Августовский путч 1991 г. и днепропетровские анархисты (воспоминания)

 

К 30-тилетней годовщине ГКЧП.

 

Необходимое предисловие.

Предлагаемый вниманию читателей текст … был написан сразу после известных событий, очевидцем и в какой-то мере участником которых автору пришлось быть. Этот текст взят из готовящегося к публикации сборника избранных авторских текстов за 1991г. под общим названием «ГОД ВЕЛИКОГО ПЕРЕЛОМА».

В 1991г. автор был анархо-синдикалистом (в 1994г. он перешел на марксистские идейные позиции), ответственным за агитацию и пропаганду в  существовавшей с мая 1989г. Днепропетровской секции Конфедерации Анархо-синдикалистов - Анархо-коммунистического Революционного Союза (КАС-АКРС), по социальному положению – промышленным рабочим, слесарем-ремонтником парокотельного цеха одного из днепропетровских промышленных предприятий.

К августу 1991г. Днепропетровская секция КАС-АКРС оказалась на грани самоликвидации, по причине продолжавшейся с ноября 1990г. чистке и отсутствия притока новых членов. Порядок был принят такой, что члены секции, три раза без уважительных причин не принявшие участия в том или ином мероприятии, исключались из ее состава. В течение 1990-1991гг. секцию также покидали люди, осознавшие, что в обозримом будущем их не ждет ничего, кроме упорной пропагандистской работы в составе маленькой группы единомышленников. Подобное состояние Днепропетровской секции КАС-АКРС будет очень заметно в предлагаемом тексте.

 

СТАЛИНИСТСКИЙ ПУТЧ И ДНЕПРОПЕТРОВСКИЕ АНАРХИСТЫ.

(Хроника трех дней)

19-е августа 1991г., понедельник.

Около 6.30 утра. Собираюсь на работу. В комнате тихонько бубнит радио. Не прислушиваюсь, но диктор на радио нагнетает и нагнетает страсти («Родина в смертельной опасности…» и т.д. и т.п.) и я постепенно начинаю соображать, что это, очевидно, именно то, что произошло. Сомнения окончательно развеялись, когда где-то в 6.45 я услышал: «Мы передавали «Обращение … ГКЧП»».

На заводе уже идет живое обсуждение обрушившихся на нас новостей. Многие рабочие выражают удовлетворение устранением Горбачева, нескрываемо довольны господа-начальники, но никто не верит официальной версии «… по состоянию здоровья».

«Может, оно и к лучшему, что кончилась эта гласность» - вот так, не очень уверенно, выражает свое одобрение тому, что произошло, начальник парокотельного цеха, член КПСС г-н Несмашный утром, на пятиминутке по раздаче производственных заданий ремонтной службе.

Я стараюсь как можно убедительнее разъяснить коллегам, что дело не в Горбачеве, а в том, что всех снова загоняют в клетку сталинистского режима.

8.30. Бросаю рабочее место, выхожу с территории завода и быстро направляюсь домой(благо, идти всего лишь 15 минут), - готовить к эвакуации архив секции. Он не должен попасть в руки красных путчистов. За полчаса папки с документами подписаны, пронумерованы и упакованы в рюкзак.

Возвращаюсь на завод. А там уже поднял голову классовый враг в лице государственной администрации. Мне передают содержание одного из утренних разговоров заводского начальства: «Допрыгался Дубровский! Теперь ему прижмут хвост!»

Урывками в рабочее время и весь обеденный перерыв пишу карандашом листовки всего лишь с тремя фразами: «НЕТ ЧРЕЗВЫЧАЙЩИНЕ! НЕТ ПУТЧУ ГЕНЕРАЛОВ! УКРАИНЕ НЕЗАВИСИМОСТЬ!»

В обеденный перерыв на заводе в кабинетах начальства везде сняты портреты Горбачева. Начальник парокотельного цеха г-н Несмашный ходит по двору за цехом и дурачась, приговаривает, размахивая таким портретом: «Кому продать?! Кому продать?!...».

После обеда листовка из трех фраз расклеена мною по всей территории завода. При многочисленных свидетелях из числа рабочих у меня происходит стычка с и.о. директора (август – любимое время отдыха господ-начальников и директор завода, одновременно секретарь по идеологии в заводском парткоме КПСС,  г-н Шакалов пребывает в отпуске), главным инженером завода, одновременно членом заводского парткома КПСС и членом завкома официального профсоюза г-ном Никаноровым, , этим охамевшим барином, который без тени смущения может направлять рабочих мыть его частный легковой автомобиль. Срывая листовку с доски приказов и объявлений по парокотельному цеху, он кричит: «Все! Завтра же приказом по предприятию будешь уволен! В стране чрезвычайное положение! Хватит баламутить коллектив! Не позволю вести эту агитацию!» Мне уже не до обычной корректности. Отвечаю, не сдерживая эмоций: «Контра недобитая! Прихвостень генеральский! Что, обрадовался?!» и т.д. и т.п.

Все сорванные листовки мною восстановлены. Ближе к концу рабочего дня происходит еще одна стычка с Никаноровым. Войдя в механическую мастерскую парокотельного цеха, он говорит председателю фиктивного «Совета трудового коллектива» (СТК), токарю В. Жиле: «Валерий Иванович! Надо собраться и обсудить действия Дубровского и его агитацию» Ко мне: «Убирайся в свою независимую Украину! Здесь пока еще Украина зависимая!» Отвечаю ему в том же тоне, что и несколько часов назад. 

С завода по телефону договариваюсь о встрече с товарищем А. 

18.00. Встреча с А. За спиной у меня рюкзак с архивом. А. делает мне замечание: почему я без «партийного значка»? Ведь сейчас, когда путчисты запретили все, кроме КПСС, партии и организации, надо демонстративно носить значки.  У самого А. на груди большой КАСовский значок. Транспортируем с ним рюкзак с архивом на один из промежуточных адресов и расстаемся. Встреча завтра, «на РУХе».

Около 20.00. Захожу к сочувствующему В., у которого еще с осени 1989г. сохраняется часть архива. Выясняю у него: не напрягает ли его в нынешней ситуации хранение «подрывных материалов»? Нет, все в порядке!

Сидим у В. на кухне, слушаем по радио указы хунты и, как водится в «СССР», одобрение ее действий «советскими гражданами», и пьем водку за победу над путчистами…

 

 

Ночь с 19-го на 20-е августа 1991г. Ночь без сна. Сработана следующая листовка и начато ее тиражирование на печатной машинке.

Г Р А Ж Д А Н Е !

В стане произошел контрреволюционный антисоветский переворот. Генеральско-аппаратная хунта, прикрываясь разнузданной демагогией, душит гласность, топчет демократию, уничтожает все достижения Украины на пути к независимости и самые принципы Советской власти – власти Советов рабочих и крестьян.

Воле народов противопоставлена сила. Силой имперской армии, КГБ и МВД, генералы и их марионетки вновь намерены загнать народы в свой загон – в свою «великую державу».

Хунта выражает интересы партийно-государственно-военного аппарата, - этого класса эксплуататоров, который жизненно заинтересован в сохранении Российской империи, в сохранении порядков государственного произвола и насилия над обществом.

Граждане! Бойкотируйте и саботируйте все указы и распоряжения хунты и ее представителей, останавливайте производство, выходите на улицы!

Скажем НЕТ диктатуре генералов и партаппаратчиков!

НЕТ – кремлевским заговорщикам!

НЕТ – генеральскому перевороту!

Украине – Независимость!

Народам – Волю!

БУДЕМ СОЛИДАРНЫ В БОРЬБЕ ЗА СВОБОДУ!

Анархо-Коммунистический Революционный Союз

Конфедерация Анархо-Синдикалистов

г. Днепропетровск

 

20-е августа 1991г., вторник.

В течение рабочего дня листовка «ГРАЖДАНЕ!» расклеена мною во всех производственных помещениях и на территории завода, а также на соседнем (через забор) заводе «Стройдеталь».

18.00. Митинг на центральной площади Днепропетровска. Проводит митинг РУХ.

Перед началом митинга разговариваю с лидером Демократического Движения Днепропетровска (ДДД) В. Рыжковым, который в мае 1989г. в публичной полемике со мной, называл идеологию анархо-синдикализма реакцией… отсталых слоев рабочего класса на индустриализацию. Я с превосходством усмехаюсь, - как же осторожничают эти буржуазные демократы! Оказывается, Политсовет ДДД еще не выработал свой документ по поводу путча! Тут же, что называется, на ходу, члены Политсовета ДДД начинают тезисно определять содержание текста своей листовки.

Потом у меня получается краткий разговор с Иваном Шулыком, главой местного РУХа. Договорились, что слово на митинге будет дано и мне, как представителю днепропетровских анархистов.

Идет митинг. Выступает И. Шулык. Он оглашает всю известную к этому времени информацию о путче, в том числе и то, что в ночь с 19-го на 20-е августа в Днепропетровск прибыл полк воздушно-десантных войск с техникой. Зачитываются заявления по поводу путча от РУХа, от Республиканской партии Украины, от Народной Рады Верховного Совета «УССР».

Стою рядом с Шулыком. К нему сзади начинает прорываться милицейский подполковник и еще какой-то тип в штатском. Требуют прекратить выступление и сам митинг. Действуют довольно бесцеремонно. Несколько руховцев и я вместе с ними, загораживаем доступ к Шулыку, ведь подполковник уже тянется схватить того за брюки. Молодой руховец лицом к лицу не пропускает его. Тогда подполковник грубо тыкает пальцами руховцу под ребра. Толкаю его сбоку, говоря при этом: Ведите себя прилично, господин подполковник!». Смотрит волком, косится на мои красно-черные значки (с утра я нацепил все «регалии»: круглый черно-красный значок КАС и красно-черный, наш, украинский, «бандеровский», в виде маленького флажка со словами «ВОЛЯ АБО СМЕРТЬ!»), но больше не дергается, ведь их всего двое, а кругом весьма решительно настроенные граждане.

Выступает пан Заремба, голова Товариства Української Мови (ТУМ). Затем Шулык все-таки предоставляет слово для внеочередного заявления господину подполковнику, фамилия которого Веревкин и он есть начальник отдела ГУВД по охране общественного порядка. Время 18.50. Подполковник Веревкин забирается на бетонную тумбу, служащую трибуной и требует митинг прекратить (ведь он не санкционирован городской властью!) и разойтись. Граждане встречают это требование возмущенным ревом и свистом. Подполковник тут же «запускает утку» о том, что в 19.00 по телевидению будет выступать Кравчук и слезает с бетонной тумбы. 

Вновь выступает Шулык. Он отказывается прекратить митинг и опровергает дезинформацию милицейского начальника по поводу выступления Кравчука по телевидению. Сейчас моя очередь выступать, но у меня за спиной вдруг оказывается Вл. Стрелковский, только что приехавший из Москвы. Уступаю выступление от анархистов ему (ведь он прибыл из эпицентра событий), тем более, что у него это лучше получается. Вопреки своему обыкновению, на этот раз Стрелковский предельно краток. В двух словах передает обстановку в Москве, какой она была там вчера, 19-го августа, зачитывает нашу листовку «ГРАЖДАНЕ!», призывает рабочих к захвату предприятий, к изгнанию оттуда государственной администрации, к охране заводов рабочими отрядами.

Завершает митинг Шулык, а Стрелковский уходит в гущу митингующих. Буквально через две минуты после этого, при мне, маленький человек с совершенно невзрачной внешностью (классический шпик, да и только!) докладывает Веревкину о том, где в толпе митингующих находится Стрелковский. Подполковник и тип в штатском направляются туда, мы (я и товарищ А.) – за ними. При встрече со Стрелковским происходит разговор между анархистами и полицейскими (милицейскими) чинами. Они допытываются у Стрелковского: кто он такой и является ли он лидером местных анархистов? Стрелковский отвечает: у нас нет руководителей и подчиненных, есть активисты. Чинам это явно непонятно.  Стрелковский поясняет: вот он, к примеру, занимается финансово-экономической деятельностью в Интернациональной Рабочей Ассоциации, а меня представляет как идеолога местных анархистов.

Тип в штатском просит меня назвать свою фамилию имя и отчество: «Может, придется общаться…». Говорю ему, что культурные люди вначале представляются сами и только потом обращаются с подобной просьбой к собеседнику. Показывает удостоверение, - старший лейтенант Логвиненко из отдела по охране общественного порядка ГУВД. Называюсь в свою очередь и говорю, что у днепропетровских анархистов уже есть «знакомый» из их отдела – старший лейтенант Седлецкий. Бывали у него «в гостях» несколько раз в 1989г. …

Вокруг собирается человек 15. Начинается бурная дискуссия об анархии, анархизме и анархистах. Чины как-то незаметно растворяются, - это им, видимо, уже не интересно. Раздаю всем присутствующим тверскую анархистскую газету «Бунтарь».

Наконец уходим с площади. Темнеет. Еще некоторое время обсуждаем проблемы существования Интернациональной Рабочей Ассоциации  и нашей секции в свете  сталинистского путча. Стрелковский едет домой. Возможно, уже завтра он уедет из города, а мы (я и товарищ А.) направляемся в противоположную сторону. Нам надо перебросить архив секции с промежуточного адреса на место постоянного нелегального хранения.

Сначала довольно долго едем на трамвае, затем идем пешком по практически безлюдным, лишь кое-где освещенным переулкам. Кстати, проходили мимо зенитно-ракетного училища  и городской комендатуры, - активности никакой не заметно. Вновь долго едем на троллейбусе и вот мы у цели. Все сделано. Я думаю, что наш архив в безопасности.

Около 23.00. Возвращаюсь домой через центр города. Центральный проспект им. Карла Маркса почему-то очень плохо освещен. Тихо и почти безлюдно. Пройдя пешком около полутора километров по самому центру Днепропетровска, ни ОМОНа, ни даже нарядов обычной милиции не встретил…  

 

Ночь с 20-го на 21-е августа 1991г. Вновь ночь без сна. Печатаю и печатаю листовку «ГРАЖДАНЕ!».

 

21-е августа 1991г., среда.

В Москве пролилась кровь. Танки и баррикады. Информация поступает весьма противоречивая. Множество слухов. На заводе ремонтная служба парокотельного цеха почти ничего не делает, - рабочие явно напуганы развитием политической ситуации. Во дворе за цехом они либо сидят в тени, либо стоят кучками и обсуждают события в Москве. Идут споры, подчас весьма острые. Как обычно, доминируют реакционно-консервативные настроения. Слышится и такое: «Ведь при Пиночете порядок был!»; или «Не надо…! При Сталине каждый год цены снижали!». Это голос тех, кто тоскует о «плетке», о «сильной руке», кто батрачит на даче у директора Шакалова, кто моет машину главному инженеру Никанорову… 

Становится известно, что 19-го августа на 16.00 в Индустриальном райкоме КПСС собирался пресловутый «партхозактив» района. Совещание партаппарата с директорами предприятий шло до 20.00.

Поступает информация, и о том, что на следующий день, то есть, вчера, вновь на 16.00 в райкоме был сбор секретарей КПССовских парторганизаций предприятий Индустриального района и вновь совещание шло несколько часов. По итогам этого совещания (это то, что уже известно) было принято решение о направлении на предприятия района полномочных «троек» членов КПСС, - представителей райкома, для «укрепления трудовой и производственной дисциплины и проведения в жизнь решений ГКЧП».

Одна из листовок «ГРАЖДАНЕ!», размещенная мною на одном из стендов (под стеклом, то есть, не приклеенная) в здании заводоуправления, была снята и возилась Никаноровым в райком КПСС, для иллюстрации подрывной деятельности анархо-синдикалистов.

11.00. Обеденный перерыв. Заводской буфет. Главный энергетик завода г-н Нафанец, поспешивший, в свете нынешних событий, выйти из КПСС весной этого года, а до этого, естественно, бывший членом заводского парткома (он же был многолетним председателем завкома официального профсоюза и до сих пор является его членом; это именно с его подачи, в январе 1990г. завком направил «частное определение» в адрес райотдела КГБ о моей «антипартийной подрывной деятельности и разложении коллектива» и вывел меня из своего состава), бурно возмущается перед рабочими тем, что «в Москве экстремисты оказывают армии сопротивление, поднимают руку на родных советских солдат и поэтому там льется кровь».

Сегодня же выступал перед рабочими и г-н Никаноров. Он классифицировал: Ельцин и его окружение – это белые; ГКЧП – это красные, спасающие СССР и социализм, между ними – гражданская война…

В этот день я практически не работаю, - мотаюсь по соседним предприятиям. На их территории и между ними, вдоль подъездных железнодорожных путей и на заборах, на воротах, везде, где только можно, пишу мелом: «ХУНТА НЕ ПРОЙДЕТ! НЕТ ГЕНЕРАЛЬСКОМУ ПЕРЕВОРОТУ!».

На заводе «Стройдеталь» все наши листовки уничтожены, но у меня на заводе на них уже никто не покушается….

После работы – скорее домой, печатать листовки.  

Около 17.30. Включив телевизор, я услышал слова «бывший ГКЧП», а затем объявление о пресс-конференции группы Вольского-Бакатина. Все ясно.  Хунта НЕ ПРОШЛА!

Горячка кончилась. Подполье пока откладывается…  

О. Дубровский.

26-е августа 1991г.

г.  Днепропетровск.

 

 

 Необходимое послесловие.

На следующий день я пришел в заводоуправление и лично поснимал в зале для собраний и во всех начальственных кабинетах портреты Ленина. Что я с ними потом сделал – уже не помню, но не сжигал – это точно. Возможно, поломал, порвал и выбросил в мусорный бак. И тогда, и сейчас, тридцать лет спустя, я уважал и уважаю Ленина, как великого революционера, как одного из самых выдающихся теоретиков и практиков социального освобождения. Но тогда, в августе 1991г.,  его портреты были одним из символов ненавистного КПССовского режима и поэтому должны были быть ликвидированы в ходе нашей национально-демократической (буржуазно-демократической) революции.

Тогда же я потребовал у боссов ключи от помещения КПССовского парткома и объявил им, что реквизирую это помещение под рабочую библиотеку, идея создания которой хорошо воспринималась в коллективе. Это был мой первый опыт создания явочным порядком независимых рабочих библиотек непосредственно на производстве.

И вся административно-КПССовская свора даже не пикнула по поводу ликвидации портретов Ленина и реквизиции помещения парткома под рабочую библиотеку. Никто из них не возражал. Все, как говорится, «поджали хвостики и проглотили языки»…

Но через год, в октябре 1992г., те же боссы, уже осмелевшие, уже, конечно, скинувшие свою «коммунистическую» личину, уволили меня с «волчьим билетом» (ст. 40, п.3 КЗоТ), как инициатора, организатора и председателя стачкома проигранной экономической забастовки…

О. Дубровский.

24.08.2021.

Читайте также: 

Что в 1991 году писали газеты Днепра о провозглашении Украиной независимости