Новая книга

29 ноября в субботу в 15.00 в Киеве по адресу ул.Грушевского 28/2 при содействии общественной организации «Альтерра», объединения «Левая оппозиция» и ОК «Против течения» состоится презентация и обсуждение книги:

Александр Попович, Захар Попович

От бюрократизации управления до бюрократизации мысли: 

Марксистский анализ феномена бюрократии. - Москва.:URSS, 2014. - 392 с.

Ниже приводим заключение авторов.

 -

Авторы вполне отдают себе отчет в том, что эта книга не будет читаться как занимательный роман «от корки до корки», и совсем не в обиде на нетерпеливого читателя, который, пробежав оглавление, выберет и станет читать только ту главу, которая, как ему покажется, наиболее близка к сфере его интересов. Это естественно для нашего суетного времени, когда даже у пенсионеров постоянно не хватает времени. При ее написании мы не ориентировались на читателей, какой бы то ни было определенной профессии, надеясь, что нечто интересное для себя здесь найдут и управленцы, и политики, и просто люди, неравнодушные к судьбе своей страны и человеческой цивилизации. Тем более важным и уместным представляется в заключении подвести некоторый итог изложенному, обратить внимание на главное, что мы хотели сказать.

Прежде всего, мы стремились поделиться с читателем своей обеспокоенностью по поводу всеобщей, можно сказать – глобальной, недооценки бюрократизации – не только системы управления, а бюрократизации всей нашей жизни, ее нарастающего влияния на настоящее и будущее человечества. Краткий экскурс в историю, сделанный в первой главе, подтверждает, что истоки и предвестники бюрократии можно обнаружить в седой древности, они возникли почти одновременно с появлением имущественного неравенства людей. Хотя, конечно, ее действительно системное развитие неразрывно связано со становлением буржуазного жизненного уклада (нам представляется, что это утверждение совсем не противоречит выводу Перри Андерсона о том, что абсолютистские режимы, возникшие еще при феодальном строе, фактически подготовили бюрократические системы управления для буржуазии [Андерсон, 2010]).

Однако было бы большим заблуждением трактовать наличие древних корней бюрократизации как доказательство ее неизбежности и неустранимости. С другой стороны, нелепыми и совершенно лишенными исторического обоснования представляются попытки представить бюрократизацию как порождение социалистических подходов [Мизес, 2006]. Да, она сумела выжить и при революционных попытках изменения общественного строя, но совсем не потому, что оказалась жизненно необходимой для общества или совершенно незаменимым атрибутом его организации. Бюрократические структуры действительно пронизывают организм всех государств, но не как костяк этого организма, а паразитируя на нем подобно метастазам раковой опухоли.

История подтверждает, что бюрократия, как правило, вольно или невольно практически всегда подрывала устои общественно-политического строя, соками которого она питалась. Она нередко ухитрялась выживать и при крахе этого строя, быстро приспосабливаясь к новым политическим лозунгам, фразеологии, но сохраняя в практически неизменном виде свои практические приемы социальной демагогии, свою подлинную глубоко аполитичную и своекорыстную сущность. И если в прежние времена это чаще всего выражалось в готовности служить любому хозяину, то сегодня все явственнее проявляется умение прибрать к рукам любую власть и заставить ее служить своим интересам. Это явление в той или иной степени наблюдается сегодня во многих странах, но приобрело небывалые прежде масштабы в Украине. С этой точки зрения очень интересно, к чему приведет уникальный эксперимент, который ставит ныне Россия, где находящаяся у власти бюрократия сама создала правящую политическую партию, настойчиво пытающуюся вписаться в процесс демократизации общества¹.

Бюрократия и бюрократизация в широком плане не имеют аналогов в живой природе. Это продукт развития человеческой цивилизации – пусть и далеко не лучшая, но все же весьма существенная часть мировой культуры. Её нельзя рассматривать только как некую внутреннюю болезнь органов управления самих по себе, ее воздействие на общество отнюдь не ограничивается лишь снижением эффективности государственного управления. С ней связано формирование специфического мироощущения и типа мышления, которое проникает во все сферы общественной жизни, в том числе в науку, в образование, в художественную культуру.

В ходе бюрократизации управления и личностей участников этого процесса их сознание мистифицируется, превращается в род магии, при котором человек уже не в состоянии отличить видимость от реальной действительности, когда дезинформация руководства становится уже искренним самообманом, а казенный оптимизм духовной потребностью. Критерий истины оказывается подчиненным критерию веры.

Порожденная бюрократией мистификация сознания, сопровождаемая уходом от реальности и обожествлением государства, зачастую отождествляемого с бюрократической структурой, удивительным образом переплетается в бюрократическом сознании со стремлением к тотальному контролю и регламентации всего и вся. Но самое страшное, что эта аномалия сознания, возникшая из соображений удобства общения между разными уровнями иерархии внутри бюрократических структур, распространяется далеко за их пределы и покрывает дурманящим туманом общественное сознание целых народов. Сегодня имеются несомненные свидетельства бюрократизации системы образования и педагогики, жизни производственных предприятий, общественных организаций и политических партий. Казалось бы, наибольший иммунитет против бюрократизации должен быть у ученых, но мы видим явные ее проявления в жизни многих научных коллективов и даже влияние на методологию научного поиска, в которую она привносит свою долю догматизма и неприятия нового.

В СССР бюрократизация партии и страны в целом имела катастрофические нравственные и социально-психологические последствия. Ведь на каждом шагу люди видели подмену подлинных атрибутов демократии их имитацией, встречались с всесилием чиновника, который прикрываясь красивыми фразами, фактически игнорировал интересы людей.

Этим исподволь размывалось доверие к партии и действующей от ее имени власти. Сама идея социализма и построения коммунистического общества, которые в первые годы советской власти воспринималось подавляющим большинством народа как реализация мечты о всеобщей справедливости, оказались скомпрометированы в глазах широких масс. Это произошло как внутри страны, так и за ее пределами – реальный социализм оказался не столь привлекательным, как представлялось прежде. Искренне преданные коммунистической идее члены партии пытались сбросить с себя грязное белье сталинизма, но и здесь сила бюрократии оказалась почти непреодолимой. Можно назвать немало факторов, специфических внешних и внутренних обстоятельств, которые привели к смене политического строя и последующему распаду СССР, но по глубокому убеждению авторов бюрократизация была среди них одним из важнейших.

Нежелание замечать и признавать важность этих явлений многими теоретиками в значительной степени обусловлено догматическим пониманием материалистической диалектики и весьма упрощенной трактовкой учения Карла Маркса. В представлении многих из них Марксово признание определяющей роли экономических отношений в динамике исторического процесса, означало полное отрицание роли и влияния факторов социально-психологических. Очень характерным примером этого может быть диалог Виктора Сержа с Зиновьевым по прибытию его в Петроград в 1919 году. Это был период, когда практически все руководители большевиков все еще надеялись на близкую мировую революцию. Зиновьев поинтересовался революционной ситуацией в Европе. Но, когда только что прибывший оттуда Серж сказал, что во Франции совершенно определенно еще долго можно не ждать революционного подъема, «Зиновьев улыбнулся с видом благожелательного превосходства: «Видно, что Вы не марксист. История не может остановиться на полпути» [Серж, 2001], стр. 90]. Такое упрощенное понимание вскрытых Марксом закономерностей исторического развития стало «детской болезнью» многих марксистов (недаром сам Карл Маркс иногда полушутливо заявлял: «Нет-нет, я не марксист!». Оно сыграло крайне отрицательную, демобилизующую роль для многих членов КПСС, которые с искренней убежденностью говорили: «Колесо истории вертится, и наши мелкие шалости или недоработки его не остановят!»

Традиционным для догматических марксистов стало не только примитивное понимание «вращения колеса истории», но и пренебрежение социально-психологическими аспектами исторического процесса – это, по их мнению, совершенно не важно, с точки зрения «материалистического» взгляда на историческое развитие. Такая «идеализация материализма» дорого стоила рабочему классу и его партии в СССР.

Но ни руководство страны, ни рядовые ее граждане, за редчайшими исключениями, не отдавали себе отчета в том, что происходит эрозия строя, размывание и дискредитация социалистических идеалов в общественном сознании. И ключевую роль в этом процессе играет несоответствие между словом и делом, порожденное бюрократической имитацией полезной деятельности, бюрократической мистификацией сознания. Именно эта дискредитация подготовила развал СССР и вряд ли сегодня кто-нибудь может предсказать, сколько десятилетий потребуется на то, чтобы к большинству наших людей вернулось осознание того, что у капитализма по большому счету нет будущего, что его развитие и усовершенствование – это путь в социально-нравственный тупик², что будущее человечества за коммунизмом.

Небывалый взлет бюрократизации в Украине после развала СССР произошел в полном соответствии с подмеченной Марксом закономерностью – наибольшее влияние и реальную власть приобретает бюрократия в периоды, когда силы, борющиеся за власть, находятся в примерном равновесии. Ситуация усугубилась всеобщим кризисом доверия: даже внутри бюрократических структур никто никому не верил, только небольшие семейные и полукриминальные кланы доверяли друг другу. И если мы говорим, что всякая бюрократия есть механизм торможения развития, то украинская действовала в этом плане стократ сильнее.

Когда распался Союз ССР, некоторые представители украинской интеллигенции – экономисты и специалисты промышленности, которым смертельно надоело воевать с бюрократами из Госплана СССР и союзных министерств, терпеть бестолковую суету горбачевской перестройки – рассуждали: «Ну, ничего, 2 – 3 года нам, конечно, придется нелегко, т.к. разрыв установившихся экономических связей – это не шутка. Но Украина с ее огромным научно-техническим и промышленным потенциалом и опытом управления научно-техническим прогрессом оправится от этого удара раньше других, ведь нам уже никто не будет мешать!»

Но государство, реальную политику которого определяла именно такая, как сказано выше, – всесильная, но деморализованная, да еще и обладающая крайне низким уровнем инновационной культуры бюрократия – такое государство не смогло оправдать их надежд. Вместо опоры на имеющийся научно-технический потенциал, оно фактически взяло курс на его уничтожение: численность исследователей сократилась в 3,7 раза, высокотехнологические отрасли промышленности практически прекратили свое существование. Как ни парадоксально, но это происходило в период, когда цивилизованный мир все в большей степени видит главную надежду в научно-технологическом развитии, рассчитывает, что именно наука найдет выход из непрекращающихся кризисов.

Частые смены министров и правительств, постоянные реорганизации структур государственного управления породили у многих работников аппарата управленческих структур ощущение недолговечности и непрочности своего положения, а отсюда – своеобразная психология временщика, агрессивная поспешность в реализации своих личных интересов в ущерб интересам общества и государства.

Полумистическому обожествлению государства, отличающему образ мыслей классического бюрократа, в украинских условиях все более явственно приходит на смену практически полное пренебрежение интересами страны. Сохранив и даже развив характерное для мировой бюрократии стремление к сохранению контроля и влияния каждой ступеньки бюрократической иерархии на возможно более широкую сферу общественной жизни (и в то же время снять с себя всякую ответственность за принимаемые решения), украинские представители этого «сословия» увидели в нем могучий рычаг личного обогащения. В значительной степени именно с этим связано гипертрофирование в Украине разрешительно-запрети­тельных функций органов власти, характерное, в особенности, для регионального их уровня.

Если деятельность советской бюрократии привела к разочарованию в социалистических идеалах (точнее, видимо, все-таки – в разговорах на эту тему) на фоне, как бы то ни было, уверенно растущих экономики и благосостояния трудящихся, то бюрократия независимой Украины, допустив деградацию науки, утрату высокотехнологических отраслей экономики, резкое падение уровня жизни большинства населения, породила атмосферу всеобщего недоверия и неуверенности в будущем. Т.е. как и в прежние времена, бюрократия подрывает устои общественно-политического строя, которому служит.

Говорить о ликвидации бюрократии и порождаемых ею представлений сегодня было бы просто наивным. Организация жизни общества и управления государством на основе механизма политического представительства неизбежно ведет к появлению отчужденной от общества бюрократии, а, следовательно, порождает и присущее ей мышление и мировосприятие. Но существенно ослабить их влияние вполне реально.

Мы далеки от того восхищения идеальной бюрократической машиной управления, к которому пришел Макс Вебер: «…нет такой машинерии мира, которая работала бы так точно, как эта человеческая машина, и к тому же так дешево!»[Weber, 1924], но вдуматься в сформулированные им качества рационального бюрократа все же не вредно. Он считал, к примеру, что такой бюрократ должен обладать: личной свободой и подчиняться только общественному долгу, принадлежать к устойчивой служебной иерархии, иметь твердо определенную (и задокументированную) служебную компетенцию, работать по контракту, т.е. на основе свободного выбора, и в соответствии со своей специальной квалификацией, иметь постоянный денежный оклад, рассматривать свою службу как единственную или главную профессию, иметь возможность предвидеть свою карьеру, работать в полном «отрыве от средств управления» и без присвоения служебных мест, а также подчиняться строгой и единой служебной дисциплине.

Коренной проблемой совершенствования бюрократической системы М. Вебер считал исключение личностных и иррациональных моментов, не поддающихся учету и контролю, а также отделение должности от индивида, безличность управления. Многое из этого явно следовало бы учесть при совершенствовании государственного управления, формировании своеобразного «кодекса чести» современного работника этой сферы.

Но главное, что может в значительной степени ослабить эффекты бюрократизации, все же – расширение демократии, прозрачности в деятельности органов управления, привлечение широкой общественности к контролю их деятельности, а в конечном счете – широкое развитие самоуправления. Как показано в главе 2, это вполне соответствует выводам общей теории управления о необходимости по крайне мере двух каналов обратной связи для обеспечения эффективности управления.

Демократизация научной жизни исследовательских коллективов, настойчивое утверждение культуры научной дискуссии, целенаправленное формирование соответствующих норм научной этики – едва ли не единственный путь вытеснения бюрократического типа мышления и сформированных им стереотипов из науки. Этому должно способствовать, в частности, все более широкое внедрение конкурсных начал в финансирование научных работ, развитие методов объективного экспертного оценивания их уровня и значимости.

Как в науке, так и в сфере государственного управления нелишне включить и механизмы самоконтроля и самоанализа на уровне соответствующих действующих лиц, чему, хотелось бы надеяться, будет способствовать и данная работа. На пути к свободе, как говорили когда-то, надо, прежде всего, убить раба в самом себе. Думается, что самое время призвать всех, кого беспокоят проблемы, поднятые в данной книге: присмотритесь к самому себе и подавите в себе бюрократа, который незаметно проник в ваше сознание и исподволь начинает управлять вашими мыслями и действиями. Не поддавайтесь соблазну подходить к решению стоящих перед вами проблем формально.

Кардинальное же решение борьбы с бюрократизацией возможно только с устранением имущественного неравенства людей.