Визит Щербицкого на Опытный трубный завод летом 1980 г.

17 лютого минуло 100 років від народження колишнього першого секретаря ЦК КПУ Володимира Щербицького. Нинішня КПУ відзначала цей ювілей урочистими зборами та презентацією нової книги "Володимир Щербицький. Політичний портрет на тлі епохи". Для цих зборів українські сталіністи навіть не посоромилися просити приміщення у Кабінету міністрів. Ми публікуємо спогад про візит Щербицького на один з дніпропетровських заводів та його "спілкування із робітничим класом" робітничого активіста Олега Дубровського.

Автор у стана ХПТПВ в 2005 г.

Опытный трубный завод – неоднократно менявшее свое название предприятие военно-промышленного комплекса (Первоначальное название -  Трубный Опытно-экспериментальный завод Всесоюзного научно-исследовательского трубного института (ТОЭЗ ВНИТИ), затем Опытный трубный завод НИТИ (ОТЗ НИТИ им. Я. Осады); Опытный завод Государственного Трубного института (ОЗ ГТИ) и т.д. Последнее название – Государственное предприятие Днепропетровский завод прецизионных труб (ГП ДЗПТ)), специализировавшееся на производстве высокоточных, тонкостенных и особотонкостенных бесшовных труб  из нержавеющих сталей и различных сплавов для нужд ракетостроения, приборостроения, авиамоторостроения и т.д. Подробнее об этом предприятии можно прочесть в текстах «Забастовка на Опытном трубном» и «Документальная иллюстрация одного эпизода экономической борьбы промышленных рабочих 90-х годов».

Столетний юбилей В. Щербицкого не прошел незамеченным в украинских СМИ, что побудило меня, кадрового промышленного рабочего и одновременно многолетнего рабочего активиста социалистической ориентации, поделиться своими воспоминаниями о визите этого представителя высшего звена партийной иерархии КПССовского режима на ОЗ ГТИ – ГП ДЗПТ, который тогда, в 1980 г., еще носил свое первоначальное название – ТОЭЗ ВНИТИ.

Летом 1980г. лихорадочная подготовка к визиту Щербицкого, на заводе началась за месяц, если не раньше, до него. Все что можно, все что нужно и не нужно, мылось, красилось, подкрашивалось, белилось. Кругом на видных местах цеплялись красные транспаранты с ходульными лозунгами КПССовской пропаганды. Над  воротами в т.н. «поперечный пролет», которые являлись главными воротами в оба трубных цеха (в 90-е годы, в связи с сокращением производства, два трубных цеха были преобразованы в единый трубопрокатный цех, а бывшие цеха стали участками – участок нержавеющих сталей и участок сплавов), стал красоваться, наверное, всем в те времена набивший оскомину, КПССовский пропагандистский штамп, - «Планы партии – планы народа!».

Как наиболее яркие моменты подготовки  к визиту Щербицкого, сейчас,  почти через  38 лет после этого события, вспоминаются следующие эпизоды.

Очень интенсивно работал РСУ, – в штурмовом порядке перед вышеупомянутыми главными воротами в трубные цеха и перед воротами в механический цех были сооружены и заработали фонтаны из декоративного камня с маленькими бассейнами вокруг них, со скамейками по периметру, с выложенными кирпичом дорожками.

С тыльной  стороны огромного здания 2-го трубного цеха, между стеной цеха и бетонной дорогой, проходившей вдоль нее, были складировано большое  количество металлоконструкций, почему-то оставшихся невостребованными во время строительства здания (были там и трубы больших диаметров (250-400 мм.), оставшиеся после монтажа цеховой системы водоснабжения) и пролежавших там почти десять лет. Все это материальное богатство в десятки и десятки тонн черного металла беспощадно сгребли бульдозерами в выемку рельефа песчаных бугров – кучугур (большое пространство которых было огорожено заводским забором ТОЭЗ ВНИТИ под строительство в будущем второй очереди завода) и засыпали песком! Вдоль бетонной дороги, между дорогой и этим захоронением, опять же, в авральном порядке был построен совершенно бессмысленный забор из мощнейшего швеллера (250 мм.) высотой в один метр и покрашен почему-то в ярко-желтый цвет. На эту  затею опять  ушли тонны и тонны металла! Заборчик этот простоял как памятник визиту Щербицкого вплоть до 2011г., когда его срезали на металлолом рыцари частной инициативы, в это время уже вовсю бесчинствовавшие на умирающем заводе. Но не знали эти буржуины, что рядом, в десятке метров от заборчика, в балочке, под слоем песка лежит огромное количество черного металла, лежит еще с тех «советских» времен, когда «экономика должна была быть экономной»…

И как апофеоз этой кампании – за день до приезда Щербицкого, на завод автобусами завезли массу научных сотрудников из Трубного института и эта интеллигентная публика не только тщательнейшим образом подметала по всем пролетам 2-го трубного цеха, но и мыла с мылом(!) швабрами полы в  т.н. «высоком пролете»  - здании высотой 40 м., где размешались вертикальные вакуумные печи для термообработки труб из различных специальных сплавов.

И вот наступил день (числа не помню) приезда на завод этого одиозного партийного функционера российского государственно-капиталистического режима, занимавшего самый важный пост в его колониальной администрации в Украине. Наместник Кремля в Украине – кем еще мог быть в то время первый секретарь ЦК КПУ, член Политбюро ЦК КПСС?!

В этот день я работал во вторую смену. Щербицкий где-то подзадержался и его визит, ожидавшийся в первую половину дня, пришелся как раз на время начала работы второй смены. Во 2-м трубном цехе он появился где-то между 15.00 – 16.00. Пройдя проходную, я сразу обратил внимание на «Волги», стоявшие то тут, то там, по заводской территории. Было видно, что в каждом автомобиле сидит по несколько человек. Я сразу понял, что это «гебисты», обеспечивающие безопасность визита и что Щербицкий, может быть, уже где-то на заводе. Переодевшись в здании заводоуправления, где на втором этаже находились рабочие бытовки, я направился в цех, еще раз полюбовавшись на «Волги» с «гебистами». В цехе картина была еще более впечатляющей: на каждом углу стояли крепкие ребята в неброских темных костюмах, стояли так, чтобы каждый из них мог видеть двух своих коллег на других углах и поворотах. Внутри цеха, между 3-м и 4-м(пролетом проката) пролетами находилось одноэтажное здание из белого кирпича, где размещались ПРБ, кабинет начальника прокатного участка, инструментальная кладовая и довольно большое помещение, где проводились пересменки, называемые еще «оперативками» или «пятиминутками», обязательные для рабочих КПССовские политзанятия, а в обеденные перерывы используемое как комната приема пищи для тех прокатчиков, которые не посещали заводскую столовую. В этом помещении собралась вторая смена(прокатчики, волочильщики, резчики, шлифовщики, термисты, химики), собралась, как обычно, для получения сменных заданий. Но вдруг оказалось (кто конкретно из администраторов отдал это распоряжение, я уже не помню), что рабочие, эти «строители коммунизма», должны  не покидать этого помещения, находиться там под присмотром сменного мастера и более того, в этом помещении надо погасить свет на время посещения цеха главным коммунистическим партийным боссом Украины! Так неожиданно, рабочие второй смены 2-го трубного цеха оказались в полумраке(начальство распорядилось даже задернуть шторы на окнах), под присмотром сменного мастера и с озвученным требованием администрации – без дополнительного распоряжения это помещение не покидать! Посматривая в щели между шторами, можно было кое-как разглядеть, что происходит в пролете проката. А посмотреть было на что – ибо такое действо  за всю последующую историю завода (вплоть до его печального конца в 2012г.) уже не повторилось. За пульты станов встали разнокалиберные начальники, все в новенькой синей спецодежде, в новеньких оранжевых рабочих касках, имитируя собой рабочих (мы обычно ходили без касок и в спецодежде разного уровня изношенности и замызганности). Станы были включены на холостом ходу (т.е. при выключенной подаче трубной заготовки в очаг деформации), тем самым имитируя процесс холодного проката труб, но создавая реальный рабочий шум. Щербицкого должны были подвести к стану ХПТПВ    8-25, на котором в 1980г. постоянно работал я. Только этот стан не имитировал прокат, но действительно производил холоднокатаную трубу. Вместо меня, вроде как рабочий-прокатчик, за пультом стана стоял начальник прокатного участка. Почему именно мой стан удостоился такой «чести», – демонстрировать столь «высокому гостю» завода, что такое холодный прокат труб? Потому, что на других станах (роликовых) конструкция рабочей клети не позволяет непосредственно наблюдать за процессом проката. А на  стане ХПТПВ 8-25 рабочая клеть открыта спереди и сзади, что дает возможность наблюдать, как обливаемые струями эмульсии  валки совершают возвратно-поступательное движение по зубчатым рейкам, раскатывая при этом трубную заготовку в готовую трубу. Рядом со станом, на железном столе (на котором я обычно собирал-разбирал валки во время перевалок) еще в предыдущий день, в мою предыдущую вторую смену, был разложен основной и вспомогательный  прокатный инструмент: сияющие хромированные оправки, валки, сменные шестерни к ним, проводки, переходники… Все это было, разумеется, идеально чистым, но рядом с этой выставкой прокатного инструмента стояла стопка  больших белоснежных матерчатых салфеток, чтобы коммунистический партийный босс мог вытереть свои белые холеные пальцы после прикосновений к этим орудиям труда…

И вот, наконец-то! В щель между занавесками я увидел, как справа, из-за угла здания, в котором находились мы, т.е. в котором спрятали от «вождя» реальных рабочих, вышел он в сопровождении очень многочисленной свиты. Свита шла в почтительном удалении в несколько шагов, а рядом со Щербицким, в качестве гида шел тогдашний директор завода г-н Сандульский. Они прошли мимо   баррикады из огромных ящиков с еще не установленным новым оборудованием (в 1980г. завод еще наращивал свои производственные мощности), мимо тарахтящих вхолостую роликовых станов и согласно сценарию визита, остановились у моего ХПТПВ, наблюдая, как идет прокат. А в это время пролетарии томились в темноте, ожидая, пока закончится этот позорный спектакль. Несмотря на возражения сменного мастера, я покинул помещение (ни один из коллег не последовал за мной, «чтобы не нарываться на неприятности») и вышел за угол, чтобы лучше рассмотреть происходящее у моего стана. За моей спиной тут же материализовался «гебист», готовый, очевидно, нейтрализовать меня, «при случае чего»… Но я не «дергался», постоял, посмотрел, как Щербицкий и его свита наблюдают за работой ХПТПВ и возвратился к томящимся в темноте братьям по классу. Прошло еще какое-то время, как кто-то из начальства заглянул к нам и сообщил, что Щербицкого в цехе уже нет, что можно расходиться по рабочим местам  и приступать к работе. Мы вышли и, так сказать, на память о Щербицком разобрали на платки оставшуюся нетронутой стопку белоснежных салфеток…

В те времена, на излете «брежневщины», которую потом, в период «перестройки», официальная КПССовская пропаганда назовет «эпохой застоя», в общении с членами КПСС я уже употреблял выражение «ваша партия». Это резало их слух, это тогда  звучало крамольно, это тогда было фрондерством… Представители заводского КПССовского «партактива»(как правило, это были те же начальники) слыша такое, возмущались: «Как ты смеешь так говорить – «Ваша партия»?! Это наша партия, партия всех нас, партия всего народа!» Членов КПСС на заводе было много. Как водилось тогда, в «ленинской партии» состояла вся администрация, вплоть до «освобожденных» бригадиров включительно, да и среди рабочих членов КПСС было немало, хотя точных цифр я сейчас назвать не могу, как и количественного соотношения партийных и беспартийных рабочих. Разумеется, на заводе был партком, был и комитет комсомола со своими отдельными помещениями, были «освобожденные» партийные функционеры, - секретарь парткома и секретарь комитета комсомола со своими персональными секретаршами. Обстоятельства подготовки к визиту Щербицкого на завод, как и сам визит, дали мне хороший повод для злой иронии и ерничества в адрес рабочих-членов КПСС. Особенно едко я комментировал эпизод с изоляцией второй смены в темном помещении во время посещения Щербицким нашего цеха. «Ну что?!   Ну как лидер вашей рабочей партии встретился с рабочими?!» - подтрунивал я над ними. Конечно, они были изрядно смущены и сами плевались, но пытались оправдываться, говоря, что вся вакханалия подготовки к визиту и сценарий посещения Щербицким 2-го трубного цеха есть инициатива заводского начальства, мол, «царь-то хороший, это бояре плохие…» «Не надо!» – отвечал им я – «Он сам, прежде чем вскарабкаться на вершину власти, прошел эту школу показухи, очковтирательства и окозамыливания и прекрасно знает, как готовятся и проходят подобные визиты…»

Закончив срочную службу в «Советской» армии(которая у меня проходила в Казахстане), я в конце 1975г. возвратился в родной Днепропетровск и в начале 1976г. поступил рабочим на ТОЭЗ ВНИТИ. Хотя после окончания средней школы в 1972г. и до призыва в СА в 1973г., я успел поработать рабочим геодезической партии Приднепровского Промстройпроекта в окрестностях Днепропетровска, в Горловке и в Запорожье, моя трудовая биография в качестве промышленного рабочего началась только в 1976г. именно на ТОЭЗ ВНИТИ.  Одновременно я интенсивно занялся самообразованием в гуманитарной сфере.  Мне надо было выяснить себе самому основы собственного мировоззрения, уяснить, кто я есть и каково мое положение в обществе. Затем, исходя из этого, определиться с адекватными моему социальному положению идейно-политическими позициями. Оглядываясь на прошлое, я теперь считаю, что процесс подобного самообразования развивался очень медленно, но в 1980г. я уже находился под сильным влиянием идей «рабочей оппозиции» и с ее позиций пытался критически оценивать окружавшую меня «советскую» действительность. Я также был всецело захвачен, увлечен, восхищен борьбой польской «Солидарности», информацию о деятельности которой я черпал из всех доступных мне источников: методом от противного из «советской» прессы и КПССовских «контрпропагандистских» брошюр, но прежде всего, конечно, из «забугорных» радиоголосов (ВВС; «Голос Америки»; «Немецкая Волна»; «Радио Свобода»). Впоследствии я всегда говорил, что являюсь рабочим активистом «солидарнического» происхождения. Польская «Солидарность»-80 была моей самой большой социально-политической любовью, а в дальнейшем, в 90-е годы, «Солидарность» стала моим самым большим и самым жестоким социально-политическим разочарованием… Но ко времени визита Щербицкого на завод, я уже пытался рассказывать коллегам о «Солидарности» и ее борьбе, уже пытался вести антивоенные разговоры по поводу вторжения «СССР» в Афганистан. Не знаю, был ли какой-то эффект от этих первых робких попыток вести «антисоветскую агитацию и пропаганду», но уже точно не было никакого эффекта от моего фрондерства с демонстративным бойкотом (методом личного примера) добровольно-принудительного приобретения билетов государственной лотереи и таких же добровольно-принудительных выплат в т.н. «Фонд Мира». «Не хочешь платить взносы в «Фонд Мира»?! Значит, ты не хочешь, чтобы наша страна была сильной и могучей! Значит, ты работаешь на Рейгана!» - так публично, перед рабочими, клеймил меня по этому поводу начальник участка. Слушая, как  начальники обвиняют меня в «пособничестве американскому империализму», все остальные рабочие нашей смены продолжали  «добровольно» (матюкаясь при этом) платить взносы в этот фонд «холодной войны».

Но! В 1980г. (по моему, это было гораздо важнее подобного фрондерства и пропагандистских проб) у меня был первый микроскопический успех в первых попытках инициировать и организовывать экономическую борьбу промышленных рабочих. Впереди, в следующие четверть века (в 2005-2006г.г. я, по большому счету, уже свернул свой синдикалистский активизм)  меня ожидало много, слишком много поражений в этой борьбе (так, из восьми забастовок, организованных мною на разных днепропетровских заводах в 90-е годы, семь закончились поражением рабочих), но именно эти первые попытки, каким бы мизерным ни был их масштаб, принесли первый успех. 

Конкретным содержанием конфликтной ситуации, имевшей место между рабочими основной специальности (вальцовщиками холодной прокатки труб) и администрацией во 2-м трубном цехе ТОЭЗ ВНИТИ было положение, при котором нормы выработки (нормированные сменные задания) имели тенденцию к росту, при том, что зарплата рабочих оставалась без изменений. Даже не приводя здесь политэкономических выкладок, понятно, что эксплуатация наемного труда государственным капиталом при этом нарастала. Но даже при отсутствии реального профсоюза (квази-деятельность официального квази-профсоюза от ВЦСПС, в котором тогда поголовно состояли все рабочие, - не в счет) прокатчики имели возможность затормозить этот процесс удешевления собственной рабочей силы. Избегая излишней детализации, по возможности, как можно короче, излагаю, как выглядел этот процесс и какие в то время  у рабочих-прокатчиков были возможности его нейтрализовать.

Итак, заработная плата у рабочих ТОЭЗ ВНИТИ (у прокатчиков в том числе) при государственном капитализме была повременно-премиальной. Это означает, что общая величина зарплаты была  разбита на почасовую тарифную ставку, согласно имеющемуся у работника квалификационному разряду и премию, разбита, по моему мнению, на чрезвычайно невыгодное для рабочих соотношение 1\1. Одну половину зарплаты составлял твердый, неприкосновенный тариф, другую – премия, которая платилась в полном объеме только при выполнении норм выработки и к тому же постоянно подвергалась урезаниям со стороны действовавшей на заводе и до мелочей регламентированной системы штрафов, - т.н. СТП(«Стандарт труда предприятия»). По тем или иным причинам «сидеть на голом тарифе»(как тогда выражались) - означало для рабочих находиться в чрезвычайно стесненных материальных обстоятельствах.  (Немного отвлекаясь от темы, хочу сказать, что в дальнейшем мне еще предстояло «сломать немало копий» в колдоговорных кампаниях, объясняя, доказывая, убеждая братьев по классу в том, что разбивка их зарплаты на тарифную и премиальную часть совершенно искусственна, что это выдумка и затея эксплуататоров, что премиальная часть зарплаты – это не благодеяние господ, что она берется не от их щедрот, а в результате труда рабочих, точно так же, как и тарифная ее составляющая. При заключении колдоговоров, в острых дискуссиях с «лейтенантами капитала», я настаивал, добивался, требовал, - по максимуму, – ликвидации премиальной составляющей зарплаты как таковой, по минимуму, -   хоть какого-то сокращения премиальной части в общей структуре зарплаты рабочих). Двинемся дальше. Допустим, что несколько станов катают один и тот же прокат, - один и тот же размер труб. Допустим, что согласно сменному нормозаданию,  отдельный вальцовщик за смену должен выкатать 100 м. труб. Если   из дня в день, в течение месяца,  этот вальцовщик стабильно выкатывал не менее 100м., то есть, справился с месячным нормозаданием, то он мог рассчитывать на получение 100% премии (полностью получить вторую половину своей зарплаты), если, конечно, какой-то процент премии не сожрал у него проклятый СТП. Но вальцовщик мог заработать и больше. Если он выкатает за смену лишних десять метров, т.е. на 10% перевыполнит сменную норму, то он тем самым заработает дополнительно 5% премии, если он сможет перевыполнить норму на 20%, т.е. выкатать 120м. труб за смену, то здесь соотношение 5% премии за 10% перевыполнение нормы не менялось,  - за 120м. вместо нормы в 100м. он мог рассчитывать на начисление 10% премии.  

Вот здесь-то и начиналось самое интересное! Если один из всех катающих одинаковый прокат вальцовщиков стабильно в течение месяца выкатывал по 110м. вместо 100 по норме, то на следующий месяц норма для всех была уже 110м.  и гонка за заработком, для всех катающих этот прокат, начиналась по новой, но в уже более худших условиях. Теперь, чтобы получить дополнительных 5% премии, вальцовщику уже надо было  выкатать за смену 120 м. Но допустим, что какому-то «передовику» пресловутого «социалистического соревнования» удалось (и удавалось!) в течение месяца стабильно(простои по электрической или по механической части в счет не брались)выкатывать по 120 м. и получить желанные 105% премии за месяц(СТП, т.е. штрафы  оставим за скобками). Это значит, что на следующий месяц администрация устанавливала норму  уже в 120м. и гонка начиналась по новой, загоняя  непрерывно удешевлявших свой труд вальцовщиков в безвыходный тупик, когда при малейшей заминке, при малейшем простое  по прокатной части, новую  норму выполнить было уже невозможно, а значит, по итогам месяца уже нечего было рассчитывать на полную, в 100% премию. Стоит добавить, что выполнение постоянно растущих норм заставляло вальцовщиков вести прокат в интенсивных режимах, что значительно увеличивало вероятность накатать брак (по геометрии труб или по состоянию их наружной и внутренней поверхности), что влекло за собой лишение какой-то части или даже всей премии, а в самом худшем случае, вместе со снятием премии, даже снижение квалификационного разряда, что наносило удар уже по тарифной части зарплаты.

Имела место конфликтная ситуация, налицо было нараставшее давление государственного капитала на наемный труд. В этой ситуации мне удалось выступить инициирующим и организующим элементом самозащиты наемного труда. Я понимал, что при нашей общей классовой слабости единственным реальным способом пролетарской самозащиты будет «негативный контроль за процессом труда»(как удачно выразился английский леворадикальный теоретик Х. Тиктин). Через многие  индивидуальные и коллективные беседы, споры, сомнения и колебания товарищей, мне удалось достичь согласия всех вальцовщиков  не перевыполнять норм выработки, скрывать свои действительные возможности по производительности труда, то есть, тормозить рост производительности нашего труда в условиях замороженной зарплаты. Этот успех дался нелегко. Шатаний было много, ведь каждый хотел заработать побольше. Но сила моей аргументации была в том, что она подтверждалась ежедневной практикой погони за выполнением постоянно растущих норм.

В общем, это был сговор рабочих, - солидарное сопротивление, элемент того, что  боссы в индустриальных странах Запада в свое время называли «преступным синдикализмом»…

Это был первый успех. Впереди меня ждало еще много  классовых столкновений, в которых, как я уже упоминал, поражений было во много раз больше, чем побед. Но даже в начале ХХI ст., когда формы оплаты труда вальцовщиков менялись чуть ли не каждые полгода, я,  уже будучи старым, опытным вальцовщиком 6-го разряда,  всегда напутствовал рабочую молодежь, только начинающую осваивать интересную профессию трубопрокатчика: «Боссы никогда не должны знать ваших действительных возможностей по производительности труда. Научившись катать трубы, не гонитесь за метражом. В условиях, когда мы не можем влиять на расценки и нормы, соблазн заработать побольше на метраже, заведет вас в тупик. Задача боссов – заставить нас сделать побольше и заплатить при этом поменьше, т.е. подешевле купить наш труд. Наша задача – сделать поменьше и получить при этом побольше, т.е. подороже продать свой труд.» Не все «кнопочники»(так называли вальцовщиков, которые, поступив на прокат, научились только нажимать кнопки на пульте, еще не зная очень многих нюансов настройки стана, перевалок с размера на размер, подготовки прокатного инструмента и т.п.) прислушивались к моим советам и начинали «гнать метры», но производственная реальность рано или поздно их жестоко обламывала.

Возвращаясь к визиту Щербицкого на ТОЭЗ летом 1980г., можно сказать – не знал Щербицкий, что там, где он со своей огромной свитой наблюдал за холодным прокатом труб, сложился рабочий «антисоветский заговор» по торможению роста производительности труда, да еще где, – на предприятии ВПК!

Производительность труда – важнейший показатель человеческой жизнедеятельности. В конечном счете, именно  он  определяет судьбу общественно-экономических формаций и социально-политических систем. Тогда, в 1980-м, я, конечно, не мыслил такими глобальными категориями. Просто нужно было как-то сопротивляться усилению эксплуатации. Но потом, уже во времена буржуазно-демократической революции 1989-1991г.г., когда участие в борьбе за независимость Украины стало одной из важных составляющих моего политического активизма, думая о прошлом, я не раз приходил к следующей мысли: в том, что Российская империя под лживо-лицемерной вывеской «СССР»,  значительно отставая по производительности труда от индустриальных стран Запада, проиграла военно-экономическое межимпериалистическое соревнование под названием  «холодная война» и частично развалилась, на каком-то микроуровне есть заслуга  рабочих, тормозивших рост производительности труда на  предприятии ВПК под названием ТОЭЗ ВНИТИ в начале 80-х годов. 

Вот к таким воспоминаниям и размышлениям подтолкнула меня 100-летняя годовщина со дня рождения Щербицкого, политическая фигура которого вызывает у меня только сильную антипатию. 

О. Д.

Промышленный рабочий, социалист.

Февраль-2018