решить его мог только высший орган власти УССР – Всеукраинский съезд Советов. У Махно и его окружения в этом случае, очевидно, было два пути, двигаясь по которым можно было иметь надежду, что Советская власть в конце концов санкционирует создание Гуляй-Польской автономии.

Путь первый: ссылаясь на достигнутое с правительством УССР соглашение, обращаться с ходатайством к ВУЦИК или к Президиуму ВУЦИК (на сентябрь 1920 персонально это: Петровский, Затонский, Шумский, Кабаненко, Ермошенко, Лебарчек, Мануильский) – к этому высшему органу власти  УССР в перерывах между Всеукраинскими съездами Советов, о возможности включения в повестку дня заседаний предстоящего Пятого Всеукраинского съезда Советов вопроса о внесении соответствующих изменений в Конституцию УССР, который, при своем положительном решении, сделал бы возможным обсуждение на этом или на следующем Всеукраинском съезде Советов  вопроса о создании автономии в «Гуляй-Польском районе».  

Путь второй, более адекватный для конкретной исторической ситуации: пользуясь предоставленным по соглашению с правительством УССР правом свободного участия в выборах на Пятый съезд Советов, провести достаточно успешную избирательную кампанию, которая дала бы возможность  сформировать на съезде какую-то анархо-махновскую фракцию. Эта фракция, в свою очередь, могла бы предложить включить в повестку дня заседаний съезда тот же вопрос о внесении соответствующих изменений в Конституцию УССР. В случае положительного решения этого вопроса создавались правовые основы для обсуждения на этом или на следующем Всеукраинском съезде Советов вопроса о целесообразности и возможности создания Гуляй-Польской автономии  или «территории Анархии» в Гуляй-Польском районе.

Был бы вопрос о внесении соответствующих изменений в Конституцию включен в повестку дня работ съезда, получил бы он свое положительное решение, будучи внесенным в повестку дня, каковы были бы результаты обсуждения о целесообразности и возможности создания не национальной, но некоей социально-экономической автономии, если бы пересмотренная Конституция создала правовые основы для обсуждения подобной проблемы на заседаниях съезда – это уже зависело бы от соотношения политических сил на съезде. Вполне возможно, что большевистское большинство делегатов съезда голосованием, то есть, на вполне легитимной основе, провалило бы махновскую инициативу на каком-либо из этих этапов. Тогда анархо-махновцам пришлось бы начинать все сначала, - пытаться провести еще более успешную избирательную кампанию на следующий Всеукраинский съезд Советов, чтобы на этом съезде сформировать более представительную фракцию, способную влиять на его решения. Это долгий путь, быть может, он занял бы не один год, но это был  путь  советской легальности, использовать механизмы которой для анархо-махновцев стало возможным в результате политического соглашения с правительством УССР. И это был единственный путь в рамках Советской власти, в рамках советской легитимности, единственная возможность попытаться получить формальную санкцию советских (большевистских) «государственников» на образование «территории Анархии» в Гуляй-Польском районе.

Почему анархо-махновцы не пошли этим путем? Ведь утверждал же Литвинов, что «они были уверены (и не без основания), что на предстоящих выборах в местные советы и на Всеукраинский съезд советов они получат абсолютное большинство!».

Но при этой, якобы, основательной уверенности, анархо-махновцы вели абсурдную политику.    С одной стороны, они, вроде бы, пытались пойти путем советской легальности,  требуя участия в выборах Советов, в самих Советах, требуя первоначально созыва некоего эфемерного «Всероссийского съезда крестьян и рабочих» (так в тексте «Ответа всему трудовому народу Украины»; в первоначальном тексте телеграммы от 27.09.1920 – «Всеукраинского съезда крестьян и рабочих»), а затем, умерив свои требования до «свободного участия в подготовке созыва очередного 5-го всеукраинского съезда советов», а с другой стороны, неоднократно, в разной форме заявляли во время действия соглашения с «Соввластью», что они эти Советы, эту «Соввласть» не признавали, не признают и признавать не собираются.

Трудно понять, на что, в таком случае, в рамках политического соглашения, они могли рассчитывать. Вполне обоснованным выглядит сомнение: в состоянии ли была махновская верхушка проводить какую-то последовательную политику?!

Возможно, что такие резкие заявления, которые в военно-политическом контексте той эпохи означали неизбежность возобновления войны с большевиками после разгрома Врангеля, были вызваны осознанием анархо-махновцами своего ничтожного влияния в городах.

Получив по соглашению право свободного участия в выборах местных Советов и соответственно «полную свободу агитации и пропаганды», анархо-махновцы это право реализовать не смогли. Утверждения Литвинова совершенно не соответствовали реальному положению. Чрезвычайно показательны в этом случае выборы в Харьковский Совет рабочих и красноармейских депутатов  в октябре 1920г. (избирательная кампания проходила с 5.10 по 25.10.1920).

Харьков начала ХХ в.

Апологеты махновщины (в том числе и Дубовик) писали о той бурной деятельности, которую развернули в Харькове, легализовавшиеся после заключения соглашения, анархисты и махновцы, об их популярности среди харьковских рабочих: митинги; лекции; газеты; магазины анархистской литературы; московских товарищей приглашали на готовящийся в Харькове анархистский съезд; даже такую очень сомнительную акцию, как стачка на паровозостроительном заводе, провели (в условиях транспортного кризиса, при острейшей нехватке исправных паровозов во время уже совместной войны против белой Русской армии).

Но в это же время проходит такое важнейшее, в масштабах Харькова, политическое мероприятие, как выборы в городской Совет рабочих и красноармейских депутатов и апологеты махновщины ни словом не упоминают ни об этих выборах, ни об участии в них легализовавшихся анархо-махновцев.

Между тем, в этих выборах приняло участие 130 тысяч рабочих и красноармейцев Харьковского гарнизона, а также 40 тысяч служащих. Ими было избрано 2922 депутата городского Совета, которые одновременно являлись депутатами городских районных Советов.

Требуя своего участия в советской политике и по соглашению с правительством УССР получив такую возможность, анархо-махновцы почему-то оказались вообще вне этой избирательной кампании. Можно не сомневаться в том, что если бы большевики чинили  анархо-махновцам какие-то бюрократические препятствия и тем самым сорвали их участие в этих выборах, то все апологеты махновщины, начиная с Аршинова и заканчивая Дубовиком, написали бы о лицемерии большевиков, которые на бумаге политического соглашения предоставили анархо-махновцам  право выбирать и быть избранными в Советы, а на практике реализовать это право им не дали. Но махновские апологеты ничего подобного не утверждают. По поводу этих выборов они просто молчат.

В данном случае возможны только следующие варианты имевших место событий: либо зная о своем реально ничтожном влиянии на харьковских заводах, анархо-махновцы предпочли эти выборы вообще проигнорировать; либо на предвыборных собраниях они оказались не в состоянии выдвинуть ни одного своего кандидата в депутаты; либо все выдвинутые ими кандидаты провалились во время собственно выборов.

В то же время, во время тех же выборов, основной идейно-политический социалистический оппонент большевизма в революции 1917-1921 г.г. – Российская социал-демократическая рабочая партия (РСДРП), то есть, меньшевики,  при отсутствии тех преференций, которые получили анархо-махновцы в результате соглашения «армии Махно» с «красной контрреволюцией», в полулегальных условиях, постоянно подвергаясь разнообразному административному, полицейскому и политическому давлению, смогла  получить 12 депутатских мандатов.

Не намного в лучшем положении находился Бунд и  только  в январе 1920г. образованная Украинская Коммунистическая партия (УКП), -  тоже формально легальные советские партии. На этих выборах в Харьковский Совет Бунд получил 5 мандатов, УКП – 7 мандатов. Большевики получили 2253 мандата. Они разными средствами, но систематически выдавливали с поля советской легальности своих социалистических оппонентов. Для сравнения: на предыдущих выборах в Харьковский Совет рабочих и красноармейских депутатов, которые состоялись весной 1920г., меньшевики, Бунд и левые эсеры–«борьбисты» в совокупности получили 245 депутатских мандатов.

Но «советские» анархисты и замирившиеся махновцы получив желанное право играть на   поле советской легальности, либо решили эту политическую игру проигнорировать в виду слабости собственных сил, либо в этой игре потерпели сокрушительное поражение, что подтверждается итогами тех же местных выборов в других городах советской Украины, где в городских Советах появляются  только отдельные депутаты - анархо-коммунисты.  Однако, апологеты Махно и махновщины, они же промахновские историографы,  относительно этого вопроса устроили настоящий заговор молчания.  

Мы рассмотрели формальную сторону вопроса об «автономии Гуляй-Польского района». Но была еще сторона фактическая, содержательная. Фактически политическая ситуация выглядела следующим образом: вооруженная группировка мелкой буржуазии, называющая себя Революционной Повстанческой Армией  (махновцев) или Революционной Партизанской армией, потребовала от большевистского правительства УССР некоего особого статуса для контролируемой ею территории, для ее «района действий»; потребовала некоей свободной экономической зоны, которая не подлежала бы «диктатуре Наркомпрода» с ее продразверсткой и запретом свободной торговли, но пребывала бы в договорно-федеративных отношениях с УССР. Применительно к ситуации весны-лета 1919г. это явление хорошо описал Л. Троцкий в своей статье «Махновщина» (Газета «В пути», №51, 2.06.1919, Купянск-Харьков)(38):

«Однако же махновской «армии» нужны патроны, винтовки, пулеметы, орудия, вагоны, паровозы и… деньги. Все это сосредоточено в руках Советской власти, вырабатывается и распределяется под ее руководством. Стало быть, махновцам приходится обращаться к той самой власти, которой они не признают, с просьбой то о деньгах, то о патронах. Но так как махновцы вполне основательно опасаются, что Советская власть может их лишить всего того, без чего они жить не могут, то они решили обеспечить свою независимость, захватив в свои руки большие богатства страны, чтобы затем вступить в «договорные» отношения с остальной Украиной».

Здесь также просматриваются определенные  параллели с современностью, - с попытками «новороссийских» политиков и их кремлевских кураторов реализовать некий «особый статус» ОРДЛО, контролируемых вооруженными группировками пророссийских сепаратистов.

Но надо было быть политическими недорослями, чтобы вообразить, будто украинские большевистские лидеры когда-либо согласятся на реализацию такого проекта. Ведь это означало  создать такой прецедент, который взорвал бы социально-политическую ситуацию в УССР в самом недалеком будущем. И его анархический антураж, все эти разговоры о «территории Анархии» в рамках одного уезда, играли в этом отношении самую незначительную роль.

В контексте отношений большевистской диктатуры с крестьянством это означало нечто гораздо большее. Это означало, что, в принципе, любая вооруженная крестьянская группировка при любом, альтернативном большевизму идеологическом обеспечении или вообще без конкретной идеологической платформы,  может навязать большевикам «автономию» контролируемых ею территорий. Это означало бы чрезвычайно стимулировать антибольшевистское повстанческое движение (тот самый «политический бандитизм»  - по большевистской терминологии) и стихийные крестьянские выступления против «диктатуры Наркомпрода».

«Мы не самоубийцы и  этого не сделаем» - так ответил Ленин на уже упоминавшееся предложение Мясникова предоставить свободу печати всему спектру политических сил                («от анархистов до монархистов»). Не были самоубийцами и большевистские политические лидеры УССР и они никогда бы не санкционировали создание махновской «автономии».

И здесь также просматриваются определенные параллели с современностью: «особый статус ОРДЛО», с имплантацией этого гнойника в политическое тело современной Украины на федеративной основе, чрезвычайно стимулировал бы пророссийский сепаратизм в юго-восточных областях. Поддерживаемая российским империализмом, такая федерализация может привести к коллапсу украинской буржуазно-демократической государственности и к распаду Украины на некие «подмандатные территории»…

Заканчивая на этом анализ версии Дубовика, можно сделать вывод: избегающая какого-либо анализа, эта версия представляет собой примитивную фальсификацию. Основа этой фальсификации, – не изощренные выкладки концептуального характера, но умолчание ряда документов, которые, в случае их привлечения к изучению истории соглашения махновцев с большевиками осенью 1920г., опровергали бы основной тезис Дубовика о  том, что Махно непричастен и, соответственно, не несет ответственности за заключение этого соглашения.

Мы вполне допускаем, что Дубовик может не знать о существовании махновского «Открытого письма партии ВКП и ее ЦК», но такие важнейшие документы, как воззвание Махно и Каретникова «Всем отдельным отрядам и группам революционных повстанцев, действующих на Украине» от 1.10.1920 и махновский «Ответ всему трудовому народу Украины» от 10.10.1920 опубликованы (без каких-либо комментариев) в «Дорогах Нестора Махно», которые являются основным источником Дубовика при написании им «юбилейных» статей о махновщине.

В целом, посвященная соглашению махновцев с большевиками осенью 1920г., «юбилейная» статья Дубовика, - это научно несостоятельное популярное чтиво, рассчитанное на невзыскательных потребителей буржуазной околоисторической публицистики.      

 Версия Попова и сравнительная оценка рассмотренных версий.

Дополнительно рассмотрим версию Дм. Попова(39), секретаря Совета Революционных Повстанцев, затем члена «официального представительства РПАУ в столице советской Украины», а потом сравним рассмотренные версии апологетов махновщины, вместе с версиями Тимощука и Попова, по следующим позициям: инициаторы соглашения; его хронология; мотивация махновской верхушки к заключению соглашения и его оценка.

Дмитрий Попов

Рассматривая версию Попова, надо учитывать, что излагая ее, он находился в значительно более тяжелых жизненных обстоятельствах, чем тот же В. Белаш, во время написания своих воспоминаний. Если Белаш в 1930г. был «под колпаком» ГПУ и действовал, как осведомитель этой советской спецслужбы в остатках анархистского движения на территории СССР, то Попов,  при изложении своей версии 2.02.1921, находился в Москве, в тюрьме особого отдела ВЧК, откуда он уже не вышел живым. Излагал он свою версию в форме письменных показаний, отвечая на вопросы, поставленные ему известным чекистом Лацисом.

Находясь в таких обстоятельствах и подходя в своих весьма обширных показаниях к истории соглашения махновцев с большевиками, Попов формирует для чекистов собственную положительную характеристику, указывая, в частности, что в РПАУ второго формирования он не занимал никаких командных должностей (в РПАУ первого формирования он последовательно командовал несколькими полками): «отказался от всякого командования»; «считал себя обязанным отдаться культурно-просветительной работе»; «находился все время в кульпросветотделе, будучи избранным в члены Реввоенсовета армии».

Культурно-просветительная работа Попова, по его словам, заключалась  «в борьбе с проявлениями петлюровщины, как в армии, так и среди населения». Учитывая резко негативное отношение Махно к украинскому национально-освободительному движению, можно думать, что подобная «работа» Попова заключалась в удушении ростков украинского национального самосознания как среди личного состава РПАУ, так и среди населения тех территорий, по которым махновцы проходили своими рейдами.

Вот так: во время войны с красными командных должностей не занимал, но отдавался культурно-просветительной работе, посредством которой боролся с «петлюровщиной»… «Борьба с проявлениями петлюровщины» у российских большевиков могла оставить только благоприятное впечатление, а отказ от командных должностей во время войны махновцев с красными тоже мог служить для Попова своеобразной индульгенцией, ведь по словам Белаша, летом 1920г. «в армии расцветал черный террор по отношению коммунистов, предисполкомов, предкомнезамов, чекистов, милиции и продагентов».

Далее Попов показал, что успешное наступление Врангеля «настоятельно требовало прекращения борьбы против Соввласти». Поэтому, когда РПАУ совершала свой рейд по Донской области, по его инициативе вопрос прекращения войны с большевиками «был поставлен в Реввоенсовете на окончательное решение». Попов также добавил, что он, от себя лично, еще до этой инициативы, делал неудачную попытку помирить махновцев с красными по телеграфу из  Изюма.

Согласно записям в «Военном дневнике» Совета Революционных Повстанцев, РПАУ покинула пределы Донской области и вошла на территорию Харьковской губернии 26.09.1920. Это значит, что по версии Попова, заседание Совета Революционных Повстанцев (он же Реввоенсовет РПАУ), на котором обсуждалась его инициатива по заключению мира и союза с красными, не могло состояться позже 26.09.1920. Сам Попов конкретной даты этого заседания не называет, но показывает, что «вопрос о соглашении с Соввластью» в Реввоенсовете «нашел благоприятное разрешение» и ему «была дана санкция начать переговоры», каковые он провел «телеграфно из Беловодска с т. Манцевым». Эти предварительные телеграфные переговоры «были закончены соглашением на условиях обеих сторон». Затем происходит обмен представителями и Попов, «получив дальнейшие полномочия, выехал в г. Харьков для детализации и подписания предварительно принятых на месте трех пунктов политического соглашения».

Обращает на себя внимание тот факт, что если Махно в своем «Ответе всему трудовому народу Украины» умолчал о политическом соглашении, то Попов, излагая свою версию, ничего не говорит о соглашении военном и утверждает, что политическое соглашение со стороны большевиков подписал не только Я. Яковлев, но и представители Реввоенсовета Южного фронта (Фрунзе, Бела Кун, Гусев), что противоречит любым опубликованным вариантам текста соглашения, политическую часть которого со стороны большевиков подписал только один Яковлев, а военную – Фрунзе, Бела Кун, Гусев.

Понятно, что находясь в столь экстремальных, можно сказать, даже лично для него трагических обстоятельствах, Попов старался изобразить себя наиболее просоветским элементом среди главарей махновщины, единственным инициатором мира и соглашения с большевиками. Он подчеркивал: «… известные три пункта соглашения и особенно третий пункт достаточно ясно рисуют мое отношение к Соввласти, включая совместные работы в Советах и на фронте.»

По прежнему не приводя никаких дат, Попов также показал, что «по заключению соглашения моя миссия в Харькове заканчивалась» и он просился либо вернуться обратно в РПАУ, либо поехать в Москву повидаться с семьей и «для информирования» непонятно кого и о чем, возможно, московских анархистов о состоявшемся соглашении.

Однако, в это время «армия Махно», то есть, надо понимать, гуляй-польская махновская верхушка, «выдвинула 4-й пункт соглашения»,  присланный Попову в Харьков с неким                 «т. Гариным» и «требовала снятия 3-го пункта, заменив его 4-м». Если следовать за версией Попова, то получается, что Махно и его окружение разуверились в перспективах своего свободного участия в советской политике и решили только добиваться санкции большевиков на создание «Гуляй-Польской автономии», чтобы замкнуться там и махнуть рукой на возможное вхождение в Советскую власть во всеукраинском масштабе.

Но тогда по  прежнему остается открытым один вопрос: почему требование автономии «района действий махновской армии», являясь, якобы, основным мотивирующим фактором для заключения мира и союза с большевиками,  не было первым пунктом махновского проекта политического соглашения, но было предъявлено большевикам после некоторой временной паузы, «в дополнение к трем первым пунктам», о чем пишет даже Аршинов?

Попов утверждал: «против снятия 3-го пункта я по прямому проводу высказался отрицательно и он был оставлен». По его мнению, переговоры, которые он, оставшись в Харькове,  провел с большевиками по 4-му пункту, были успешными: «против ожидания, переговоры по 4-му пункту дали благоприятный результат и на последнем совместном заседании с т.т. Затонским и Яковлевым нам удалось найти общую редакцию», о чем он «сообщил по прямому проводу в армию».

Однако уже ночью после этого заседания он в составе всей махновской делегации был арестован чекистами, что произошло в ночь с 25.11 на 26.11.1920г., - большевики начали ликвидацию анархо-махновщины. Это значит, что «последнее совместное заседание» по согласованию содержания «4-го пункта»  состоялось именно 25.11.1920.

Нет оснований сомневаться в том, что показания Попова относительно этого «последнего совместного заседания» соответствовали действительно происходившим событиям: ведь московские чекисты из центрального аппарата ВЧК легко могли проверить их с помощью своих харьковских коллег, да и «т.т. Затонский и Яковлев» могли сказать свое веское слово, если бы их об этом запросили. Можно предположить, что якобы успешное (для махновцев) проведение переговоров  «по 4-му пункту», со стороны большевиков было лишь дипломатическим прикрытием  подготовки превентивного удара по анархо-махновщине.

Дополнительно надо отметить, что показания Попова относительно состоявшегося 25.11.1920 «последнего совместного заседания» в данном случае опрокидывают версию Волина. Большевистские представители растянули, неизвестно когда начавшиеся, переговоры по «4-му пункту» вплоть до последнего дня перед началом операции по ликвидации анархо-махновщины, создавая у Попова, как ведущего члена махновской делегации, иллюзию их благоприятного развития, вплоть до согласования «общей редакции» на последнем заседании, вплоть до предоставления Попову возможности сообщить об этом дипломатическом «успехе» телеграфом в Гуляй-Поле. Такое развитие событий выглядит весьма правдоподобно.

В свою очередь, Волин о последнем дне действия соглашения, то есть, о 25-м ноября 1920г., рассказал откровенные небылицы. В это время он находился в Харькове «вместе с представителями махновской армии» и почему-то не представительство РПАУ ведет с большевиками переговоры по «4-му пункту», но, якобы, поручает ему, не входящему  в состав махновской делегации, лично «отправиться к Раковскому, чтобы непосредственно из прямых уст получить ответ: что конкретно происходит с разделом 4 политического соглашения».   

Развивая этот сюжет, Волин в своем, казалось бы, концептуального характера тексте «Неизвестная революция. 1917-1921», рисует живописную, но пошловатую картину: как Раковский, «удобно расположившись в кресле и небрежно поигрывая красивым ножом для разрезания бумаги, с улыбкой» рассказывал ему о том, «что переговоры между Харьковом и Москвой по поводу раздела 4 вот-вот завершатся, следует, судя по всему, со дня на день ожидать положительного решения». Это то же самое, как если бы мы в этом обзоре начали рассказывать о том, как ошалевший от «балтийского чайка», то есть, от спирта с кокаином и утомленный ласками харьковских кокоток, Попов (оргии которого в Харькове в то время получили скандальную  известность), вместо того, чтобы вести с большевиками переговоры по поиску взаимоприемлемой редакции   «4-го пункта», говорит Волину заплетающимся языком: «Товарищ Волин, сходи-ка на прием к Раковскому и узнай, когда же большевики дадут добро  на «территорию Анархии» вокруг Гуляй-Поля»…

А о том, что от Раковского «положительного решения» этого вопроса нельзя было ожидать ни в формальном, ни в фактическом смысле,  политическому профану Волину не стало ясно даже в эмиграции, во время создания им своей «Неизвестной революции»…

Теперь сравним версии апологетов махновщины, Тимощука и Попова по вышеуказанным позициям: инициаторы соглашения; его хронология; побудительные мотивы махновцев и оценка соглашения.

Итак, кто же выступал инициатором соглашения между махновцами и большевиками?

По версии Аршинова, инициаторами соглашения выступили большевики, которые пошли на это под давлением отступления 13-й Красной армии на всем фронте от Александровска до побережья Азовского моря, хотя еще летом 1920г. Махно дважды предлагал большевикам мир и союз против белой Русской армии. Переговоры начинаются с приезда в Старобельск «полномочной делегации от ЦК партии коммунистов-большевиков во главе с коммунистом Ивановым».

Волин повторяет версию Аршинова.

По версии Белаша, инициатор соглашения он сам – Белаш, который, не получив никаких полномочий, на свой страх и риск из Беловодска «вызывает Харьков» и переговорив с Манцевым, заключает перемирие, которое вскоре начинает трактовать, как мир и союз. Но еще летом 1920г. он дважды выступал с предложениями о мире и союзе с большевиками против Врангеля, но Махно и его гуляй-польское окружение эти инициативы отвергли.

Версия Литвинова: инициаторы соглашения большевики, которые пошли на это под воздействием неудач в войне с Польшей и с Русской армией Врангеля. Переговоры начинаются с телефонного звонка самого председателя Совнаркома УССР Раковского в «ставку Махно».

Версия Дубовика: инициаторы соглашения Белаш и Попов, которых подпирает анонимная фракция «примиренцев» из числа комсостава РПАУ. Переговоры начинаются с отправки телеграммы из Беловодска в Харьков. Но «ранее Белаш дважды предлагал совещаниям штаба и комсостава РПАУ вступить с большевиками в мирные переговоры. Оба раза его предложения встречали жесткую отповедь со стороны Махно». На этот раз, по причине ранения, Махно не в состоянии противодействовать примиренческим инициативам.

Версия Попова: инициатор соглашения он сам – Попов, который еще летом 1920 г., по собственной инициативе,  из Изюма предпринял неудачную попытку по телеграфу примирить махновцев и большевиков. Во время рейда РПАУ по Донской области он ставит вопрос о мире и союзе с красными на заседании Реввоенсовета армии. Вопрос получает «благоприятное разрешение» и Попову дается санкция  на переговоры, которые он проводит из Беловодска по телеграфу с  находящимся в Харькове Манцевым.

По версии Тимощука инициатором соглашения выступает Фрунзе, действующий как исполнитель коварных планов Ленина и Троцкого «привлечь армию Махно для разгрома Врангеля, а после чего немедленно ликвидировать ее». Переговоры начинаются с того, что Фрунзе совместно с ЦК КП(б)У приглашает в Харьков махновскую делегацию во главе с Поповым и Куриленко и организует переговорный процесс.

Хронология заключения соглашения.

Аршинов не приводит ни одной конкретной даты и тем не менее безнадежно путается в последовательности происходивших (по его версии) событий. Он сообщает, что большевистская делегация «для переговоров о совместных действиях против Врангеля» приехала в расположение РПАУ после эвакуации красными Екатеринослава, то есть, после  25.09.1920. Переговоры состоялись в Старобельске, где были  «выработаны предварительные условия военно-политического соглашения махновцев с советской властью». Затем, для окончательной редакции текста соглашения, переговоры переносятся в Харьков, куда выезжает «военное и политическое представительство махновцев» и между 10-м и 15-м октября 1920г. «условия соглашения были окончательно выработаны и приняты договаривающимися сторонами», то есть, точную дату заключения соглашения Аршинов назвать не в состоянии. Но он пишет, что махновская делегация в Харькове «в течение трех недель вела работу по заключению соглашения». Если от любой из дат между 10-м и 15-м октября мы отнимем три недели, то получается, что махновская делегация должна была выехать в Харьков не позднее 24.09.1920г. Ошибочность подобной хронологии налицо. Аршинов в очередной раз сам себя опроверг.

Версия Волина не упоминает о трех неделях работы над окончательной редакцией текста соглашения, в остальном  повторяя версию Аршинова практически теми же самыми словами.

По Белашу, перемирие между красными и махновцами заключено 27.09.1920 в результате его телеграфных переговоров с Манцевым. 29.09.1920 на расширенном заседании СРП и комсостава РПАУ Попов кооптируется в состав СРП, а также утверждается состав махновской «дипломатической комиссии», которая в тот же день выезжает в Харьков. Через какое-то время   (конкретной даты Белаш не указывает) из Харькова в Старобельск прибывает «советская правительственная миссия в составе трех человек». Остается неизвестной и дата «первого совместного заседания штаба и совпредставителей», на котором последние обещают махновцам и договор подписать и автономию Гуляй-Польскому району предоставить…

Выдвигаясь на фронт по приказу Фрунзе, РПАУ (по версии Белаша) стоит в Изюме с 8.10 по 13.10.1920 и где-то в этом временном промежутке СРП отправляет в Харьков Куриленко и Попова. Когда в анархо-махновской печати появляется текст Махно «Ответ всему трудовому народу Украины», то в него, как уже указывалось, был встроен текст известной телеграммы, с отправления которой из Беловодска в Харьков в ночь с 27.09 на 28.09.1920, собственно, и начались переговоры между махновцами и большевиками.

Но в тексте махновского «Ответа…» телеграмма не датирована. По версии Белаша, дата ее отправления определяется ошибочно: подписавший телеграмму, как секретарь СРП, Попов, был, якобы, кооптирован в состав СРП только 29.09.1920, а где-то между 8.10 и 13.10.1920 он уже уехал в Харьков, «укреплять» махновскую «дипломатическую комиссию»…

Это значит (по версии Белаша), что телеграмма, под которой рядом с подписями Махно, Каретникова и Белаша, стоит подпись Попова, была отправлена не ранее 29.09 и не позднее 13.10.1920, что, как мы знаем, противоречит историческим фактам.

И наконец, по Белашу, соглашение подписано 16.10.1920. Интересно, что эту же дату подписания соглашения приводит В. Верстюк, - этот наиболее авторитетный специалист по истории махновщины из числа перевертышей, конъюнктурщиков и приспособленцев от КПССовской исторической науки. Верстюк также оказался способен сформулировать  следующий анахронизм: «В тот же день махновцы прибыли на фронт». (40)

Хронология соглашения по версии Литвинова. Где-то между 25.09 и 27.09.1920 в ставку Махно в Беловодске из Харькова по телефону звонит Раковский, который хотел говорить с Махно по поводу совместных действий против Врангеля. Но Махно отказывается разговаривать с Раковским и поэтому этот телефонный разговор превращается в обмен мнениями между Манцевым, со стороны большевиков, и Каретниковым-Белашом-Поповым со стороны махновцев.

Этот обмен мнениями приводит к договоренности, что предварительные переговоры начнутся, как только Махно и его окружение выработают проект соглашения и условия его подписания, что и было сделано махновцами к утру 27.09.1920. Вечером того же дня начинаются предварительные переговоры по телефону, - здесь Литвинов ссылается на запись в «Военном дневнике» оперативного отдела СРП о начале переговоров с большевиками 27.09.1920. Затем, по его версии, предварительные переговоры продолжились 28.09.1920, начавшись в четыре часа дня. Откуда, вдруг, такие точные данные  - Литвинов не сообщает. Но на этом вся хронология у Литвинова заканчивается. Когда махновская делегация отправилась в Харьков; как долго продолжалась там выработка взаимоприемлемого текста соглашения; когда, в конце концов, был подписан его окончательный вариант – обо всем этом мы от Литвинова ничего не узнаем.

Хронология соглашения по Дубовику: 27.09.1920, как только махновцы заняли Беловодск, там проходит расширенное заседание штаба и комсостава РПАУ, по итогам которого в ночь на 28.09.1920 в Харьков уходит известная телеграмма. Большевики на телеграмму откликаются и той же ночью начинаются переговоры Попова с Манцевым.

В результате этих переговоров, к исходу 28.09.1920 «основные положения будущего союза были в целом согласованы». 2.10.1920 махновцы занимают Старобельск, в котором вечером того же дня проходит заседание СРП и комсостава РПАУ: утверждается проект договора с большевиками, а также избирается «дипломатическая комиссия», сразу же выезжающая в Харьков и успевающая в тот же день, 2.10.1920, подписать там «Военно-политическое соглашение между правительством УССР и армией Махно».

Хронология соглашения в показаниях Попова.  В своих показаниях Попов не приводит никаких дат, лишь опосредованно можно установить, что днем 25.11.1920 он еще вел переговоры с большевистскими представителями относительно  взаимоприемлемой редакции «4-го пункта».

Хронология, представленная Тимощуком: 21.09.1920 в Москве Ленин инструктирует Фрунзе по поводу новой стратегии и тактики в отношении Махно. Вооруженный ленинскими инструкциями,  Фрунзе 26.09.1920 прибывает в Харьков и совместно с ЦК КП(б)У организует переговоры с приглашенной в Харьков махновской делегацией во главе с Поповым и Куриленко. Сколько времени продолжались переговоры и когда было заключено соглашение, - Тимощук не сообщает, но упоминает появившееся 1.10.1920 воззвание Махно и Каретникова «Всем отдельным отрядам и группам революционных повстанцев…», а также приказ Фрунзе о прекращении военных действий против махновцев от 2.10.1920 и сообщение Ленина о соглашении с Махно на состоявшемся 9.10.1920 совещании партактива московской организации РКП(б).

Побудительные мотивы махновцев к заключению мира и союза с большевиками.

Аршинов: «Во первых, устранялась одна лишняя опасность для революции. Во вторых, общероссийская действительность освобождалась от той контрреволюционной пестроты, от которой страдала в течение всех революционных лет. Рабочая и крестьянская масс очень нуждалась в таком очищении действительности».

Волин вообще не формулирует мотивы махновцев к заключению соглашения с большевиками.

Белаш: «Идея нашего союза с Соввластью заключалась в том, что мы стремились получить автономию в Гуляй-Польском районе. Кроме того, устраняли бесконечную борьбу, плодами которой, в конце концов, пользовались Врангель и шляхетская Польша.  Мы получали свободную советскую трибуну для проповеди своих анархических идей и вырывали из советских тюрем анархистов и махновцев. Это была основная причина, толкнувшая Совет, штарм и «союзную организацию» к миру с большевиками».

Литвинов ничего не пишет о мотивах, заставлявших Махно и его гуляй-польских сподвижников искать мира и союза с большевиками. У Литвинова все сводится к тому, что в сентябре 1920г. «советское правительство вынуждено было обратиться за помощью к Нестору Махно», то есть, в мире и союзе нуждались именно большевики, но никак не Махно, что является наиболее злостной фальсификацией истории заключения соглашения махновцев с большевиками.

Дубовик, излагая мотивы махновцев, просто цитирует Белаша.

Попов, в своих показаниях, в отношении мотивации махновцев предельно краток: успешное наступление Врангеля «настоятельно требовало прекращения борьбы против Соввласти».

Тимощук, как и Литвинов, вообще не упоминает о мотивации махновцев к заключению мира и союза с большевиками.

 Оценка соглашения.

Аршинов, в своей версии, оценивает соглашение как «военную ловушку по отношению махновцев».

Волин повторяет оценки Аршинова: «соглашение было всего лишь надувательством, маневром, ловушкой, чтобы бросить махновцев против Врангеля, а затем уничтожить их».

Оценка соглашения по версии Белаша. Мы уже убедились в том, что версия Белаша  -  это набор противоречий, абсурдных выводов и хронологических неувязок. Излагая историю заключения соглашения, он избегал давать ему оценку, а затем в очередной раз продемонстрировал крайне низкое качество текста «Дорог Нестора Махно». Рассказав о масштабной подготовке махновцев к новой войне с большевиками после разгрома Врангеля, он через несколько страниц возьмется утверждать, что «мы военные действия против красных не планировали», а когда   война махновцев с красными вспыхнула вновь, восклицает: «Вот и получается, что повстанцев все-таки надули»… Такова оценка соглашения, на которую оказался способен Белаш.

Анархисты –«набатовцы» вполне могли бы задать Белашу вопрос: и за что же вы тогда расстреляли «известного старика Матяжа»?!  За то, что он оказался умнее и дальновиднее махновской верхушки, которая надеялась получить большевистскую санкцию на Гуляй-Польский анархо-анклав?!

Версия Литвинова. По Литвинову, соглашение, - это «крупнейшее политическое поражение коммунистической власти Украины в ее борьбе против анархо-коммунистов».

Версия Дубовика. Как ни странно,  но этот наиболее активный современный апологет махновщины, казалось бы, вооруженный наработками своих предшественников по промахновской историографии,  в своей юбилейной статье не дает соглашению никакой оценки.

Версия Попова. Попов в своих показаниях также предпочел оценки соглашению не давать.

Версия Тимощука. Тимощук пишет о том, что «руководство большевистского государства и Красно Армии» «обмануло Махно, использовав его формирования в решающих боях с Врангелем», а затем «снова объявили их вне закона» и констатирует, что «махновское руководство» относилось к соглашению «всерьез», а для Ленина и Троцкого оно было лишь военной хитростью и «тайной дипломатией».

 

Лев Троцкий

«Наш главный плюс известен – огромный численный перевес».

Обратимся теперь к лагерю «красной контрреволюции».

1.09.1920 г. Политбюро ЦК РКП(б) поставило перед Реввоенсоветом РСФСР задачу «взять Крым до наступления зимы». В соответствие с этой задачей член Политбюро ЦК РКП(б) и председатель РВСР  Л.Троцкий подписал постановление РВСР: «Предстоящую операцию, которая должна ликвидировать Врангеля в течение настоящей осени, подготовить с таким расчетом, чтобы успех был безусловно обеспечен».

В развитие этого постановления, РВСР 21.09.1920г. принял решение о создании самостоятельного Южного фронта вместо Крымского участка Юго-Западного фронта, в составе 6-й, 13-й и 2-й Конной красных армий. Командующим фронтом был назначен  М. Фрунзе, начальником штаба И. Паука (с февраля по июнь 1920г. командующий 13-й Красной армией). Членами Реввоенсовета Южного фронта стали С. Гусев, Бела Кун, И. Смилга, М. Владимиров. 

Высшее политическое и военно-политическое руководство российского большевистского режима прекрасно отдавало себе отчет о степени истощенности его сил и средств, о нарастающем напряжении в отношениях между режимом и классами, на которые режим опирался (что вылилось, в конце концов, в самый тяжелый для режима социально-политический кризис весной 1921г.) и поэтому войну нужно было заканчивать как можно скорее.

Ленин подчеркивал: «Главное заключается в том, чтобы не допустить зимней кампании», ибо еще одной зимней военной кампании, в условиях всеобщей разрухи, структуры большевистского режима могли не выдержать. Поэтому были предприняты чрезвычайные меры по усилению Южного фронта.

Затухание, а затем полное прекращение боевых действий на Западном фронте и тем более, начало перемирия с поляками, позволило РВСР пойти на известный риск: направить резервы Западного фронта на Южный.

РВСР стоял перед дилеммой: или усиление войск Западного фронта, очень ослабленного после тяжелейшего поражения под Варшавой (Л.Троцкий дал оценку этому поражению, как «величайшей катастрофе» в истории молодой Красной армии, - только в плен попало около 130 тыс. красноармейцев) в августе 1920г., чтобы иметь возможность остановить продолжение польского наступления, если перемирие будет сорвано, но тогда  взять Крым до зимы 1920-1921г.г будет вряд ли возможно; или направить резервы Западного фронта на Южный фронт и тем самым ликвидировать Русскую армию в кратчайшие сроки при опасности того, что Западный фронт не выдержит возобновления польского наступления.

Решение было принято в пользу Южного фронта. В результате этот фронт получил управление 4-й Красной армии, 5 стрелковых и 3 кавалерийских дивизии, 4 отдельных бригады, а также бронеавтомобили, бронепоезда, танки и самолеты. Всего эти подкрепления составили 68 тыс. штыков и 12 тыс. сабель, не считая 1-й Конной армии, - этой ударной силы красных войск, которая в результате начавшегося перемирия с поляками ускоренным маршем совершала 400-километровый переход с Юго-Западного фронта на Южный.

Всего к 27.10.1920 г., т.е. к началу общего наступления Красной армии,  на Южном фронте было сосредоточено красных боевых войск 99 500 штыков, 43 700 сабель, 527 орудий, 2664 пулемета. В общей сложности, вместе с обслуживающими, вспомогательными и прочими тыловыми частями Красная армия на Южном фронте сосредоточила  498 тыс. человек (6-ю, 4-ю, 13-ю общевойсковые, 1-ю и 2-ю Конные армии, 3-й конный корпус). Эта силе противостояла белая Русская армия, которая к 27.10.1920г. насчитывала боевых войск 20800 штыков, 17300 сабель, 249 орудий и около 1000 пулеметов.

«Наш главный плюс известен – огромный численный перевес» - писал Л. Троцкий в Политбюро ЦК РКП(б) еще 10.10.1920, когда он, с инспекционной поездкой, объезжал армии  вновь созданного Южного фронта.

В связи с концентрацией таких красных сил нужно задать вопрос, который будет выглядеть риторическим, но задать его все-таки нужно: какое военное  значение могли иметь 1200 штыков и 800 сабель махновских боевых войск, принявших участие в наступлении на Русскую армию? Ответ может быть только один: весьма и весьма незначительное.

Поэтому, самой злостной фальсификацией махновских апологетов, которая кочует из одного промахновского опуса и другой, является утверждение, будто махновцы сыграли не просто выдающуюся, но даже решающую роль в разгроме Русской армии. В чисто военном отношении, значение союза с махновцами для командования российской Красной армии состояло только в том, что на время наступления на белогвардейцев, тыловые коммуникации, линии связи, система снабжения войск, - вся эта инфраструктура  избавлялась от разрушительного партизанского воздействия махновской Повстанческой армии.

Парад Красной Армии в Харькове 1920 г.

В тезисах ЦК КП(б)У «О махновщине и ее ликвидации» от 24.12.1920 так и говорилось: «В момент нашей решительной схватки с Врангелем наш тыл был освобожден от махновского нарыва». Аналогичной точки зрения придерживался Фрунзе. В уже упоминавшейся телеграмме Троцкому от 5.10.1920 он писал: «С военной точки зрения, при величайшей слабости нашего тыла, Махно, даже при условии, что он потом обратится против нас, является плюсом».

Предельно кратко рассмотрим развертывание  сил Красной армии накануне общего наступления. По правому берегу Днепра, от его устья до Никополя, с важнейшим  Каховским плацдармом и небольшими плацдармами напротив Никополя и  у Нижнего Рогачика на левом береге, находились позиции 6-й  армии, а в ее ближайшем тылу сконцентрировалась 1-я Конная армия.  6-я  и 1-я Конная армии в предстоящем наступлении должны были наносить главный удар с Каховского плацдарма, развивая который, 6-я армия должна была с ходу овладеть Перекопским  перешейком и ворваться в Крым, а 1-я Конная – отрезать пути отступления Русской армии из Северной Таврии в Крым. От Никополя до Александровска, тоже по правому берегу Днепра занимала позиции 2-я Конная армия, которая своим наступлением  с плацдармов напротив Никополя и у Нижнего Рогачика должна была обеспечивать 1-ю Конную и 6-ю общевойсковую армии от возможного флангового контрудара белогвардейцев.

На Левобережье и на территории Северной Таврии, то есть, от Днепра у Александровска и до побережья Азовского моря, растянулись позиции сначала 4-й, а затем 13-й армий. За позициями 13-й армии, в ее ближайшем тылу концентрировался 3-й конный корпус. В промежутке между позициями 4-й и 13-й армий Фрунзе определил исходный район для наступления Повстанческой армии, точнее, отряда Каретникова: Васильковка – ст. Ульяновка – Павловка. Поэтому, о махновском «участке фронта против Врангеля» можно было говорить лишь условно. Пусть махновские апологеты потрудятся посмотреть на карту Днепропетровской области Украины. Васильковка (ныне районный центр Днепропетровской области) и Павловка (кстати, родина матери автора этих строк, где ему приходилось неоднократно бывать), находятся рядом, в пределах видимости, – из одного села видно другое. По дороге, если ехать из Васильковки на Ново-Николаевку, между Васильковкой и Павловкой, расстояние десять километров, а по прямой, через пойму слияния рек  Волчья и ее притока Верхняя Терса, - около пяти. Ст. Ульяновка находится на территории современной Васильковки. Это очень маленький район, вполне соразмерный для расположения того сравнительно небольшого отряда, который выставили махновцы для участия в наступлении на Русскую армию.

В задачу 4-й армии, махновского отряда и 13-й армии входило активными наступательными действиями сковать  противостоящие им белые войска, прорываться в их тылы, рвать коммуникации  и не допускать  организованного отхода белых  на заранее подготовленные Васильевско-Мелитопольские позиции. 3-й конный корпус должен был прорываться навстречу 1-й конной армии, тем самым замыкая кольцо окружения вокруг Русской армии в Северной Таврии.  

 

«Каховка, Каховка, родная винтовка, горячая пуля лети! Иркутск и Варшава, Орел и Каховка – этапы большого пути…».

«Через две недели (после заключения соглашения) Повстанческая армия под руководством Каретникова прибыла на Южный фронт и уже 22 октября прорвала оборону белой Дроздовской дивизии и начала наступление на Александровск и Крым» - так заканчивает свой опус А. Дубовик. Трудно сказать, чего больше в этом пассаже, - незнания предмета собственных рассуждений или откровенной фальсификации.

И вновь надо отослать апологетов махновщины к карте театра боевых действий между РККА и Русской армией: где Александровск и где Крым?! В течение летней кампании 1920г. белые несколько раз наступали на Александровск и  как уже отмечалось, два раза овладевали им, - первый раз в августе, а второй раз  в сентябре 1920г. (22-го сентября Дроздовская дивизия взяла станцию Синельниково). Исходя из логики Дубовика, также можно утверждать, что белые, наступая на Александровск-Синельниково, наступали  и на… Харьков. Ведь Александровск  был вершиной дуги фронта Русской армии.

Как осенью 1919г.  ВСЮР наступали на север огромной дугой от низовьев Волги до низовьев Днестра, с вершиной дуги у Орла, так через год, осенью 1920 г. фронт Русской армии имел форму дуги от устья Днепра до побережья Азовского моря у Мариуполя (28.09.1920  3-й Донской корпус Русской армии взял Волноваху, а 29.09.1920 – Мариуполь) с вершиной у Александровска и Синельниково. Наступать на Александровск еще никак не означало наступать на Крым.

Вновь надо подчеркнуть, что определяющее, стратегическое значение для борьбы с Русской армией имел Каховский плацдарм (60-70 км. от Перекопа), с которого можно было непосредственно наступать на Крым и существование которого сковывало все продвижение Русской армии на север – к Екатеринославу и на восток – на Донбасс.

Летом 1920г. Правобережная группа войск 13-й Красной армии, захватив плацдарм у Каховки, два раза предпринимала с этого плацдарма закончившиеся неудачей массированные наступления с целью отрезать Русскую армию от Крыма и одновременно овладеть проходами в Крым. И в третий раз, уже Южный фронт РККА наносил свой главный удар с Каховского плацдарма и опять по тому же плану: окружить и разгромить Русскую армию в Северной Таврии и одновременно ворваться в Крым.

Наступление на Крым с Каховского плацдарма означало, что через двое суток после его начала, наступая пешим порядком, 51-я стрелковая дивизия Блюхера из состава 6-й Красной армии, уже вышла к Перекопу, а кавалерия  1-й Конной армии в течение суток отрезала пути отступления белых в Крым.

Врангель прекрасно осознавал важнейшее значение Каховского плацдарма. Недаром войска Русской армии предприняли ряд ожесточенных, но безуспешных его штурмов.  Плацдарм безуспешно штурмовал Слащев со своим корпусом; с тем же результатом его штурмовал сменивший Слащева бывший командир Дроздовской дивизии генерал Витковский, применив наибольшую концентрацию танков в одной атаке (12 машин) за всю историю войн на территории бывшей Российской империи в 1918-1921 г.г. Одно из самых лучших, элитное соединение белых российских войск – Корниловская ударная дивизия, почти полностью полегла на  проволочных заграждениях Каховского плацдарма, когда штурмуя его в августе 1920г., в семи основных боях потеряла 3200 человек и ее полки по своей численности превратились в роты, - от 90 до 120 человек в каждом полку. Отбив все штурмы, войска РККА удержали Каховский плацдарм и именно с него они нанесли главный удар, решивший в пользу красных исход осенней кампании 1920г. в Северной Таврии.  

Но махновские апологеты, начиная с Аршинова и заканчивая Дубовиком, еще пытаются что-то рассказывать о наступлении махновцев «на Александровск и Крым» и об их определяющей роли в разгроме Русской армии.

О прорыве обороны Дроздовской дивизии. Дубовик  в своем изложении продолжает следовать за отъявленным фальсификатором Белашом. В данном случае фальсификацию апологетов махновщины очень легко разоблачить. Дело в том, что к моменту начала наступательных действий Повстанческой армии, основных сил Дроздовской дивизии (этого, к концу октября 1920г. наиболее хорошо сохранившегося элитного соединения Русской армии) уже не было там, где  махновцы, якобы, прорвали ее оборону, т.е. в районе между Синельниково и Александровском.

В это время дивизия находилась в районе Нижних Серогоз, в составе заранее сконцентрированной там ударной группировки, вместе с кавалерийским корпусом генерала Барбовича и Терско-Астраханской конной бригадой генерала Агоева. Эта группировка должна была нанести фланговый удар по войскам 1-й Конной и 6-й красных армий, когда они начнут развивать свое наступление с Каховского плацдарма. По белогвардейским данным, в район сосредоточения ударной группы Дроздовская дивизия прибыла в составе: 1-й Дроздовский стрелковый полк – свыше 1500 штыков, 2-й Дроздовский стрелковый полк – около 900 штыков;     3-й Дроздовский стрелковый полк – свыше 700 шт., 2-й Дроздовский конный полк – до 600 сабель. На вооружении дивизии в это время было 20 орудий и 350 пулеметов.

В полемике против промахновских фальсификаторов истории украинской революции нам уже приходилось отмечать, что фальсификации это не тотальная ложь, это сочетание в разных дозах фактов, фактоидов и откровенной лжи. Иллюстрацией к этому утверждению служит история с 4-м Дроздовским стрелковым полком, о пленении которого в составе 4 000 человек говорит приказ Фрунзе, кочующий из опуса и опус махновских апологетов, ведь пленение этого полка они приписывают Повстанческой армии.

Вот что пишет Белаш: «В четыре часа утра 22-го октября наши войска (не будем в очередной раз цитировать его фантазий  относительно их численности) вышли из с. Васильковки на Ново-Николаевку. Здесь была присоединена бригада Чалого, сформированная Врангелем».       Эта, так называемая «бригада» была отрядом «белых махновцев» в 200 сабель, который в качестве дозора «бродил», как выражается белогвардейский историограф Дроздовской дивизии, в 70-верстном разрыве фронта между левым флангом Донского корпуса и расположением Дроздовской дивизии, когда она действовала на Синельниковском направлении.

«Во главе войск – продолжает Белаш -  был я, Каретников (пом. командарма) и мой помощник Гавриленко. Перед нами стояла ближайшая задача: по частям уничтожить синельниковскую группу противника, в состав которой входили Дроздовская, Марковская, 7-я дивизии и Донской конкорпус Морозова».

«Синельниковская группа» белых войск – это тотальная ложь Белаша. Синельниково в это время занимали части Красной армии. В сентябре-октябре 1920г. Дроздовская дивизия совершила два очень успешных рейда на Синельниково вдоль линии железной дороги Александровск – Синельниково. Первый из этих рейдов, как уже упоминалось, дроздовцы провели совместно с Кубанской конной дивизией генерала Бабиева. Захватывая эту важную узловую станцию,  разбивая оборонявшую ее красноармейскую группировку, разрушая там все, что можно и захватывая богатые трофеи, дроздовцы отходили в исходное положение, в район Ново-Гупаловки – Михайлово-Лукашево. Но к 22-му октября 1920г. Дроздовская дивизия в составе трех стрелковых и одного конного полка находилась далеко на юге, - в районе сосредоточения вышеупомянутой ударной группы белых войск. Весьма малочисленная элитная Марковская дивизия белых (всего лишь 1500 штыков), находилась в Александровске, 7-й дивизии, а несколькими строками ниже у Белаша, при описании якобы имевших место боев за Александровск, она превращается уже в «7-ю кавдивизию», - ко времени занятия  без боя красными и махновцами Александровска, такой дивизии в боевых войсках Русской армии не было вообще, она еще только формировалась в Крыму, как и не было такого соединения, как «Донской конкорпус Морозова».

«К вечеру мы у Михайлово-Лукашево разбили 3-й и 4-й пехполки Дроздовской дивизии, захватив восемь орудий, 50 пулеметов, обоз и до 4000 пленных, бывших красноармейцев. На рассвете 23 октября на ст. Софиевка мы напали на 2-й полк дроздовцев, ночью прибывший из Синельниково. Солдаты выскакивали из вагонов в поле и бежали к Днепру, на Александровск. Чтобы отрезать пути отступления бронепоездам, находящимся на ст. Синельниково, нами были повреждены железнодорожные пути и составы порожняка, а паровозы загнаны на входную стрелку, преградив путь на Александровск».

И опять сплошная ложь. Где в это время находились 2-й и 3-й Дроздовские полки уже говорилось; о том, что никакие белые бронепоезда и дроздовские части из Синельниково в это время прибыть не могли – также повторять излишне.

Остается история с 4-м Дроздовским полком. Она такова: в Дроздовской дивизии был запасной батальон в 600 чел, полностью состоявший из пленных красноармейцев. В начале решающей для Русской армии Заднепровской операции он был придан Марковской дивизии и успешной контратакой отразил прорыв красных к одной из переправ  с острова Хортица на правый берег Днепра. «За блестящие действия» приказом Врангеля этот запасной батальон был переименован в 4-й Дроздовский полк.

Когда Дроздовская дивизия ушла на юг, в район сосредоточения ударной группы белых войск, 4-й Дроздовский полк был оставлен в Михайлово-Лукашево, выдвинутым от Александровска на северо-восток арьергардом, который должен был сдерживать продвижение противника по дороге из Павлограда на Александровск. Уже ночью на 22-е октября сторожевое охранение полка было атаковано махновцами, а затем развернулся бой за Михайлово-Лукашево. 4-й Дроздовский полк не дал себя смять, отбил все махновские атаки и в порядке отступил, присоединившись, в ходе этого отступления, сначала к ушедшей  из Александровска без всякого боя, в походных колоннах, Марковской дивизии,  потом, на Васильевских укрепленных позициях - к 6-й пехотной дивизии, а затем,  в белом тылу благополучно промаршировал в район сосредоточения ударной группы, где присоединился к основным силам Дроздовской дивизии, в составе которой провоевал до самого конца -  вплоть до эвакуации Русской армии из Крыма.

Во время боя  в Михайлово-Лукашево и последующего отступления под натиском махновцев, полк понес тяжелые совокупные потери – треть личного состава (убитыми, ранеными и пленными 200 человек). Вот доза правды в этом нагромождении фальсификаций – действительно состоявший из пленных красноармейцев 4-й Дроздовский полк 22.10.1920 г. был атакован махновцами в Михайлово-Лукашево.

Где, как и зачем родились измышления о том, что этот полк в составе 4-х тысяч человек был взят махновцами в плен, нам неизвестно. Как этот бред попал в приказ Фрунзе, понять вообще невозможно, ведь сводка разведотделения штаба Южного фронта РККА от 1.10.1920г. указывает общую численность всей Дроздовской дивизии в 1700 штыков и 700 сабель, что весьма уступает  вышеприведенным белогвардейским данным за конец октября 1920г. Чтобы как-то объяснить эту разницу, можно предположить, что за три недели октября 1920г. Дроздовская дивизия была значительно пополнена, хотя белогвардейские источники не упоминают о ее пополнении в октябре 1920г. Скорее всего, красная разведсводка была не особенно точной, преуменьшая действительную численность Дроздовской дивизии.

Но в любом случае,  ни один из элитных «цветных» белогвардейских полков (дроздовских в том числе) никогда, даже на волне наибольших успехов белых армий ВСЮР в сентябре 1919г., (когда эти добровольческие полки были особенно многочисленными) не достигал численности даже в 3000 человек. Например,  накануне переломного Орловско-Кромского сражения гражданской войны между красными и белыми россиянами, 5.10.1919г. 1-й Дроздовский полк насчитывал 1352 штыков, 2-й Дроздовский полк – 1309 штыков, 3-й Дроздовский полк – 1130 штыков. Исключение составил 1-й Корниловский ударный полк (эта старейшая контрреволюционная часть, формирование которой восходит к маю 1917г.). После сопровождавшихся очень тяжелыми потерями безуспешных атак Каховского плацдарма красных в августе 1920г., в полку осталось 120 человек. В результате массового пополнения пленными красноармейцами в сентябре 1920г., полк к началу Заднепровской операции насчитывал 3500 человек.

Интересно, что апологеты махновщины не в состоянии даже согласовывать свои фальсификации. У Белаша махновцы громят Дроздовскую дивизию, с захватом этих мифических четырех тысяч пленных, между Синельниково и Александровском. Проявляя вопиющую некомпетентность, Белашу противоречит Аршинов: «При первых же боях, в районе Пологи – Орехов, была разбита большая группа врангелевцев во главе с генералом Дроздовым, причем взято в плен около 4000 врангелевских солдат». Аршинову вторит Волин: «В первых же боях между Пологами и городом Ореховым значительная часть врангелевских сил (Дроздовская дивизия) была разгромлена,         4 тысячи белогвардейцев попали в плен».

Если исключить совершенно ложную информацию о разгроме Дроздовской дивизии вдоль железной дороги Синельниково – Александровск, то по срокам, темпу продвижения и направлению наступления, описание Белаша выглядит вполне правдоподобно: если ночью на 22.10. 1920г. махновская конница и пехота на тачанках и бричках выступила из Васильковки - Павловки через Ново-Николаевку на Михайлово-Лукашево и далее на Софиевку, то даже в условиях скоротечных боев с 4-м Дроздовским полком, днем 23.10.1920 махновцы вполне могли войти в Александровск, который белые (Марковская дивизия) оставили без боя ночью с 22.10 на 23.10.1920.

Здесь надо не забывать и такое важное обстоятельство, что Васильковка, Павловка, Ново-Николаевка, Михайлово-Лукашево и Софиевка - все эти села находились вдоль  проложенного еще в XIX ст. тракта, связывавшего Александровск с Павлоградом, так что махновцы наступали не по степному бездорожью и даже не по проселкам, но опираясь на хорошую, по тем временам, дорогу.

И каким-то гротеском выглядят фальсификации Литвинова. Очевидно, слабо зная карту района описываемых боевых действий или вообще не зная ее, как и возможной скорости продвижения конницы и пехоты в условиях непрерывных боев, он пишет: «Около суток длились ожесточенные кровопролитные бои 12-титысячной РПА на всем протяжении ее пути от Ульяновки (т.е. от Васильковки) до Полог и от Полог до Александровска. 23 октября РПА с честью выполнила задание Командюжа: Александровская группировка противника была полностью рассеяна, причем часть ее была разбита, а другая часть взята в плен. Только в одном Орехове было захвачено в плен более 4 тысяч врангелевцев. Вскоре был освобожден и Александровск. Эта операция под Ореховом – Александровском имела необычайно важное значение в деле разгрома Врангеля, поскольку она сорвала организованный отход белых в Крым».

От Васильковки, оставляя слева железнодорожную ветку Чаплино - Пологи и, собственно, родное Гуляй-Поле, наступать на Пологи, а затем развернувшись и оставляя за спиной белые войска, через Орехов наступать на Александровск и со всей этой задачей справиться менее чем за сутки да еще в условиях «ожесточенных кровопролитных боев» - смотрел ли Литвинов на карту, хотя бы современных Днепропетровской и Запорожской областей, когда писал подобное?! Весь его цитированный пассаж, - это какой-то сгусток отчаянного дилетантства и лжи…  

В свою очередь Тимощук своими словами воспроизводит фальсификации Белаша, воздерживаясь, правда, от упоминаний о 4-х тысячах пленных дроздовцев: «Утром 22 октября махновские группы Петренко и Забудько под общим командованием Белаша (6000 штыков, 2500 сабель, 10 орудий, 300 пулеметов на тачанках) совершили стремительный(?) марш на Васильковку(?) – Новониколаевку – Михайлово-Лукашево, разбили 3-й и 4-й пехотные дроздовские полки, захватили много пленных и 50 пулеметов. 23 октября они напали на эшелоны 2-го дроздовского полка и нанесли ему большой урон, затем с 23 дивизией красных штурмовали Александровск».

 Свою лепту в это нагромождение фальсификаций вносит и Дубовик.

   Заканчивая наш обзор, зададимся вопросом: почему Дубовик занимается историческими фальсификациями? Очевидно, причина в том, что Дубовик не историк, он  - идеолог. Как анархистский идеолог, он сформировался еще в 90-е годы и как идеолог, он ведет идеологическую борьбу с марксизмом (с большевизмом) историографическими методами. В этом случае получается известное: если факты не укладываются в предлагаемую данной идеологической доктриной схему, то тем хуже для фактов. Как идеолог уже несуществующей леворадикальной организации, носившей имя Махно (РКАС им. Н. Махно), Дубовик выступал и выступает как апологет Махно и махновщины. Но апологетика кого бы то ни было, неизбежно превращается в мифотворчество, которое, в свою очередь, обязательно несет в себе элементы исторических фальсификаций…

 

О. Дубровский.

октябрь 2020 – апрель 2021.

 

ПРИЛОЖЕНИЯ.

Военно-политическое соглашение между правительством УССР

и Армией Махно.

 

Объединенное и организованное наступление на нас Польши, Врангеля и антантовских империалистов поставило нашу революцию под угрозу смертельной опасности. Повстанческая армия махновцев ввиду этого решила прекратить вооруженную борьбу с Советским правительством, установив с ним военно-политическое соглашение в целях решительного разгрома отечественной и мировой контрреволюции.

Вот тексты этого соглашения, подписанного уполномоченными Советского правительства и Революционной Повстанческой Армии Украины (махновцев).

 

I

Условия предварительного соглашения по политическому вопросу между Советским правительством Украины и Революционной Повстанческой Армией Украины  (махновцев).

1.      Немедленное освобождение и прекращение преследований в дальнейшем на территории Советских  республик всех махновцев и анархистов, за исключением вооружено выступающих против Советского правительства.

2.      Полнейшая свобода агитации и пропаганды как устно, так и печатно, махновцами и анархистами своих идей и пониманий без всякого призыва к насильственному ниспровержению Советского правительства и соблюдением военной цензуры. В деле издания махновцы и анархисты, как революционные организации, признанные Советской властью, пользуются техническим аппаратом Советского государства, подчиняясь правилам техники издания.

3.      Свободное участие в выборах Совета, право махновцев и анархистов вхождения в таковые и свободное участие в подготовке созыва очередного V Всеукраинского съезда Советов, имеющего быть в декабре с.г.

По поручению Советского правительства УССР 

Я. Яковлев.

Уполномоченные Совета и командования Революционной

Повстанческой Армии Украины(махновцев)

Куриленко, Попов.

 

Условия предварительного соглашения по военному вопросу между Советским правительством Украинской республики и Революционной Повстанческой Армией Украины (махновцев)

 

II

1.                  Революционно-Повстанческая Армия махновцев входит в состав вооруженных сил Республики как партизанская, в оперативном отношении подчиняется высшему командованию Красной армии, сохраняет внутри себя установленный ранее распорядок, не проводя основ и начал регулярных частей Красной Армии.

2.                  Революционно-Повстанческая Армия Украины махновцев, продвигаясь по советской территории к фронту и через фронты, не принимает в свои ряды частей Красной Армии и дезертировавших из таковых.

Примечание: встретившиеся и примкнувшие к Революционно-Повстанческой Армии в тылу Врангеля красные части и отдельные красноармейцы из таковых по встрече с частями Красной Армии подлежат возвращению в последнюю. Оставшиеся в тылу Врангеля повстанцы-махновцы и местное население, вновь вступающие в ряды Повстанческой армии, остаются в последней, хотя бы прежде и были мобилизованы в Красную армию.

3.                  О состоявшемся соглашении Революционно-Повстанческая Армия Украины (махновцев) с командованием Красной Армии и Советским правительством Украины в целях уничтожения общего врага – белогвардейщины, доводит до сведения идущей за ними трудовой массы путем соответствующих воззваний с призывом о прекращении враждебных действий против Советской власти, причем в целях достижения большего результата Советское правительство должно также немедленно опубликовать состоявшееся соглашение.

4.                  Семьи Революционно-Повстанческой Армии махновцев, проживающие на территории Советской республики, в льготах приравниваются к семействам красноармейцев и получают от Советского правительства Украины соответствующие документы.

Командующий Южфронта Фрунзе.

Члены Реввоенсовета Южфронта Бела Кун, Гусев.

Уполномоченные Реввоенсовета Повстанческой Армии(махновцев)

Куриленко, Попов.

( Приводится по А. В. Белаш, В. Ф. Белаш -  «Дороги Нестора Махно», стр. 458-459)

 

 Всем отдельным отрядам и группам революционных повстанцев, действующих на Украине.

 

Товарищи повстанцы!

Тяжелый час настал на родной Украине. Обратно на измученную родину надвигаются грозные тучи. С запад идет ненавистный каждому украинцу исторический враг – польская шляхта. С юга неудержимо врезается все глубже и глубже в сердце Украины душитель народа немецкий барон Врангель. Зарвавшиеся было коммунисты и комиссары получили снова хороший урок. Пришлось им признать, что без украинского народа  и вольно повстанчества ни что-нибудь сделать бессильны. С другой стороны, Совет Революционной Повстанческой Армии Украины (махновцев) пришел к заключению, что, оставаясь в настоящее время безучастным зрителем, украинские повстанцы помогли бы воцарению на Украине либо исторического врага – польского пана, либо опять царской власти, возглавляемой германским бароном. Как одно, так и другое – смерти подобно для селянства Украины. Учитывая вышесказанное, Совет Революционной Повстанческой Армии Украины(махновцев) принял решение, временно, до разгрома наседающих внешних врагов и панских наймитов идти в союзе и рука об руку с Советской Красной Армией. Для исполнения этого постановления Совет Революционных Повстанцев Украины(махновцев) предлагает всем без исключения отдельным группам и отрядам (повстанцев), действующих на Украине:

1.      Прекратить (всякие) враждебные действия против Советской Красной Армии, а также против каких бы то ни было советских учреждений и их работников.

2.      Все живые и здоровые силы вольного повстанчества должны влиться в ряды Красной армии, войдя в подчинение и под командование командиров последней.

Соглашение на этой почве Совета Революционных Повстанцев Украины (махновцев) с Реввоенсоветом Украинской республики достигнуто.

На основании этого соглашения все раненые и больные , имеющиеся при отдельных повстанческих отрядах, постапают на обеспечение и лечение советских лазаретов. Весь личный состав повстанческих групп и отрядов, а также их командиры при поступлении в Красную Армию (условно до 1 ноября 1920г.) никаким репрессиям, наказаниям или преследованиям за их прошлые деяния не подлежат. Переход повстанческих групп и отдельных отрядов в ряды Красной Армии должен произойти организованно черенз местных, уездных или губернских начтылов или специальных уполномоченных Реввоенсовета Республики.

Совет Революционной Повстанческой Украины(махновцев), признавая, что повстанцы, оставшиеся после прочтения настоящего извещения пассивными или продолжающими враждебные действия, или нападения на советских работников и чинов Красной Армии, будут считаться, как изменники повстанческому делу и враги повстанческого движения. С такими, как борющимися против своих братьев-повстанцев  (махновцев), находящихся в рядах Красной Армии, Совет Революционной Повстанческой Армии Украины (махновцев) будет расправляться, как с простыми бандитами.

 

повстанчество Украины не пойдет по двум разным дорогам, но сплоченно, как в 1918 и 1919 гг., последует на зов испытанных революционных вождей батьки Махно и Совета Революционных Повстанцев Украины(махновцев).

Председатель Революционной Повстанческой Армии Украины

(махновцев) батько Махно.

Командарм С. Каретников г. Изюм 1/X – 1920г.»

( Приводится по А. В. Белаш, В. Ф. Белаш – «Дороги Нестора Махно». Стр. 450-451)

 Ответ всему трудовому народу Украины

10.10.1920.

После долгой оборонительной борьбы против Советской власти, Революционная повстанческая армия Украины вошла в соглашение с командованием Красной Армии для совместного действия против контрреволюции барона Врангеля.

До сих пор среди трудящихся масс достигнутое соглашение между революционным повстанчеством и командованием Красной Армии является неясным и непонятным. Многие – крестьяне, рабочие и красноармейцы – задают друг другу вопросы и спрашивают нас, революционных повстанцев, что вынудило нас прекратить враждебные действия против Советской власти и войти в соглашение с командованием Красной Армии после долгой взаимной вражды, которая сопровождалась кровавыми столкновениями. Что заставило нас примириться с Советской властью после того, как и она нас беспощадно преследовала, арестовывала и вела определительную клевету в адрес революционных повстанцев.

Что заставило нас, Революционных Повстанцев, войти в соглашение с командованием Красной Армии и Советской властью идти совместно против общего врага, контрреволюционного Врангеля, после того, как мы вели беспощадную борьбу с комиссаро-державцами в селах и деревнях, с политкомами и военкомами и всякого рода назначенствами и суровой дисциплиной в Красной Армии, против принудительного труда на заводах и фабриках и др. предприятиях, засилием бюрократизма во всех учреждениях и всяких принудительных и насильственных мер со стороны государственной Советской власти.

Что побудило нас совместно с Красной Армией пойти плечо к плечу на общего врага барона Врангеля и так далее?

Революционные повстанцы были и будут непримиримыми врагами Советской власти, где торжествуют бюрократизм, насилие, несправедливость и неравенство. Мы боролись с комиссаро-державцами, бюрократизмом, спецами и с их всяким произволом и насилием над трудовым народом. Мы не признавали и не намерены признавать бюрократических советов, которые являются бременем и тяжестью для трудового народа. Нас, Революционных Повстанцев, Советская власть дважды объявляла вне закона и жестоко преследовала,  совместно с этим искусственно направляла на нас трудовой народ, вводя его в заблуждение. Советская власть внесла недовольствие и вражду среди трудящихся, ослабила у него энергию к творчеству и порыв к сплочению и отражению общего врага контрреволюции. Наши враги не дремали, они пользовались нашим разломом, они усиливали свои ряды и наступали на Юге Украины, захватывая хлебородные местности и разрушая промышленность. В свою очередь, Антанта (Англия, Франция и др. государства), пользуясь междоусобицей среди трудящихся масс Украины, усиленно стала помогать Польше и Врангелю в посылке военного снаряжения и амуниции, желая этим подавить Российскую революцию и восстановить старые порядки генералов, помещиков и капиталистов. Революционные повстанцы на протяжении всей революционности стояли на страже защиты трудового народа и боролись с германско-австрийской оккупацией, с гетманской и деникинской властью и всякими контрреволюционными силами. Поход контрреволюционного барона Врангеля на Украину для нас, Революционных Повстанцев, является новым порабощением трудящихся масс. Поэтому мы, учитывая надвигающуюся свору контрреволюции со стороны Врангеля и Антанты, сочли необходимым ради спасения Революции и трехлетнего завоевания обратиться телеграфно к Советской власти с требованием нижеследующего: (В данном месте текста «Ответа всему трудовому народу Украины» вставлена махновская телеграмма, отправленная в ночь на 28.09.1920 из Беловодска в Харьков «Предсовнаркома Раковскому, копия Москва Кремль Ленину, копия всем Советам России, Украины». Под телеграммой сняты подписи Каретникова и Белаша и оставлены подписи «Совет Рев. Повст. Украины (махновцев). Председатель Совета Батько Махно. Секретарь Попов.)

Советское правительство изъявило полное согласие вести переговоры с реввоенсоветом Революционной Армии Украины и пришло к соглашению совместно действовать против контрреволюционного барона Врангеля на нижеследующих условиях. (В данном месте текста «Ответа всему трудовому народу Украины» вставлен текст «Условия предварительного соглашения по военному вопросу между Советским правительством Украинской республики и Революционной Повстанческой Армией Украины(махновцев)», датированный 10.10.1920)

Революционные повстанцы входят в соглашение с командованием Красной Армии и Советской властью для совместной борьбы против контрреволюционной своры и ничуть не намерены отказываться от своих идей и мировоззрений к достижению намеченной цели, как-то проявление инициативы в строительстве народного хозяйства (вольных общин) с помощью вольных экономических союзов (Советов), которые без вмешательства какой-либо политической партии должны разрешать назревшие вопросы среди крестьян и рабочих.

Мы ничуть не отказываемся вести борьбу против засилия бюрократизма и произвола комиссародержавцев и всякого рода насилия, которое является бременем для трудового народа и язвой для хода и развития революции. Мы по прежнему будем вести идейную борьбу против насилия государственной власти и нового порабощения трудового народа государством. Ибо для этой борьбы мы, Революционные Повстанцы, вышли из недр трудового народа и обязанность нас защищать интересы трудящихся от всякого насилия и гнета, откуда бы оно не исходило.

Военный Совет Революционной Повстанческой Армии Украины(махновцев)

Председатель Реввоенсовета Батько Махно

Секретарь Рыбин.»

(Приводится по сборнику документов и материалов «Нестор Махно. Крестьянское движение на Украине. 1918-1921», Москва, Росспэн, 2006, Док. № 279) 

 

ПРИМЕЧАНИЯ

  * -  подстрочные ссылки в тексте А.Белаша – В. Белаша.

  ** - подстрочные ссылки в тексте В. Литвинова.

  *** - примечания к тексту А. Тимощука.

1.                  Нестор Махно. Крестьянское движение на Украине. 1918-1921. Документы и материалы. – М.: Росспэн, 2006. - Док. № 241

2.                  А. Белаш, В. Белаш – «Дороги Нестора Махно». Ссылка на: ЦГАООУ, Ф.5, Оп.1, Д. 351,Л.65.

3.                  По поводу подобных бесед махновцев с такими информированными «тружениками села», дается ссылка на 3-й том коллективной монографии «Українська РСР в період громадянської війни», Київ: Видавництво політичної літератури України, 1970.*

4.                  Ссылка на газету «Коммунист», Харьков, № 213 от 28.09.1920.*

5.                  А. Белаш, В. Белаш – Указ. соч. Ссылка на: ЦГАООУ, Ф.1, Оп.5, Д.2, Л.139.

6.                  А. Белаш, В. Белаш – Указ. соч. Ссылка на: Мелитопольский филиал Запорожского облгосархива Ф. Р-600, Оп.1, Д.25, Л.219.

7.                  А. Белаш, В. Белаш – Указ. соч. Ссылка на: ЦГАООУ, Ф.3, Оп.1, Д.179, Л. 179-180.

8.                  Я. Яковлев – Русский анархизм в Великой русской революции. Москва, 1921. Стр. 34.*

9.                  А. Белаш, В. Белаш – Указ. соч. ссылка на: ЦГАООУ, Ф.5, Оп.1, Д.332, Л. 45-50.

10.              А. Белаш, В. Белаш – Указ. соч. Ссылка на: ЦГАООУ, Ф.5, Оп.1, Д. 332, Л. 83-88.

11.              В.Т. Короленко – Письма к Луначарскому. «Новый Мир», 1988, №10.*

12.               А .Белаш, В. Белаш – Указ. соч. Сылка на: ЦГАООУ, Ф.1, Оп.5, Д.74, Л.13.

13.              Директивы Главного командования  Красной армии (1917 – 1920гг.). Сборник документов. Москва, 1969. стр.763-764.*

14.              А. Белаш, В. Белаш – Указ. соч. Ссылка на: ЦГАООУ, Ф.5, Оп.1. Д. 331, Л. 93-95.

15.              Летопись Революции. 1931. №4, стр.131.*

16.              М.В. Фрунзе – Избранные произведения. Москва, 1957. В 2-х тт. Т.1, стр.352-353.*

17.              М.В. Фрунзе – Избранные произведения. Москва, 1957. В 2-х тт. Т. 1, стр. 352-353.*

18.              М. В. Фрунзе  на фронтах гражданской войны. Сборник документов. Москва, 1941.           Стр. 340.*

19.              Ленин. ПСС, т.41, стр. 340.*

20.              А. Белаш, В. Белаш – Указ. соч. ссылка на: ЦАООУ, Ф.5, Оп.1, Д. 332, Л. 100-104.  

21.              Нестор Махно. Крестьянское движение на Украине. 1918-1921… Док. №283.

22.              Гражданская война на Украине. Сборник документов в 3 тт.  Киев, 1967, т.3, стр.571-572.*

23.              Из истории гражданской войны в СССР. Москва, 1961.  В 3-х тт. Т.3, стр. 379.**

24.              Из истории гражданской войны в СССР. Москва, 1961. В 3-х тт. Т. З, стр. 382.**

25.              М. В. Фрунзе на фронтах гражданской войны…. Стр. 356.**

26.              Я. Яковлев – Махновщина и анархизм. «Красная Новь», №2, 1921, стр. 252.**

27.              Архив Русской революции, издаваемый Г. В. Гессеном. Берлин, 1923. Т. XII. **

28.              В. Литвинов – «О четвертом(октябрь 1920 года) военно-политическом соглашении…». Ссылка на: Архив института истории партии при ЦК КПУ. Киев. Ф.3, оп.1, ед. хр. 232, лист 87.

29.              А. Тимощук – «Анархо-коммунистические формирования Нестора Махно…». Ссылка на: ЦГАВОУ, Ф. 177, Оп.2,  Д.2743, Л. 103 – 111.

30.              А. Тимощук – Указ соч. ссылка на: ЦГАООУ, Ф.5, Оп.1, Д. 330, Л. 47.

31.              Директивы командования фронтов Красной армии(1917-1922). Сборник документов в        4-х тт. Москва, 1971-1978. Т. 3, стр. 407.***

32.              Ленин, ПСС, т.41. стр. 340-341.***

33.              Нестор Махно. Крестьянское движение на Украине. 1918-1921… Док. № 265.

34.              Нестор Махно. Крестьянское движение на Украине. 1918-1921… Док. № 269.

35.              Нестор Иванович Махно. Воспоминания, материалы и документы. Составитель В. Ф. Верстюк. Киев, РИФ «Дзвін», 1991.  Стр. 175 – 177.

36.              Нестор Махно. Крестьянское движение на Украине. 1918-1921… Док. № 266.

37.              Нестор Махно. Крестьянское движение на Украине. 1918-1921…  Док. № 267.

38.              Нестор Иванович Махно. Воспоминания, материалы и документы… Стр. 145 – 148.

39.              Нестор Махно. Крестьянское движение на Украине. 1918-1921… Док. №363 

40.              В. Ф. Верстюк – Махновщина: штрихи к истории движения. Вступительная статья к сборнику воспоминаний, материалов и документов «Нестор Иванович Махно».

 

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.

Акулов М.Р., Петров В.П. 16 ноября 1920 г. (Освобождение Красной Армией Крыма). – М.: «Молодая гвардия», 1989. – 235 с.

Аршинов П.А. История махновского движения (1918-1921) [Текст] / П. А. Аршинов. - Запорожье : Дикое поле, 1995. - 240 с. - (Вестники свободы).

Белаш А.В, Белаш В.Ф. Дороги Нестора Махно. Историческое повествование. – К.: РВЦ «Проза», 1993.  – 592 с.

Великий Жовтень і громадянська війна на Україні. Енциклопедичний довідник / Відп. ред. І.Ф. Курас. – К.: Головна редакція Української Радянської Енциклопедії, 1987. – 632 с.

Волин В.М. Неизвестная революция 1917-1921 / Пер. с франц. Ю.В. Гусевой. – М.: НПЦ «Праксис», 2005.  – 606 с.

Волков С.Б. Исход Русской армии генерала Врангеля из Крыма. – Москва: Центрполиграф, 2003.  – 704 с. (Серия «Россия забытая и неизвестная. Белое движение»).

Врангель П.Н. Воспоминания генерала барона П. Н. Врангеля. – Москва: «Терра», 1992.  – Ч.2. – 484 с.

Гражданская война в СССР. В двух томах / Под ред. Н.Н. Азовцева. - Том 2: Решающие победы Красной Армии. Крах империалистической интервенции (март 1919 г. – октябрь 1922 г.). -  Москва: Военное издательство, 1986. – 446 с.

Деникин А.И. Поход на Москву («Очерки русской смуты»). – Киев: Военное издательство, Киевский филиал, 1990. – 288 с.

Дубинський І.В., Шевчук Г.М. Червоне Козацтво (Історичний нарис). – К.: Політвидав України, 1973. - 185 с.

Дубовик А. «Требуем предоставления нам участка фронта против Врангеля» - заключение союза между красными и махновцами. Оригинальный текст. 29.09.2020.  Режим доступа: https://www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=2781431235433490&id=100006999211465

Душенькин В.В. Вторая Конная. Военно-исторический очерк. – М.: Военное издательство, 1968.  – 215 с.

Ленин В.И. Сочинения. Издание четвертое. Государственное издательство политической литературы. 1941-1957.

Литвинов В. О четвертом (октябрь 1920 года) военно-политическом соглашении между революционно-повстанческой армией(махновцев) и коммунистическим правительством РСФСР // International Review of Social History, XXXII (1987), pp 315-401.

Лосев Е.Ф. Миронов (Командарм Второй Конной Армии). – М.: «Молодая гвардия», 1991. – 430 с. (Жизнь замечательных людей. Серия биографий. Выпуск 715).

Маамяги В.А. В огне борьбы (Красные эстонские стрелки).  – М.: «Мысль», 1987. – 237 с.

Нестор Иванович Махно. Воспоминания, материалы и документы / Автор вступ. статьи и составитель В.Ф. Верстюк.  – Киев: РИФ «Дзвін», 1991. – 191 с.

Нестор Махно. Крестьянское движение на Украине. 1918 – 1921. Документы и материалы / Отв. сост. В. Данилов, А. Капустян, В. Кондрашин, Н. Тархова, Л. Яковлева. – Москва: РОССПЭН, 2006. – 1000 с. (Серия «Крестьянская революция в России 1902-1922 гг.»)

Плахтій І.С. Перевибори Харківської Ради робітничих депутатів в жовтні 1920р. і введення секційної системи // Український історичний збірник. – Вип. 37. - Харків, 1993.  – С.30-35.

РКП(б). Съезд. 9-й.  Москва.  1920. Девятый съезд РКП(б). Март-апрель 1920 г. Протоколы / Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. - Москва: Госполитиздат, 1960. - XVI, 650 с.  - (Протоколы и стенографические отчеты съездов и конференций Коммунистической партии Советского Союза)

Слащов-Крымский Я.А. Белый Крым. 1920 г. Мемуары и документы. – Москва: Наука, 1990. – 267 с.

Тимощук А.В. Анархо-коммунистические формирования Н.Махно (сентабрь 1917- август 1921 г.) [Текст] / А. В. Тимощук. - Симф. : Таврия, 1996. - 190 с.

Туркул А. В. Дроздовцы в огне: картины гражданской войны 1918-20 г.г. в литературной обработке И. Лукаша / А. В. Туркул ; предисл. Вл. Солоухина. - 3-е изд. - Нью Йорк : Посев, 1990. - VI, 275 с.

Українська РСР в період громадянської війни. 1917-1920 рр. В трьох томах. – К.: Видавництво політичної літератури України, 1970. - Т.3. Українська РСР на завершальному етапі громадянської війни. Відбиття нападу буржуазно-поміщицької Польщі, розгром Врангеля і петлюрівщини. (Рук. авт. кол. М.І. Супруненко). – 460 с.

 

 Читайте также:

УКРАИНСКАЯ НАЦИОНАЛЬНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ и НЕСТОР МАХНО

Перемога над Врангелем